Поход на Москву - Коллектив авторов -- История
Почти два месяца, до самого Азова, несла четвертая рота караулы у гроба своего командира. Капитан Петр Иванов был убит в ночь с 30 на 31 октября, а похоронили мы его только в конце декабря 1919 года под прощальный салют четвертой роты.
Многие из его солдат остались в России, и я думаю, что перед ними, как и перед нами, всегда и всюду, пронизывая темную явь, проходят светлые видения нашей общей честной службы России. Проходит перед ними призрачный их командир, капитан Иванов, которому еще воплотиться снова на земле нашего общего отечества.
Атаки
После Харькова наступление разрасталось. Мой батальон шел на Сумы. Мы заняли станцию Смородино, село Тростинец. Там, на сахарном заводе, я соблазнился ночью горячей ванной. В это время красные как раз налетели на сторожевое охранение. Я выскочил из ванной комнаты в одной гимнастерке на голые плечи. Сторожевое охранение и резервная рота налет отбили.
С утра батальон двинулся левее железной дороги к Сумам. По рельсам наступал 2-й Дроздовский офицерский стрелковый полк, сформированный после Харькова. Его наступление задерживали красные бронепоезда, а мы до вечера натыкались на одни разъезды.
На ночлег я стал на холмах, над железной дорогой. В ясном вечернем воздухе хорошо был виден, верстах в трех от нас, наступающий 2-й полк, перед ним бронепоезд красных. Мы оказались у него в тылу. Подрывники взорвали полотно. Бронепоезд полным ходом стал отступать от нас, но он должен был остановиться у взорванной стрелки. Наша первая батарея открыла беглый огонь, а мы пошли на него в атаку. Под огнем красные выскакивали под откос; многих перебили, кое-кому удалось бежать.
Мы подошли к бронепоезду. Его стенки были нагреты выстрелами, над железными площадками волоклась гарь. Помятые фуражки с красными звездами, тряпье, патронные гильзы были разбросаны по железному полу. Желтый мертвец, перегнувшись надвое, закостенел у пушки. Патронами мы завалили наши патронные двуколки. Я распорядился снять с бронепоезда пулеметы и замки с пушек, а командиру 2-го полка послать донесение с просьбой вывезти взятый трофей. От 2-го полка подошли разъезды, и я ушел к себе на холмы.
На рассвете, проснувшись, я первым делом посмотрел в окно, откуда были видны рельсы и станция. Курился низкий пар. Опрокинутая броневая площадка, румяная от пара, торчала у рельс. А бронепоезд исчез! Как наваждение; был и нет. Я даже протер глаза.
Вскоре у нас стояло свирепое цуканье. Оказывается, разъезды 2-го полка отошли ночью со станции, а туда с погашенными огнями бесшумно подошел вспомогательный поезд красных. Кое-как они починили стрелку, вывели бронепоезд, а нам на разбитой броневой площадке оставили на память размашистую надпись мелом:
«Москва Воронеж чорт догонишь».
Только вместо «чорт» словечко было покороче и покрепче.
Так мы прозевали целый бронепоезд. Зато на наши сторожевые охранения, занявшие оба моста перед Сумами, наехал в ту ночь чуть ли не со всем штабом командир батальона красных курсантов.
Он со звоном катил на тройке. Наш часовой окликнул:
— Стоп! Кто идет?
«Комбат», не вовсе трезвый, ответил бранью. На мост высыпал караул, тройку окружили. «Комбат», как и я на рассвете, долго протирал глаза; никак не верил, что на мосту белые. Там должны были стоять сумские красные курсанты.
Утром красные курсанты довольно слабо отбивали нашу атаку. Мы обошли Сумы на подводах, ударили с подвод на подходивший красный полк, и Сумы были взяты. Батальон переночевал в городе. Туда стянулся 2-й полк.
Мой батальон снова перешел в наступление. Мы заняли станцию Ворожба, село Искровщина. У села Терны 6 сентября красные прорвали фронт левее нас. Наш отряд с кавалерией остановил прорыв. В отряде был первый батальон, дивизион 2-го гусарского Изюмского полка, взвод 1-й батареи под командой капитана Гулевича{216} и одна гаубица. Ударом в тыл мы захватили село, обоз, пленных и под Чемодановской уничтожили отряд красной конницы. Я получил приказ наступать на Севск.
С мая, когда мы поднялись на Бахмут, в то жаркое лето, в облаках пыли, иногда в пожарах, в облаках взрывов, засыпаемые сухой землей, теряя счет дням и ночам, мы вели как бы одну неотступную атаку. Иногда мы шатались от ударов в самую грудь, но, передохнувши, снова шли вперед, как одержимые. Мы и были одержимые Россией.
В Теткине сосредоточился весь батальон. На восемь утра я назначил наступление. В шесть утра под селом Я сгребенным на нас налетела красная конница. Мы смели ее пулеметным и пушечным огнем. Лавы умчались назад. Случайным единственным снарядом красных у нас по второй роте было выбито тридцать два человека: снаряд разорвался вдоль канавы, где была рота. Переправу у Теткина мы взяли артиллерийским огнем 1-й и 7-й батарей; последняя с ее пятью гаубицами: одна 48-мм Шнейдера и четыре 45-мм английских.
За конницей мы погнались на Севск. Приходили в деревни, ночевали и дальше. Красные всюду перед нами снимались. Для них пробил час отступления. Только под самым Севском упорство. Первый батальон выдержал там атаки в лоб, слева, справа и ворвался в темноте в город. На улице конной атакой мы захватили вереницу подвод, все местное большевистское казначейство.
В Севск мы вошли 17 сентября, в день Веры, Надежды и Любви. Таинственным показался нам этот старый город. Был слышен сквозь перекаты стрельбы длительный бой обительских часов. Древние монастыри. Кремль. Каменные кресты в дикой траве встречались нам и по лесным дорогам, под Севском, где начинаются славные преданиями Брянские леса. Уже попадался низкорослый, светлоглазый народ куряне. Пошли курские места. Запахло Москвой.
На улице, когда мы прошли атакой весь город, я с командиром роты, выставлявшей сторожевое охранение, рассматривал карту. Карманный электрический фонарик перегорел. Я послал ординарца в ближайший дом за огнем. Он принес свечу. Была такая бестрепетная ночь,
