Агапея - Булат Арсал
— Это я рада слышать и от тебя, и от твоего Артура Шопенгауэра. Умный дядька был, оказывается… Нам теперь нельзя ни умирать, ни в плен попадать. На нас теперь наш ребёнок, его судьба и жизнь. Люблю тебя и молюсь. Слышишь? Молюсь за тебя и свечку буду каждый день ставить во здравие и в защиту тебя от бед и несчастий.
— А кого ты хочешь, милая? Вот мне бы, конечно, мальчишку хотелось бы… Хотя оно и девочка тоже в радость отцу будет…
— А я бы лучше уж девочку. И знаешь почему?
Пашка пожал плечами.
— Мальчики всегда к войне рождаются, а девчонки к миру…
— Пусть будет лучше к миру, — легко согласился Костин и крепко прижал к себе жену.
* * *
Вот так оно происходит в природе людей, когда вдруг каким-то чудеснейшим образом в лоне любимой женщины начинается новая жизнь, закладывается новая человеческая судьба. Страшно, что вокруг всё ещё бушует война, и хочется накрыть собой эту крохотную искорку мироздания, которая зародилась не столько вопреки, сколько благодаря творящемуся безумию и человекоубийству.
Их судьбы были постепенно, независимо от их желаний и целенаправленных устремлений, сведены и сплетены именно обстоятельствами войны, а не мирного существования. Вряд ли Павел мог планировать жизнь в Мариуполе, если бы не события Русской весны и его добровольный приезд в ополчение Донбасса. И что бы произошло с Агапеей, не случись на Украине майданного переворота и разделения народа на две непримиримые половины, готовые убивать друг друга за здорово живёшь?
Одни скажут, что это судьба, другие даже пофантазируют на предмет, что все браки заключаются на небесах и Всевышний свёл их своим перстом небесным в одну семью. Павел же, полулёжа на вещевых мешках и матрасах, уложенных по всему салону небольшого автобуса «Донбасс», думал больше о том, какая молодец его Агапея, и с ужасом вдруг представил себе, что не повстречал бы её никогда, если бы не попал на штурм Мариуполя в самом начале операции или бы просто упал с осколком в груди где-нибудь в поле. Нехорошие мысли, не к месту и не ко времени. Тут жена забеременела его первым ребёнком, а он всякую чушь в голову пихает. Нельзя теперь о плохом думать. Надо бы только хорошее планировать, светлое, счастливое.
Война, конечно, не совсем вовремя теперь получается, но разве её отменишь одним щелчком выключателя на стене? Да и уволиться с неё нельзя, как с надоевшей работы. Придётся всё вдвойне делать, как старик Шопенгауэр насоветовал: вдвойне себя в бою беречь, вдвойне о жене с ребёнком беспокоиться и защищать их вдвойне, вдвойне лучше воевать, чтобы удвоить шаг на пути к победе и постараться гораздо быстрее вернуться к своим родным и любимым живым и невредимым… Вернуться и вдвойне сильнее начать любить свою Агапею, чтобы потомство Пашкино на одном ребёнке не останавливалось, а всё продолжалось потом вдвойне: два пацана и две девки…
Последний кадр дорожного сна Павла был, скорее всего, именно таким, потому что, выйдя из автобуса, он набрал номер жены и как-то так просто и сразу спросил: «Дорогая, а там у тебя двойни не может быть случайно?»
* * *
Бои на Артёмовском направлении шли тяжёлые, и только благодаря героизму «вагнеров» к концу октября союзники смогли захватить цементный завод, а уже в самом начале ноября была успешно атакована мебельная фабрика Бахмута. Двенадцатого ноября российские войска заняли железнодорожную станцию в деревне Майорск на юго-востоке от города, а спустя сутки вся деревня перешла под контроль России. Начались бои в плотных застройках, сопровождавшиеся жуткими потерями с обеих сторон.
Уплотнилось и движение транспорта по рокаде и на дорогах, ведущих к передовой. Роту Рагнара сразу по приезде в их зону ответственности разбросали изначально на три точки, расселив, соответственно, в трёх населённых пунктах, стоящих на Артёмовском направлении.
Сам Рагнар с первым взводом, куда входила его личная гвардия, состоящая из сержанта Бологура, младшего сержанта Костина и рядовых Албанца, Мишина, Саенко, который всё ещё прихрамывал от ранения в правую ягодицу, устроился в Светлодарске.
Второй взвод со старшиной Петровичем и комвзвода с позывным Карлсон заселился в частные дома в посёлке Мироновский, отличавшемся своим тихим нравом, густо зазеленёнными улицами, двух–, трёхэтажной застройкой 50-х годов и богатым на рыбку небольшим водохранилищем под нужды собственной теплоэлектростанции.
Третий взвод, где командовал старший лейтенант Храпунов, в миру называемый Паромщиком, отправился стеречь подступы к Углегорской ТЭС со стороны посёлка Новолуганка, где ещё незадолго до начала спецоперации гремел до самой заграницы огромный животноводческий комплекс на тысячу голов элитного стада свиней.
Самое тяжёлое и весьма опасное место находилось на участке трассы Дебальцево — Артёмовск, в точке пересечения с дорогой между Светлодарском и Мироновским.
Ситуация в Бахмуте всё больше напоминала реальную мясорубку, в горловину которой беспрестанно заходили боевые ресурсы из орудий, боеприпасов, различной техники на гусеничном и колёсном ходу и, конечно же, солдат и офицеров в совершенно новенькой (только со склада) зимней форме и в касках образца 1943 года, издевательски называемых в войсках «румынскими кастрюлями». Было странно наблюдать за совершенно неподготовленной массой пока ещё бахвалившихся мобилизованных из российских глубинок, и рагнаровцы часто задавались риторическим вопросом: «Куда эта шобла поехала, когда там „музыканты“ свою „симфонию“ и без них хорошо исполняют?» Почти такой же риторикой был окрашен уже теперь другой вопрос, когда через блокпосты в обратную сторону в тот же день быстро пролетали «Уралы» и КамАЗы с надписью «Груз 200»: «Когда это укропы столько успели наших наколотить?»
Горизонт гремел и покрывался по ночам яркими всполохами и зарницами, а хвосты падающих в ночном небе звёзд часто можно было видеть рядом и даже спутать с невесть откуда запущенными и приземляющимися где-то далеко за Артёмовском-Бахмутом ракетами дальнего радиуса действия. Жуткая красота и жестокая реальность ада наяву, когда на расстоянии около пятнадцати километров осуществляется душегубство бойцами одной русскоговорящей армии солдат другой армии, матерящейся на таком же русском отборном и трёхэтажном наречии.
Горловина мясорубочного аппарата не успевала наполняться, а кто-то никак не желал останавливать жернова кровавой мельницы, заводя в сторону передовой линии фронта всё новые и новые колонны, не проскочившие за ночь, непростительно засвечивая автомобильные «хвосты» далеко за рассветом. Вот тут и наступал тот самый момент истины, когда «гостинцы» от противника могли наделать такого ада с пеклом,
