Радио в дни войны - Михайл Самойлович Глейзер
Лондонская печать отмечает это событие на видных местах, подчеркивая, что «радиопередача с фронта нашего союзника явилась триумфальной демонстрацией единства наступательного порыва Красной Армии с симпатиями английского народа к русской армии и к Советской России в целом»…
Александр вернулся из артполка в хорошем настроении. Ему уже успели сообщить, что передача-репортаж получила отклик не только у нас, но и за рубежом.
После разгрома гитлеровских войск под Москвой у журналистов, как и у москвичей, у всех советских людей, настроение было радостное, приподнятое. Оно омрачалось лишь тем, что в освобожденных нашими воинами городах и селах Подмосковья фашистское нашествие оставило страшные следы.
В те дни мне довелось вместе с Фетисовым и группой газетных корреспондентов побывать в Юхнове и Волоколамске, в некоторых районах Смоленской области… Мы всюду видели развалины, одиноко торчащие трубы сожженных изб, обгорелые кирпичи взорванных зданий и по обочинам дорог — трупы расстрелянных крестьян…
Где-то возле Юхнова наш шофер, бывалый парень и балагур, обернувшись к нам, сказал:
— Товарищи, бензин на исходе…
— Что же ты не позаботился, мужик вроде хозяйственный…
— Зачем же лишний груз брать — за счет фрицев заправимся…
Он махнул рукой в сторону перелеска, где, распластавшись на снегу, лежал подбитый «юнкере». В баке оказалось много бензина, и наш водитель быстро перекачал его в машину, прихватив еще запасную канистру.
Над дорогой, над полями быстро сгущались зимние сумерки. Вблизи передовой небо прорезали огненные шпалы — «катюши» накрывали и подгоняли отступающих гитлеровцев.
Александр вспомнил свою недавнюю поездку по Минскому шоссе, встречи с «орловцами» — солдатами части, которой командовал полковник Орлов.
— Великое дело — наступление, — сказал Фетисов. — «Орловцев» долго держали в резерве, в то время как другие части уже заняли Малоярославец, Калугу, Волоколамск… Люди истосковались по настоящему делу. Вы посмотрели бы, с какими восторженными лицами они ринулись вперед. Люди прошли первые сто километров по Минскому шоссе, и дальше их ничто и никто уже не остановит. У всех укрепилась вера в победу — а это самое главное…
24 мая 1942 года Саша Фетисов после короткого пребывания в Москве улетел в дальний партизанский край. Рано утром я проводил его на подмосковный аэродром, откуда в воздух поднялся боевой самолет и взял курс на запад. Это была наша последняя встреча. Александр погиб смертью героя. Он прожил короткую, но красивую и чистую жизнь, которую всегда освещала великая вера в торжество нашего дела.
Савва Морозов
Он был настоящий парень
Так назывался один из юношеских рассказов Евгения Барского. Так мне хочется озаглавить эти страницы, посвященные покойному другу…
Евгений Барский
…С пожелтевших листов фотобумаги смотрит на меня Женя Барский — такой, каким помню я его в жизни. Всюду он улыбается, всюду приветлив, хоть снимки и сделаны в разные годы, под разными широтами.
Вот Женя в перепачканной мазутом майке стоит на палубе танкера. На оборотной стороне карточки — стихотворная подпись:
«Туман дымит…
И шторм неистов…
И впереди спасенья нет…
…Как романтичны мотористы,
Которые вам шлют привет».
«Романтичный моторист», автор этих шуточных строк, — он сам, заведующий морским отделом газеты «Водный транспорт». Летом 1935 года, выполняя задание редакции на Каспии, Барский плавал на танкерах в составе машинных команд. Любая должность там была привычной ему, бывалому моряку.
На другой фотографии — он рядом с белой медведицей на фоне заснеженной бухты. Это снято в 1938-м, в Арктике, когда коммунист Барский был парторгом коллектива в молодом, тогда еще только строившемся порту Тикси близ устья Лены.
Третий снимок был проявлен, отпечатан и прислан в Москву из-под Киева в конце лета 1941 года, когда Жени уже не было в живых.
Уроженец Закавказья, он пятнадцати лет пошел землекопом на стройку ЗАГЭС. Земо-Авчальская гидростанция, одна из первых по ленинскому плану ГОЭЛРО, сооружалась неподалеку от его родного Тифлиса. Потом, попав в Москву, Женя был послан биржей труда на завод «Котлоаппарат» в слесарные ученики. Там он вступил в комсомол. Через несколько лет высококвалифицированный электрик Барский по партийной мобилизации был командирован в Черноморский торговый флот.
В редакцию «Рабочей газеты» — она помещалась тогда по соседству с Охотным рядом — Женя пришел со стихами и путевыми очерками о дальнем плавании. Стихи и очерки понравились. Но автор ни за что не соглашался, чтобы их печатали за подписью «рабкора-моряка».
— Значит, плохо написаны, — с усмешкой и легкой обидой говорил Барский новым своим редакционным знакомым. — Что ж, если плохо — забракуйте. А то вы вроде извинения просите у читателя: не судите, мол, строго: рабкор-моряк, что с такого взять…
И года не прошло, как новые редакционные знакомые стали закадычными друзьями Жени, а сам он — штатным сотрудником сначала «Рабочей газеты», а затем созданной на ее основе ежедневной отраслевой газеты «Водный транспорт».
Была славная пора пятилеток. «Рабочка» посылала выездные редакции в Донбасс и на Магнитострой, спецкоры «Водного транспорта» были непременными участниками первых экспедиций по Северному морскому пути.
К Барскому в редакцию часто приходили капитаны судов, работники портов, партийные и комсомольские активисты с Черного моря и Каспия, с Волги, из речных и морских бассейнов Сибири и Дальнего Востока. Для всех находился у него дельный совет: как лучше подать то или иное выступление в печати, как разумнее, правильнее поставить на страницах газеты тот или иной вопрос. Даже к самым мелким бытовым делам людей почти незнакомых он относился участливо.
В этой связи вспоминаю, как мы подружились.
И полгода не прошло после моего поступления в редакцию «Водного транспорта», как выпала мне командировка в Арктику. В то время в глазах двадцатилетнего юнца это выглядело сверхъестественным счастьем. Озабоченный сборами и предстоящим отъездом, я столкнулся в редакционном коридоре с рослым, плечистым парнем немного старше меня.
— К медведям собрались? — спросил он с улыбкой. — Что ж, завидую. Только имейте в виду, там холодновато… Как у вас насчет одежи-обужи, а?
Я развел руками — добыть теплое обмундирование летом 1933 года в Москве было делом мудреным.
— Шапку пыжиковую могу предложить, — радушно произнес Женя Барский, — феноменальной теплоты сооружение, доложу я вам. В такой хоть до полюса пёхом топать. — И, заметив мою стеснительность, добавил: — Э-э, чего там… Взаимопомощь — закон
