«Будем надеяться на всё лучшее…». Из эпистолярного наследия Д. С. Лихачева, 1938–1999 - Дмитрий Сергеевич Лихачев
Будьте здоровы и не скучайте. Мои все Вам кланяются (З[инаида] А[лександровна], Мила, Вера и Сережа[1468] (Юра в командировке[1469])) и просят не грустить.
Всегда Ваш Д. Лихачев 17.IX.62
ОР РГБ. Ф. 645. Карт. 37. Ед. хр. 14. Л. 12. Автограф. На почтовой карточке.
Опубл.: Текст и традиция: альманах. Вып. 11. С. 335–337.
6. 23 июля 1966 г.
23. VII. Дорогая Ирина Николаевна! Я был дня 4 в Архангельске и в его окрестностях, а затем пять неполных дней на Соловках[1470]. До чего они разрушились, запустели, обезлюдели! Если в конце [19]20-х — [19]30-х гг. старина сохраняла (даже после грандиозного пожара) следы ухоженности. Сейчас все перестроено, обрушилось, опустело (буквально: морское командование приказало «очистить помещения», и сожгли не только рукописи, иконы, иконостасы, но и старую мебель). Но пока еще острова не опошлены. Правда, уже появились какие-то девицы с их кавалерами, которые в самом монастыре, раздевшись до нижнего белья, играют в мяч («кикают»), но еще нет, слава Богу, ресторанов и баров, а помещения для туристов сохраняют следы глазков и форточек для подачи пищи в дверях, есть кое-где и скромные решетки на окнах. На Анзере развалины побелены, чтобы скрыть на стенах лагерные надписи. А дороги заросли, некоторые покрыты лесом по фундаментам. Приезжающая туристическая публика имеет смутное представление о том, что здесь было «до…» и «после». И все-таки я рад, что побывал. Я сделал множество снимков (диапозитивов и обычных фотографий).
После Соловков ездил в Москву по славистическим делам[1471]. Жарища была ужасающая. И хотя я приехал позавчера, но еще чувствую усталость.
В понедельник выяснится — хорошо ли вышли снимки и фотографии. Очень хочется, чтобы хорошо. Я хотел бы все показать и рассказать Вам, когда Вы будете в Ленинграде. Теперь на Соловки можно съездить зимой (самолетом). Мы с Верой собираемся туда в феврале — марте. Сделаем зимние снимки. Пока еще есть что снимать.
В Архангельске на конференции я делал о Соловках доклад. Все поняли, что я там был. Надо будет его где-нибудь напечатать.
Существующие проекты реставрации неграмотны. Архангельские реставраторы не понимают основного, а одна реставраторша приказала «почистить» стены — освободить их от необычайно красивых лишайников. Хорошо, что какие-то туристы запротестовали, и «реставраторша» не успела довести свои «работы» до конца.
Шлем Вам всем семейством самые теплые пожелания здоровья и хорошего отдыха. Следующее письмо напишем в Гурзуф. Спасибо Вам за очень интересное письмо.
Ваши Д. Лихачев и Лихачевы (Сережа приедет во вторник — он в Эстонии).
ОР РГБ. Ф. 645. Карт. 37. Ед. хр. 14. Л. 18 и об. Автограф. Датировано по содержанию. С приложением фотооткрытки с видом восточной стены монастыря на Соловецких островах (фото Д. Смирнова), изданной в 1966 г. Творческим фотообъединением «Орбита» Союза журналистов СССР (Москва) (Л. 22).
Опубл.: Текст и традиция: альманах. Вып. 11. С. 343–344.
7. Сентябрь 1966 г.
Дорогая Ирина Николаевна!
Пишу Вам на машинке, так как что-то очень испортился почерк. Через два часа еду в Москву, а оттуда дня на три-четыре в Берлин на очередное текстологическое совещание[1472].
В Оксфорд[1473] меня не пустили: меня, Алпатова[1474] и еще нескольких человек, которых не любят Банк[1475] и Лазарев[1476].
У нас все относительно благополучно. Но нет домработницы, и очень тяжело Зинаиде Александровне и Вере[1477]. Ведь двое детей[1478], и всех надо накормить.
Мне, конечно, было очень неприятно то, что я не поехал: готовился, написал и отослал доклад[1479], прививал оспу и все такое. Унизительно!
В Ленинграде сентябрь очень холодный. Даже в осеннем пальто холодно. Держитесь Крыма. Как Вы там? Не много ли работаете?
Недавно два дня читал воспоминания Н. П. Анциферова (он, оказывается, тоже крымчанин — его отец был директором Никитского сада). Воспоминания его поразительны. Я с особым интересом читал еще и потому, что много знакомых. Есть и одна многозначительная заметка о Ник[олае] Васильевиче[1480]. Написаны воспоминания блестяще. К рукописи никого не подпускают. Я просил разрешения. Запрашивали Москву. Называются они «Мои университеты»; перепечатаны на машинке три папки (листов 40–50). Очень рад, что они есть. Посвящены они внукам — от Светика[1481] и от Тани[1482], с которой он говорил недели за две до смерти по телефону. Воспоминания закончены. Доведены до пятидесятых годов[1483].
Надо собираться.
Берегите себя. Ваш Д. Лихачев
ОР РГБ. Ф. 645. Карт. 37. Ед. хр. 14. Л. 19. Авторизованная машинопись. Датировано по содержанию. С припиской З. А. Лихачевой: «Дорогая Ирина Николаевна, очень часто думаю о Вас. Как Вы живете, а главное, как себя чувствуете? Как Ваше здоровье? У нас была домработница, которая гуляла с Верочкой и покупала продукты, мыла посуду. Ушла 1 сентября, так как у ее дочери ожидается рождение ребенка. Дали мы уже два объявления, но было только одно предложение. Пришла девочка — 17 лет, которая учится в техникуме и могла бы временно у нас работать. Сейчас мы одни, а Вере [В. Д. Лихачевой. — Публ.] нужно подготовиться к спецкурсу. Хорошо, что девочка [З. Ю. Курбатова. — Публ.] у нее спокойная и мало доставляет хлопот, — относительно, конечно. Восьмимесячный ребенок очень хороший, толстенький и почти не кричит; просто удивительная девочка. Верочка [В. С. Зилитинкевич. — Публ.] пошла в школу. Учится охотно и уже получает пятерки и даже „звездочку“ одну на весь класс по письменному русскому. Я часто вспоминаю прошлогоднюю поездку в Крым. Как было хорошо. У нас наступила осень, холодно. Всего Вам хорошего. Целую Вас З. Лихачева».
Опубл.: Текст и традиция: альманах. Вып. 11. С. 344–347.
8. 7 сентября 1969 г.
7. IX.69
Дорогая Ирина Николаевна,
сообщаю Вам адрес Софии Михайловны Берковой: Ленинград, В–178, В[асильевский] О[стров], 13 линия, […]. Напишите ей, пожалуйста. Она очень нуждается в сочувствии[1484].
Вера с Юрой уехали на две недели в Болгарию. Зиночка у нас, ходит приходящая нянька.
В среду я читаю доклад о будущем литературы. Статья на эту тему принята в «Новом мире»[1485]. Сама тема интереснее статьи. Но по теме поднимется разговор.
Навестил Д. Е. Максимова. Лежит. Иногда встает, но ему очень больно. Писать он не может (пальцы не сгибаются). Жаль, что не сможет написать книгу о Блоке, к которой готовился всю жизнь[1486]. Это урок всем нам: надо спешить и не надеяться на долголетие.
В результате у меня явно начинают сказываться признаки
