Газета День Литературы - Газета День Литературы # 180 (2011 8)
Я понимаю и разделяю мысль Евдокии Марченко, когда она пишет:
Челны России готовы пристать к берегу,
Если будет найдено Знамя.
...................
Принимайте, разгружайте челны
В своём городе Солнца.
Утопично? Очень отвлечённо? Но мы ведь мечтаем о возрождении России. Только будет ли она когда городом Солнца? И какая Россия вообще будет?
Стихи Евдокии Марченко вызывают вопросы, заставляют думать. При всей их сложности, неоднозначности, некоторой перегруженности терминами чувствуется, что автор стремится передать нам свою веру в Россию, в её высокую миссию.
Свою любовь к ней.
Г. Иванов
Николай ПЕРЕЯСЛОВ ПРАВО НА ДЕРЗОСТЬ
Размышления над неконсервативным литературным журналом "Вольный лист" (Омск, 2011, выпуск 6)
"Вольный лист" – название символически очень прозрачное, в нём отчётливо прочитывается стремление к той свободе от всех видов цензуры, о которой ещё с пушкинской поры мечтали российские мастера слова. Вольный лист – это символ самой литературы, представляющей собой один из способов человека реализовать своё право на свободу творчества, возможность выразить душу максимально близкими ему способами и средствами.
Принцип свободы творчества предлагает исходить из того, что наличие любых запретов на темы или изобразительные средства, с одной стороны, ограничивает возможности самовыражения автора, а с другой – лишает общество подлинно художественных произведений, не созданных из-за действия всевозможных табу. Поэтому, с точки зрения сторонников принципа свободы творчества, возможность творчества без ограничений намного более ценна, чем политические или моральные принципы, для соблюдения которых свободу творчества приходится ограничивать.
Из-за этого принцип свободы творчества находится в достаточно сложных и неоднозначных отношениях с общественной моралью, религией и государственной политикой, довольно часто порождая конфликты между свободными художниками и государством или – между независимыми творцами и представителями официального искусства.
Вот и в отношении выходящего в Омске неконсервативного литературного журнала "Вольный лист" мне было сказано некоторыми из моих коллег по Союзу писателей России, что это – "сплошная мерзость, которую не стоит даже брать в руки", так как в ней, дескать, полно матерщины и бездарности. Но то ли в моей памяти прозвучало эхо "Вольности" Пушкина и Радищева, то ли сработала давняя привязанность к российской провинции, которую я, будучи секретарём Правления Союза писателей России, уже лет пятнадцать как опекаю, обозревая выходящие там издания и книги, – но я всё-таки перешагнул через заботливое предупреждение моих товарищей и взял в руки присланный из далёкой Сибири шестой выпуск столь подозрительного журнала. И не отложил его, пока не дочитал до конца…
Литература – это не просто стремление высказать свои идеи и мнения, вложив их в уста вымышленных героев или выстроив в стройные строчки рифмованных стихов. Литература – это ещё и извечная попытка разорвать путы существующих культурных, идеологических и художественно-стилевых канонов, связывающих вольный дух творца, это неудержимое желание быть непохожим на других, сказать своё личное слово в искусстве, обрести собственный творческий голос, найти своё место, независимый путь и стиль в текущем литературном процессе. Это нескончаемый поиск новизны исследуемых тем и выразительных средств, и потому мне откровенно скучно читать те литературные издания, где этот поиск давно прекратился, где всё стало заранее предсказуемым и навевает только тоску и скуку. Я прекрасно понимаю, что стремление к постоянному реформированию чего бы то ни было, включая литературу, таит в себе очень много опасностей и, тем не менее, я всё равно не перестал любить творческую дерзость и порыв к новизне, вновь и вновь ожидая встретить под обложкой каждого незнакомого мне издания кипение живой литературной жизни.
Именно это и ожидало меня в шестом выпуске неконсервативного омского журнала "Вольный лист", главной отличительной чертой которого от столичных журналов-"толстяков" является молодая творческая дерзость и стремление к поиску своего собственного пути в искусстве. Признаюсь, я с опаской начинал читать каждого нового автора, ожидая наткнуться на предсказанную моими коллегами ненормативную лексику, но, к своему удовлетворению, не обнаружил в журнале ни одного матерного слова. Не скажу, чтобы я был таким уж нравственным пуританином – в молодые годы мне довелось поработать и шахтёром в Донбассе, и геологом в Забайкалье, так что я слышал такие слова и выражения, каких не найдёшь ни в одном словаре ненормативной лексики, – но наряду с этим я помнил ещё и святоотеческое предание о том, что от каждого произносимого нами вслух или мысленно матерного слова Матерь Божия на небесах до крови кусает Свои святые уста, а мы ведь знаем, что Россия – это дом Пресвятой Богородицы, ну так как же мы можем рассчитывать на Её помощь, если сами своими матами вбиваем клин между нами и нашей небесной Заступницей?.. Хотя в литературе и не должно существовать ни запретных тем, ни запретных слов, к использованию инвективной лексики всё равно нужно подходить крайне осторожно, употребляя её только там, где она в высшей степени художественно оправдана, а не является средством нарочитой бравады и эпатажа.
И, если употребление матерщины ещё допустимо для литературных персонажей с низким уровнем культуры (к примеру, в устах персонажей криминального плана маты звучат хотя и грубо, но, по крайней, художественно мотивировано и естественно), то сам автор должен уметь выражать свои мысли, идеи и чувства общепринятыми в обществе выражениями, не оскорбляя внутреннего слуха своего читателя.
К счастью, "Вольный лист" № 6 оказался свободен от матерщины, да и вообще, как мне показалось, мои омские друзья абсолютно напрасно оттолкнули от писательской организации это весьма небезынтересное издание, объединяющее вокруг себя отнюдь никаких не бездарей, а, пускай и не похожих творческим выражением лица на Четверикову, Ерофееву-Тверскую, Трегубова, Балачана и других членов Омского отделения СП России авторов, но всё же откровенно талантливых и дерзких поэтов и прозаиков, полных бьющего через край творческого горения, к сожалению, уже давным-давно утраченного некоторыми (если не сказать: многими) из моих коллег по Союзу писателей России.
Согласен, ещё не всё в произведениях авторов "Вольного листа" как следует отточено и отшлифовано, но атмосфера творческого поиска здесь более чем налицо, и назвать бездарными такие строчки, какие встречаются в стихах Дарьи Решетниковой – "и ретро запульсирует, искрясь, шипеньем антикварным и домашним; поговорим с тобой о дне вчерашнем, что плохо ловит сотовая связь", или такие образы, как в ритмической прозе Ольги Клим – "дух сигаретного дыма завязан галстуком", у меня лично не поворачивается язык. Скорее, тут впору говорить о некоем переизбытке неупорядоченной творческой энергии, близком по духу поэзии Маяковского и Бурлюка времён их учёбы в Школе живописи, ваяния и зодчества, что просто само бросается в глаза при чтении стихов Ивана Тарана (он же – главный редактор журнала "Вольный лист"): "Люди из автобуса текли блевотиной – Вот что увидел тот, кто ищет. Колыхались мясами жирные уродины – Кусочки извергнутой пищи…"
Читая эти переполненные немотивированной агрессивностью строки, я подумал, что Ивану было бы совсем нелишне вспомнить о том, что Маяковский и Бурлюк адресовали свои стихи совсем не тому классу, который ездит в автобусе – их адресатом были те, кто разъезжает в авто и "прожигает за оргией оргию" в дорогих ресторанах, а в сегодняшних переполненных автобусах ездят самые обычные простые люди, ничем не заслуживающие того, чтобы русские поэты обзывали их ради красного словца "уродинами". Это ведь не о трудящемся классе, а о завсегдатаях московских кабаков писал Владимир Владимирович в своём знаменитом "Нате!", так похожем внешне на строчки Ивана Тарана: "Через час отсюда в чистый переулок вытечет по человеку ваш обрюзгший жир, а я вам открыл столько стихов шкатулок, я – бесценных слов мот и транжир…"
Желание подправить ту или иную строчку в произведениях авторов "Вольного листа" возникает практически постоянно, это касается даже тех стихов, которые мне откровенно понравились, как, например, следующее стихотворение Дмитрия Соснова:
