Евгений Ножин - Правда о Порт-Артуре. Часть II

Капитанъ Головань.

7 час. утра.

Ночью изрѣдка обстрѣливали 11-дюймовыми фортъ 3. Японцы ведутъ вездѣ послѣднія параллели.

Съ форта 3 были спущены 4 шаровыя мины, три приняли нежелательное направленіе.

Капитанъ Головань.

9 час 20 мин. утра.

Съ утра сомредоточенный огонь. Обстрѣливаютъ Заредутную, Курганную и укрѣпленіе 2.

Одинъ изъ 11" снарядовъ попалъ на Курганную. Произошелъ взрывъ.

Капитанъ Головань.

4 часа 20 мин. дня.

На Дагушанѣ прибавилось 6-ое орудіе.

По городу вечеромъ стрѣляла новая батарея. Замѣчено, что на смѣну въ окопы шелъ морской офицеръ и 15 матросовъ.

Лейтенантъ Ромашевъ. Большая гора.

11 час. вечера.

Телефонограммы.

10 октября.

Кoniu.

Ночь на передовыхъ позиціяхъ прошла покойно.

Капитанъ Романовскій.

9 час. 45 мин. утра.

Отдѣльныя групны бродили по деревнямъ въ равнинѣ между Угловой и полуостровомъ.

Днемъ японцы разбирали русскій домикъ близъ деревни Даянтоуа и таскали доски.

Днемъ японцы рѣдкимъ ружейнымъ огнемъ обстрѣливали позиціи Соловьева и конные посты.

Капитанъ Романовскій.

6 час. 40 мин. вечера.

10 сентября.

"…До сихъ поръ японцы ничего не предпринимаютъ, дабы цѣликомъ завладѣть открытымъ капониромъ № 3, и положеніе тамъ самое оригинальное. Мы устроили окопъ, образовавши такимъ образомъ ретраншаментъ, и, помимо него, занимаемъ два отростка окоповъ. Въ концахъ отростковъ стоятъ наши часовые, не болѣе 15 шаговъ впереди у нашихъ обгорѣвшихъ блиндажей. За траверзами изъ мѣшковъ стоятъ японцы; изрѣдка наши бросаютъ къ японцамъ ручныя гранатки, но тѣ пока не отвѣчаютъ; иногда переговариваются, при чемъ японцы ругаются. Положеніе наше тѣмъ болѣе странное, что нашъ ретраншаментъ по эту сторону вершины обстрѣла впередъ не имѣетъ.

При той близости, въ какой находятся теперь наши и японскіе окопы, неизбѣжна постоянная частая ружейная стрѣльба, при чемъ каждый старается высмотрѣть противника и пустить въ него пулю.

Наши солдатики прибѣгаютъ къ такому пріему: одинъ прикрѣпляетъ къ себѣ на спину колъ съ папахой на немъ и наброшенной шинелью и на четверенькахъ пробирается по траншеѣ,— японцы немедленно открываютъ огонь по движущемуся, обнаруживаютъ себя и даютъ возможность нашимъ воспользоваться этимъ и пристрѣлить одного-другого изъ непріятельскихъ стрѣлковъ.

Вообще духъ гарнизона не падаетъ; вѣдь русскому человѣку надо очутиться ужъ въ слишкомъ тѣсныхъ тискахъ, чтобы наконецъ начать энергично изъ нихъ выбиваться, а до этого онъ пальцемъ не шевельнетъ, чтобы отъ нихъ освободиться. Такъ и теперь — плохо приходится, мы не унываемъ, а наоборотъ, будто начинаемъ оживляться. А между тѣмъ тягость осады все замѣтнѣе: наступаютъ холода, по ночамъ бываютъ уже чуть ли не заморозки, въ легкихъ блиндажахъ становится неуютно, а въ окопахъ и совсѣмъ-таки неважно; опасность отъ непріятельскихъ снарядовъ и пуль все больше; пища все скуднѣе… а наши солдатики какъ будто и не замѣчаютъ, а наоборотъ, стали какъ будто веселѣе и оживленнѣе…

Курица стоитъ 13 р., гусь 20 руб., яйцо 1 р. шт., фунтъ муки 1 р.; фунтъ конины 50 коп."…………

Сегодня покойный Сергѣй Александровичъ мягче относится къ нашимъ солдатикамъ.

Болитъ его инженерское сердце, что работы подвигаются медленно.

Оно вполнѣ понятно.

Ему во что бы то ни стало хочется помѣшать работамъ противника, не дать ему возможности охватить траншеями форты.

Но работа ему въ утѣшеніе стала подвигаться быстрѣй.

Всякое проявленіе дѣятельности, сообразительности, удали — приводитъ его въ восхищеніе.

Будучи по природѣ человѣкомъ крайне дѣятельнымъ и энергичнымъ, онъ не выноситъ инертности и медлительности.

Тиски сильно прижали обороняющихся — работа по всему с.-в. фронту закипѣла.

На форту II-омъ настроеніе защитниковъ крайне угнетенное. Боятся взрыва.

Но дѣло нашихъ минныхъ работъ въ надежныхъ рукахъ Рашевскаго.

Телефонограммы.

11 октября.

Копіи.

На восточномъ фроытѣ безъ перемѣнъ. Огонь по городу. Къ окопамъ впереди форта 3 подошли на 40 шаговъ.

Капитанъ Головань.

7 час. утра.

Взрывы нашихъ блиндажей.

Японцы подвигаются очень близко окопами. Продолжаютъ вѣнчать свой фронтальный окопъ.

Не взирая на непрерывную стрѣльбу съ укрѣпленія № 3, противъ него заложили еще новую параллель.

Капитанъ Головань.

3 часа дня.

Въ полдень всѣ орудія въ квадратѣ 472 П открыли залповый огонь по городу, гавани, 3 форту, 3 укрѣпленію и Курганной.

Замѣчалось у дер. Палиджуанъ 500 японцевъ безъ винтовокъ — работали. Тащили 25 пулеметовъ.

Лейтенантъ Ромашевъ.

1 часъ 10 мин. дня.

Телефонограммы.

11 октября.

Копіи.

На западномъ фронтѣ безъ перемѣнъ.

Капитанъ Романовскій.

10 час. утра.

На Ляотѣшанскомъ участкѣ все спокойно.

По скату Сигнальной горки прокладывается телефонный кабель.

Подполковникъ Козляковскій.

12 час. дня.

Въ деревнѣ лѣвѣе Сиротки стояла колонна; фортъ 4 разогналъ.

Полковникъ Ирманъ.

2 часа 20 мин. дня.

На западномъ фронтѣ безъ перемѣнъ. Рѣдкій ружейный огонь по нашимъ окопамъ.

Капитанъ Романовскій.

6 час. 30 мин. вечера.

11 октября.

"…Вчера утромъ въ нашей лѣвой галлереѣ передъ фортомъ No II услышали звукъ работъ непріятеля, на этотъ разъ уже болѣе опредѣленный, чѣмъ наканунѣ; судя по силѣ звука, непріятель не ближе 10–12 саженей и идетъ впередъ, однако звуки очень неясные, судить по нимъ опредѣленно — трудно.

Сегодня звуки много явственнѣе, но они тотчасъ же замолкаютъ, какъ только мы пріостанавливаемъ свою работу…

Видимо, бросаются мелинитовые патроны, осколкомъ одного изъ которыхъ вчера раненъ во рву саперный офицеръ прапорщикъ Ростовцевъ…"

CXXXVII

Городъ сегодня неистово бомбардируется.

Обстрѣливаютъ его залпами и обстрѣливаютъ немилосердно.

Ожесточились японцы.

Особенно много рвется снарядовъ на улицахъ, прилегающихъ къ порту.

Зашелъ въ госпиталь, гдѣ лежитъ Де-Лакуръ.

Снаряды все время съ воемъ и свистомъ летятъ черезъ домъ, рвутся на улицѣ, въ порту, близко, совсѣмъ, совсѣмъ близко.

Тяжелое положеніе раненыхъ!

Ежеминутно, ежесекундно снарядъ можетъ ворваться въ палату. Стараешься объ этомъ не думать.

Но раненые, видимо, мало обращаютъ вниманія на эту страшную опасность.

Положеніе безысходное.

Къ чему, къ чему только человѣкъ не привыкаетъ?

Раненые преспокойно смотрятъ въ окно, какъ въ порту, на улицѣ непрерывно рвутся снаряды, вздымая къ небу огромные фонтаны песку.

Сестра милосердія m-me Налетова безшумно переходитъ отъ постели къ постели: оправляетъ бѣлье, утѣшаетъ, даетъ лѣкарство…

А снаряды все поютъ и воютъ, настойчиво, томительно. Домъ то и дѣло вздрагиваетъ отъ взрывовъ.

На мой вопросъ: не безпокоятъ ли Де-Лакура этотъ вой, эти грохочущіе взрывы (домъ, въ которомъ ему оторвало ногу, рядомъ)?-

— Положительно не обращаю на это никакого вниманія. Совершенно покоенъ. Что будетъ, то будетъ. Стараюсь забыть, развлечься. Все равно ничѣмъ не поможешь. Суждено — убьетъ и не меня одного, а вотъ всѣхъ.

Послѣ того, какъ со мной приключилось "это" (съ грустнымъ взглядомъ показалъ на обрубленныя ноги), я совершенно не реагирую на опасность. Что будетъ, то будетъ.

Въ это время затрещалъ въ сосѣдней налатѣ отвратительный граммофонъ.

— А, вотъ, вотъ она, моя мука египетская! Но, ничего, вѣдь ими забавляются раненые матросики. Да вотъ и японецъ любитъ послушать. — Въ этой фразѣ сказался весь Де-Лакуръ.

Рядомъ лежалъ изуродованный японецъ. Недавнихъ враговъ помирили общія физическія страданія. Японецъ ни слова не говорилъ по-русски, но началъ уже понемногу понимать русскую рѣчь.

Задумчиво, грустно смотрѣлъ онъ на всѣхъ. У него тоже уже не было ногъ.

-

Осаждающій не довольствовался теперь одной дневной бомбардировкой.

Отъ вечерней до утренней зари, съ перерывомъ въ полдень и сумерками, городъ и внутренніи рейдъ методично бомбардировались одиннадцатидюймовыми снарядами.