Владимир Свинцов - Жизнь собачья и кошачья. Повести и рассказы

— У Эрмутика мама — Эра. Папа — Мушкетон. Оттуда и его имя — Эрмут, Эрмутик. Берутся две буквы от имени мамы и две — от имени папы…

— Страсти какие. А если бы у людей так? Фросиных пацанов как бы звали? Отец — Степан. Фраст? Фрост? А на четвертом этаже мать Ольгой зовут, значит, Ольст? Город есть где-то такой, по телевизору про его все говорят…

— Ольстер, — смеется Нина Васильевна. Смех у нее звонкий, но не громкий. Сильно рот не разевает. Ладная бабенка.

Приглядывалась, приглядывалась тетя Даша, а потом решила:

— Какая бы вы с Иваном Ивановичем пара была. Загляденье просто.

— Нет-нет, замуж я не собираюсь, — ответила Нина Васильевна, но с ответом замедлила, да и потупилась. Значит, думы имела про это. Тут тетю Дашу не проведешь. Ну и, слава богу, обрадовалась она: пристроила мужчину хорошего, да и бабенка славная, не модница, хоть и одевается чисто, красиво.

Вот и стала тетя Даша осторожненько сближать их. Очень уж тут много такту нужно. Обжегшись раз, они недоверие к семейной жизни питают. Придумала: день рождения себе пораньше устрои-ла. Пригласила обоих. Пришли. Сидят, как деревянные. А тут еще кобель этот разгавкался на весь дом… Не все сразу, но лед тронулся. Здороваться стали, по имени-отчеству величать…

Полгода глаз с них не сводила тетя Даша, все ладно шло, ан вдруг приходит Иван Иванович, лица на нем нет и как колом по голове:

— Квартиру менять надумал в другой район. Завтра заявление несу… Ах, ты боже ж мой! Тетя Даша к Нине Васильевне, — и та смурная — в чем дело? Квартиру надумала менять в другой город. Вот как!

Про Ивана Ивановича тетя Даша не беспокоится, она его в два счета уговорит, а тут дело посерьезней. Бабенка скрытная. Что-то в себе держит. Что? Целый час сидела, хоть и на работу бежать надо, а выведала — в кобеле дело. Невзлюбил кобель мужика. И просвета не видно. Эх, бабы-бабы! Не с кобелем же ему жить. Ну что ж, что лает?! На то и глотка ему дана. На то он и собака. И что он понимает в людях? Ишь ты, недоброго человека в Иване Ивановиче признал. А на меня как лаял? Пока веником по морде не дала. Сразу хорошей стала.

Переживает Нина Васильевна — видно. Как же, не уживутся два ко… два мужика в одной квартире! И если одному втолковать можно, второму — никак. Не понимает слов.

Расстроилась тетя Даша, всплакнула от обиды и ушла на работу. Пускай, как хотят, если им собака дороже людей, дороже счастья совместного…

Так бы и не состоялось счастье двух одиноких — Нины Васильевны и Ивана Ивановича. Двух хороших, добрых, но боязливых людей, если бы не утюг.

ТАЙНА, О КОТОРОЙ ЗНАЕМ ТОЛЬКО МЫ С ВАМИ.

Начинался субботний день, и в это время все люди очень заняты своими делами. Иван Иванович решил выгладить брюки, проверить весь свой гардероб, выбросить лишнее, чтобы облегчить его для переезда на новую квартиру. Лишнее отдать тете Даше, что она, конечно же, пристроит в деревне своим внукам или кому там в качестве рабочей одежды. И когда Иван Иванович окончательно был готов к этой, надо сказать, немаловажной акции, вспомнил, что его утюг у тети Даши. Сначала он расстроился, потому как был в трико и майке, потом подумал, что всегда рад встрече с тетей Дашей и из-за этого стоит, пожалуй, одеться. И таилась надежда, вдруг пригласит она его к чаю, хоть этим чуть-чуть разгонит гнетущее ощущение безысходности.

Вышел он на лестничную площадку, хлопнул дверью и тут же вспомнил два обстоятельства, которые повергли его в уныние. Первое — тетя Даша, наверное, как обычно в субботу, уже уехала в деревню, и второе — он захлопнул дверь, а запасные ключи тоже, увы, у тети Даши.

Мимо, прервав мысли Ивана Ивановича, промчался голубой пудель, сверкнув на него злыми глазами, и гавкнув дважды в качестве аванса, скатился по лестнице, и слышно было, как хлопнула входная дверь. А это значило, что следом спускается Нина Васильевна. Деться было некуда, и Иван Иванович, склонив голову, поздоровался.

— Доброе утро, Нина Васильевна.

— Доброе утро, Иван Иванович, вы тоже гуляете? — спросила приветливо Нина Васильевна, и, подняв голову, Иван Иванович увидел утомление на ее лице.

— Вы себя плохо чувствуете? — забеспокоился он.

— Так, небольшое недомогание, — сказала Нина Васильевна и махнула рукой.

— Вам нужно к врачу, обязательно, — приложив руки к груди, горячо посоветовал Иван Иванович.

Тема была найдена, тема нескончаемая. Внизу хлопнула дверь. Потом вторая. «Тетя Даша!» — понял Иван Иванович, но не бро-сишь же Нину Васильевну, не побежишь сломя голову из-за ка-кого-то ключа или утюга.

Они поговорили немного о врачах, о болезнях, и Иван Ивано-вич удивился своей болтливости. Так, разговаривая, они спустились по лестнице и вышли во двор. Иван Иванович с ужасом ждал, что выскочит сейчас из-за угла голубая злоба, залает и придется уйти, прервать такую приятную беседу. Но повернули у конца забора, по тропочке пошли к магазину… Не было пуделя и у аптечного киоска. Иван Иванович, осмелев, поддержал Нину Васильевну, за локоть, она не отстранилась. Ах, какое это было бла-женство!

Когда они вновь подошли к дому, Нина Васильевна спохватилась:

— А где же Эрмутик? Как же это я про него забыла?!

— Да, как же это так… невероятно… — с сожалением в голосе проговорил Иван Иванович, но сожаление это было прямо противоположно чувству беспокойства хозяйки.

— Эрмутик! Эрмутик! — стала звать Нина Васильевна и по-настоящему заволновалась.

Эрмутик как сквозь землю провалился. Всю субботу убивалась Нина Васильевна. Вдвоем с Иваном Ивановичем искали они бедную собачку. Ходили в милицию, спрашивали у прохожих — тщетно. Дважды Нине Васильевне становилось плохо, и Иван Иванович отводил ее домой. Ночь, несмотря на протесты Нины Васильевны, он дежурил у ее постели.

В воскресенье они продолжили поиск. До обеда. Потом Нина Васильевна попросила Ивана Ивановича еще раз сходить в мили-цию, а через час — не ранее — зайти за ней.

Иван Иванович совершил преступление. Мурлыча под нос что-то развеселое, чего никогда не бывало с ним, он не пошел в ми-лицию (вдруг найдется голубой злыдень), а помчался в столовую, так как вторые сутки ничего не ел.

Когда он, отягченный кислыми столовскими щами и хлебными котлетами, поднимался мимо своей квартиры на третий этаж в самом благодушном настроении, его остановил запах. Это был божественный запах украинского борща. В далеком-далеком детстве покойная мама готовила такой борщ. Несмотря на полный желудок, Иван Иванович почувствовал мощные позывы к еде, а когда открыл дверь квартиры номер девять, в прямом смысле — обалдел. Нина Васильевна в полосатом халатике, в передничке с кружевами встречала его в коридоре, смущенно улыбаясь, а за ней, в комнате, виднелся попраздничному сервированный стол, и именно отсюда доносился божественный запах. Иван Иванович чуть не потерял голову, чуть не вскрикнул: «Слава богу, что Эрмутик не нашелся!», но вовремя проглотил эти слова вместе с подступив-шей слюной.

Ну, вот, наверное, и все об этой истории. Ах, да! Тетя Даша… Тетя Даша, конечно же, была рада счастью Ивана Ивановича и Нины Васильевны. Всплакнула на радостях. И еще раз всплакнула, вспомнив Эрмутика, так и не назвав правильно его имя, но воскликнула оптимистично:

— Может, еще найдется…

Лицо невесты вспыхнуло надеждой, но по лицу жениха прошла судорога, и он дернул головой, словно давил ему жесткий воротничок рубашки.

А тете Даше прибавилось забот. Теперь к сверткам и сверточ-кам, что возила она по субботам в деревню, прибавился еще один — с куриными косточками, которые ей набирали за неделю знакомые из заводской столовой.

ДЖОН ЭРХАРД КОПАНИ

(Собачья жизнь в годы перестройки)

«Джон Эрхард Копани» — так было написано в родословной щенка, когда Виктор Савченко купил его. Черный, с коричневыми подпалинами и такой мирный с виду, он ничуть не напоминал своих грозных родителей — бойцовых собак, может быть, когда-то в будущем… Но Виктор не загадывал так далеко. Его радовало настоящее. Перестройка, гроза и гибель многих предприятий, для небольшого кирпичного заводика, где Виктор работал сначала главным инженером, а после приватизации — директо-ром, обернулась в лучшую сторону. Спрос на кирпич возрос в десять, сто, тысячу раз. Завод заработал в три смены. Монтажники срочно устанавливали импортное оборудование, пролежавшее при старом директоре более десяти лет. Клиенты требовали качества продукции. Работа кипела, деньги капали, да что там — лились рекой.

Виктор купил шикарную трехкомнатную квартиру в центре города, импортную мебель, машину «Тойота-Корона» и вот этого щенка с длинным иностранным именем в родословной. Собака в данном случае являлась не данью моде, а суровой необходимостью. С появлением ценных вещей в квартирах, воры обнаглели, и их уже не держали ни импортные замки, ни стальные двери.