Радио в дни войны - Михайл Самойлович Глейзер
Передачи писем по радио служили также важной и благородной цели — помогали находить близких, друзей и знакомых, потерявшихся в дни войны. Мы помогали матерям находить детей, женам — мужей, сестрам — братьев. Такая кропотливая работа проводилась впервые в истории советского радиовещания. Она доставляла огромное удовлетворение работникам отдела. В архивах до сих пор хранятся письма благодарности от тех, кому радио помогло найти своих близких.
Огромные стеллажи с установленными на них картотеками заполняли один из больших залов Радиокомитета. Здесь находились карточки с нанесенными на них адресами авторов писем и шкафы, заполненные письмами. Л. Алексеева, В. Иванова и другие сотрудники вели обширную переписку, отвечая на запросы и сообщая адреса разыскиваемых. Благодаря строгому, четкому порядку мы имели возможность установить адрес автора письма буквально в считанные минуты. Это и позволило нашему отделу найти и соединить 30 216 семей. Каждая находка вызывала радость сотрудников отдела, являлась достойной наградой за кропотливый труд. Все работники вплоть до курьера, доставлявшего в течение дня тысячи писем, трудились по-фронтовому, а в 1941 году под бомбежками неделями не выходили из стен Радиокомитета, находясь на казарменном положении.
С волнением в нашем коллективе читались слова признательности: «Фронтовой привет работникам радиовещания! Дорогие друзья, в ходе войны вы неоднократно приходили нам на помощь. Только при вашей помощи я разыскал своего брата. Многие солдаты и офицеры части, где я — заместитель по политчасти, при вашей непосредственной помощи разыскали своих близких. Вы делаете этим самым великое, благородное дело. Фронтовики вам за это приносят большую благодарность… Майор Дубина Н. И.».
«Дорогие товарищи! Примите материнскую благодарность всем сотрудникам отдела «Письма на фронт». Только благодаря вам я нашла своего сыночка, о котором не знала год и пять месяцев. Вчера получила письмо от своего родного мальчика, в котором он сообщает, что защищал Сталинград, а сейчас находится в госпитале. Спасибо вам, дорогие товарищи… Это большое счастье, что сын теперь имеет возможность писать мне, а я ему. С уважением к вам Коробейникова».
Приведем еще одно письмо — от А. Голубева из Москвы:
«Война вызвала к жизни много новых форм общения людей, и одной из них являются письма по радио на фронт и с фронтов Отечественной войны. Мы привыкли их слушать и входить в судьбу незнакомых, но близких нам людей, защитников страны, их родных, друзей и знакомых».
В многогранной переписке по радио в далекое военное время ярко отразились неразрывное единство фронта и тыла, величайший патриотизм советского народа, превратившего под руководством партии страну в единый боевой лагерь. Пожелтевшие от времени строки писем — свидетельство мужества, героизма, величия и большой душевной красоты советских людей.
Алексей Сурков
В эфире — Красная площадь
Накануне отъезда на фронт, на второй или на третий день войны, я встретил на Пушкинской площади моего многолетнего коллегу по радиорепортажам поэта Виктора Гусева. Сообщив о своем назначении «заведующим литературой» в Радиокомитете, Гусев с ходу, не дав ни минуты на размышления, привел меня к микрофону и заставил читать опубликованные в «Правде» военные стихи — «Присягаем победой».
Это — мое второе выступление перед радиослушателями в годы Отечественной войны с немецко-фашистскими захватчиками. Первое было в воскресенье 22 июня, в ночном выпуске «Последних известий». Потом я уехал на Западный фронт, и, естественно, из лесов восточной Белоруссии и Смоленщины до микрофона было не дотянуться. До меня, правда, доходили сведения, что некоторые мои стихи и очерковая проза, написанные в первые месяцы войны, звучали в эфире. И вот подошла трудная осень и зима 1941/42 года. Фронт подкатился вплотную к Москве. В нескольких десятках километров от столицы гремела непрерывной канонадой огненная линия фронта. По нескольку раз в день объявлялись воздушные тревоги. Тысячи москвичей взбирались на крыши, спасая дома от зажигательных бомб. Над городом стоял гул залпов зенитной артиллерии, стальной скороговорки пулеметов. Ночное небо ощупывали ослепительно-белые лучи прожекторов. Время от времени грохотали разрывы бомб.
Но ни воздушные тревоги, ни пугающая близость фронта, ни разрывы фугасок ни на минуту не прерывали страстного радиоголоса Москвы, зовущего фронтовиков и тружеников тыла к подвигам во имя победы.
К тому времени вся, как мы говорили, «штатская» литература оказалась в чистопольской и алма-атинской эвакуации, и писатели были желанными гостями в радиостудиях дома на Малой Никитской. Иногда по нескольку раз в неделю выступали перед микрофоном спецкор «Правды» Владимир Ставский, время от времени появлявшийся в Москве Константин Симонов и я. Читали стихи, очерковую прозу, рассказывали о подвигах защитников столицы.
В первый день войны я написал два стихотворения — «Присягаем победой» и «Песня смелых». Не касаясь литературных достоинств своих творений, скажу, что каждой строкой я искренне пытался выразить сердечное волнение за судьбу Родины. Слова «Песни смелых» были положены на музыку композитором Виктором Белым. Впервые вокальное исполнение «Песни смелых» я услышал по радио, будучи на фронте в политотделе одной из дивизий. Я на всю жизнь запомнил встречу с девушкой-партизанкой, почти подростком, с которой меня свела военная судьба вскоре после победоносного завершения битвы под Москвой. Она рассказывала тогда:
— Идем мы лесом далеко друг от друга. Кругом стрельба… С непривычки страшно-страшно… Я иду и, чтобы себя подбодрить, шепчу одно и то же: «Смелого пуля боится, смелого штык не берет…» И знаете, помогло.
Очень взволновали меня ее слова. Я был и остаюсь бесконечно благодарен работникам Московского радио: они сумели донести строки моего стихотворения до самого сердца людей, для которых они были написаны.
В те дни довольно часто звучала по радио «Песня защитников Москвы», музыку написал Борис Мокроусов. Этой песне тоже дало широкую дорогу радио, хотя написана она была для кинофильма о разгроме немцев под Москвой. Но когда вышел фильм, песня уже «жила».
С первых дней войны мы почувствовали, что солдатское сердце ждет и ищет не только лозунга и пафосного призыва, но и теплого, лирического слова, чтобы разрядиться от перегрузки тем страшным, что обрушила на него война. По счастливой случайности, песня «Бьется в тесной печурке огонь» стала чуть ли не первой лирической песней, рожденной в пламени войны, принятой, как мне думается, и сердцем солдата и сердцами тех, кто ждал его с войны. Я не оговорился, сказав, что родилась она случайно. И даже не для печати. Это было шестнадцать «домашних» строк из письма жене. А написал я его в конце ноября, после тяжелого боя под Истрой, когда пришлось мне с гвардейским полком пробиваться из окружения.
