Зона поражения - Гарри Маккалион
Мои расспросы натолкнулись на стену молчания, а также, хотя я это понял не сразу, страха. Я не мог понять, почему местные жители в близлежащих общинах Баллисиллиан и Фортривер всякий раз, когда я пытался выяснить, кому принадлежат лошади, как будто воды в рот набирали. После нескольких недель бесплодных расспросов до меня дошло, что такое нежелание разговаривать могло быть вызвано только Ассоциацией обороны Ольстера.
Джеймс Бингхэм в этом районе владел зоомагазином. Я обратился к нему по поводу лошадей, и поначалу он отрицал, что знает об их хозяине. Это был высокий, широкоплечий мужчина с длинными вьющимися светло-русыми волосами. Несколько раз во время нашего разговора он старательно подчеркивал, что у него есть связи с местными политиками и что он, по его выражению, «убежденный лоялист». Я сообщил ему, что поскольку мне не удалось выяснить, кому принадлежат лошади, они будут конфискованы, удержаны в течение шести месяцев, а затем проданы с аукциона, если никто не заявит на них свои права. Он встал, подошел к тому месту, где я стоял, и навис надо мной.
— На вашем месте я бы этого не делал, — произнес он низким голосом.
Я улыбнулся.
— Это почему же, мистер Бингхэм?
— Потому что мне бы это не понравилось.
Несколько секунд мы смотрели друг на друга.
— Это угроза?
— Я не угрожаю людям. Вы знаете, кто я. Мне бы не понравилось, если бы эти лошади были конфискованы.
Я снял бронежилет, чтобы показать свои орденские планки.
— Видите это, мистер Бингхэм? Я получил эти награды, участвуя в войнах. Получил за убийство людей. Людей, которые могли бы сожрать вас на завтрак. И если такой зазнавшийся бандюган из Ольстерских добровольческих сил, как вы, думает, что он сможет меня напугать, то он ошибается.
Его лицо покраснело от гнева. Я надел фуражку и отправился к двери.
— Если эти лошади не будут убраны в течение двадцати четырех часов, я их конфискую.
На следующее утро лошадей уже не было.
Бингхэм начал наводить обо мне справки. Было ли это просто любопытство или он планировал против меня какие-то действия, я так и не узнал. Спустя две недели после нашей беседы три боевика ИРА напали на его дом, и Бингхэм был застрелен, когда попытался скрыться в комнате наверху. После его убийства были застрелены еще два невинных католика, причем один из них прямо на глазах у своей жены, когда они уходили с полуночной мессы. Напоследок стрелок сказал ей:
— Один из наших умер прошлой ночью, двое ваших умрут сегодня.
В последующие дни после убийств обстановка в районе была напряженной. Последствия беспорядков, вызванных англо-ирландским соглашением, убийства на религиозной почве и убийство Бингхэма сделали нашу работу в полиции практически невыполнимой. Суперинтендант участка на Теннант-стрит пригласил местных «гражданских лидеров» встретиться с ним за чашкой чая, чтобы обсудить ситуацию. Когда они вошли, я стоял за регистрационной стойкой. Среди них были гангстеры и рэкетиры из Ольстерских добровольческих сил и Ассоциации обороны Ольстера, одни из самых отвратительных человеческих отбросов в этих местах. Люди, которые разбогатели и проводили зимние каникулы за границей, оплаченные страданиями жителей Шэнкилла.
Не прошло и двух ночей, как меня попросили отвезти суперинтенданта домой. Я познакомился с ним совсем недавно, и мое каменное молчание в машине побудило его спросить, не случилось ли чего. Я никогда никого не спрашиваю, если могу быть откровенным, поэтому ответил:
— Все дело в той встрече, которая у вас состоялась на днях, сэр. Вы же знаете, что это за люди. Как вы можете сидеть и пить с ними чай?
Прежде чем ответить, суперинтендант на несколько секунд задумался, и когда он заговорил размеренным тоном, в его голосе чувствовалась ирония.
— Гарри, мы охраняем Шэнкилл только благодаря милости Ольстерских добровольческих сил. Каждый день мне приходится отправлять двух возрастных сотрудников на Шэнкилл-роуд, и каждый день добровольцы-протестанты могут подойти к ним сзади и выстрелить им в затылок. И прежде чем я пойду вслед за гробами своих людей, я буду сидеть и пить чай с самим дьяволом, даже если от этого у меня заболит живот.
Думаю, что именно тогда я впервые начал видеть реалии жизни в Ольстере. Чем дольше я служил на Теннант-стрит, тем очевиднее мне становилось, что некоторые взгляды, которые вызревали внутри меня со времен моей первой командировки сюда, были совершенно ошибочными. Черное и белое превратилось во всевозможные оттенки серого. Террористы, будь то католическая Ирландская Республиканская Армия или протестантские Ольстерские добровольческие силы, являлись органической частью своих общин. Это для нас они были «игроками», «целями», людьми, от которых общество нужно было избавить, но в своих районах они были молодыми Шонами, жившими по соседству, или большими Фрэнками, которые каждый вечер пили рядом с вами пиво. Общество могло не соглашаться с ними, но нападение на них было нападением на все стадо.
К этому времени я уже втянулся в рутину сменной и сверхурочной работы. Четырнадцатичасовой рабочий день был в порядке вещей. Фактически, мы никогда не были полностью свободны от службы, постоянно носили с собой револьверы «Ругер Магнум» .357-го калибра. Свой я всегда держал на расстоянии вытянутой руки.
Временная ИРА начала охоту на полицейских, не находящихся на службе. В 1986 году из состава Королевской полиции Ольстера было убито двенадцать человек, многие из которых оказались наиболее уязвимы, находясь у себя дома. Регулярные убийства полицейских вызывали у всех нас беспокойство. Атаки ИРА распространились и на район Ардойна, который в течение нескольких лет был вполне спокойным. Лишь когда нашим информатором — одним из первых наших «сверхстукачей» — стал член местной ячейки ИРА, благодаря его показаниям мы смогли скрутить большинство активных республиканцев в этом районе.
В Королевской полиции Ольстера попытались повторить успешный опыт итальянской полиции, использовавшей «сверхстукачей» в борьбе с мафией. Идея была проста: поймать террориста, которому грозит длительный тюремный срок,
