Алексей Бердников - Жидков, или о смысле дивных роз, киселе и переживаниях одной человеческой души
Вон кто-то молит в тучах: Спой мне, милый!
Не осуждай меня! Не обессудь!
"Аве Мариа" спой мне! Повтори! -- Я? -
-- Ну, да! Прошу тебя! -- А-авва, Мария! -
-- Ну вот -- и дальше так, я -- боль твоя,
Я -- мама, я -- поток неистощимый,
Хочу, чтоб пел ты в вечности мне! -- Я?
-- Конечно, ты, а кто ж еще, родимый?
Ведь голос твой как вешняя струя,
Журчит и льется в вир неуследимый...
Ну, хочешь -- я огонь подгорячу?
-- Не надо! Я запеть уже хочу! -
-- Но ты... ты не поешь... не любишь маму! -
-- Лю... бля! -- Не модулируй! Пой: люблю!
Ведь побежденные не имут сраму,
И я удары от судьбы терплю -
Кабы линейкой только да по сраму, -
Так нет! Хоть не пою, отнюдь, -- скриплю, -
Ты спой и за меня на страх всем бедам,
Услады для моей, на смех соседам!
Ну! Ну же! Ну! -- А! О! -- Давай же! -- На!
А-авва Мария! В по-а!-лной благодати
Ликуйййй, благосло-а!-венная жена!
А-а! Мне бо-а!-льно! -- Пой -- не то беда те! -
-- Небесной злобою искажена,
Прости меня! Я устаю страдать, и,
Как твой искус мне велие велит, -
Уже не тело, а душа болит!
А! Я не вынесу, мне нет силенок
Для самой верхней ноты в камыше!
Взгляни: я твой замурзанный ребенок
С одною бедной песенкой в душе,
И пащенка несчастного постонок
Прими с улыбкой в горнем шалаше,
Когда здесь, на земли, слепое тело
Мучительною песнью излетело.
А! Пе-асня -- дух мой, и когда она
Рот, искаженный мукой, либо страстью -
Оставит, -- ты, бля-а!-женная жена,
Не отлучи ее святою властью -
Все тою властью, что люблю сдавна,
Зане вкушаю присно только всласть ю,
И если не свершил что, занемог, -
Смогу, быть может, позже -- зане мог!
И вот уж школьного репертуара:
Великий Ленин, ты заботлив был! -
А публика взирает с тротуара, -
То прибыл голосок, а то убыл,
И вот уж подрастает, как опара,
С мольбою: "Где ты шляпу раздобыл?" -
Текут, велеречивы и ручьивы,
Слова -- доколь? -- "Скажите, чьи вы, чьи вы?"
Какой психотомительный экстаз! -
Сраженный чудом шепчет обыватель,
А там, в окошке, крови полон таз,
И доброй кобры шип: А, издеватель!
Вползает в тело, словно метастаз, -
Еще запой, мелодий издаватель!
Попробуй вот до "си" мне доберись! -
-- И доберусь уж! Только не дерись!
Уж дойдено до "ля", уж "си" в проекте,
О Господи, спаси и пронеси!
Я, может быть, молиться буду век Те...
Какое ослепительное "си"!
Какое "си"! Молиться буду век Те!
Ну, как там? "Ты еси на небеси..."
Не помню... Ты, со мной единородый,
Додай еще! -- блаженнейшее "до" дай!
И додает -- и "до" дает -- да, да!
За что же, Боже, фора мне такая? -
По камушкам, по камушкам вода -
Куда бежишь? Куда журчишь, стекая?
И льются слезы из очей -- ну да!
Быть может, не вода -- струя токая?
А если даже не токай -- вода,
То это тоже, в общем, не беда!
Моя беда, мне ставшая виною -
Женою ставшая! Там, за чертой, -
Хор ангелов ее поет со мною
И милицейских хор с его тщетой,
Тюремный хор за крепкою стеною, -
И девы за, плющом перевитой,
Эдемского, сквозной решеткой, сада -
Поют ее со мной -- о том не надо!
Не надо, мама, мамочка! Когда
Разняли цепкой хваткой перевитых, -
Он был совсем бесчувственен. Ну да!
Улыбка на губах его побитых
Была еще беспомощно горда
От мук блаженства, в звуке неизбытых,
И кровью обесцвеченная бровь,
И возле рта запекшаяся кровь.
Он некрасив и жалок был в напрасной
Своей невыявленной красоте -
А мать была в беспамятстве прекрасной -
Как будто бы, теперь на высоте
Печальной славы женской и безгласной,
Она ему простила муки те,
Взирая кротко вниз из Икарии
На взор его, молящий к ней, к Марии.
МРАМОРНЫЙ МУЖ
Покойник был суровый лейтенант,
Статуя мягче, хоть и лабрадора.
Так здесь похоронили командора?
А жаль, что уж не носят аксельбант!
Жаль -- в мраморе не произвесть дискант,
Цветущий, словно ветка помидора!
В глазах при жизни не было задора,
Да и звезда как на корове бант.
И рядом женщина живая, странно!
Кого она целует столь нежна?
Так женщина еще ему желанна?
Отец стоял и думал: Вот те на!
А эта -- неужель его жена?
Я гибну -- кончено -- о дона Анна! -
-- Покойник был суровый лейтенант, -
Сказал отец, дообозрев Статую
И рядом с нею женщину святую,
Чей юбчатый и кружевной брабант
Его слегка повел на тот Грумант,
О коем говорить все не рискую,
Раз уж о нем и мыслю и тоскую, -
Покойник был суровый лейтенант!
Так думается. Впрочем, нету вздора
Пустяе, нежли запоздалый суд
Об умерших актерах Термидора:
Их слепки чушь известную несут,
Хоть душу в нас суровостью трясут, -
На то нет камня лутше лабрадора.
Заглянем, кто сей муж из лабрадора? -
Я отсоветовал бы вам, сеньор:
Наш путь теперь лежит на скотный двор:
Там, видите ль, посадка помидора, -
Вон там, вдоль дровяного коридора,
Где там и сям раскидан жалкий сор,
Мы попадаем вон на тот угор
К спасительной наклонности забора.
Там смело мы дождемся темноты.
-- Чтоб я, я, офицер, стал тенью вора!?
Кто старший в нашей банде -- я иль ты?
Так вот тебе приказ: Ступай, федора,
И разбери, где с ветвием слиты
И серп, и млат, прозванье Командора! -
-- Ну что за дело нам до Командора!
Вы голодны! Вам в мысли входит чушь!
Мы что же забирались в эту глушь
Чтоб здесь глядеть на вздор из лабрадора! -
-- Сейчас же прекрати дрожать, притвора!
Ступай! Не то -- дам в рыло! -- Уж иду ж!
За вашу душу лабрадорный муж
Не даст и ломаного луидора! -
-- Я что ж, по-твоему, капитулянт?
Я побегу при виде экспоната? -
-- Коль пропадем, Статуя виновата! -
-- Не мельтеши у гроба, пасквилянт!
Вот так стоять и я мечтал когда-то...
А жаль, что уж не носят аксельбант!
Вот, право, жаль: не носят аксельбант,
Сколь ни ищи -- не выищешь в уставе! -
Отец воскликнул, обратившись к паве,
Склонившейся к подножию акант.
Она же, обернувшись на дискант,
Ему сказала: Вы, конечно, в праве, -
Но где вдове помыслить об оправе! -
Отец отметил про себя: Шармант!
Вот мне б так зиждеться под бой курант,
И чтоб она под вечер приходила... -
-- И эту-то насилу учредила! -
Сказала женщина, одернув бант. -
А ваш дискант звенит не мене мило,
Жаль в мраморе не произвесть дискант!
Жаль: в мраморе не произвесть дискант! -
Отец же говорит: Я весь к услугам!
Ведь вы позволите быть вашим другом:
В дисканте я отнюдь не дилетант!
Я был бы ваш покорный адъютант,
Сюда бы мы езжали с вами цугом,
И вам в момент общения с супругом
Полезен был бы схожий с ним бель-кант! -
Она ж сурово: Не мелите вздора:
Прошу речами скорби не простить,
Не то расстанемся мы очень скоро... -
-- Не милостивы вы! -- Могу простить -
Чтобы ушам ваш голос возвратить,
Цветущий, точно ветка помидора! -
-- Цветущий, точно ветка помидора?
Вы побуждаете меня к речам!
И я начну их с похвалы плечам
И голубого с поволокой взора.
А ваши ноги в белизне подзора
Поистине приходят по ночам
В сны калужанам или москвичам,
Сводя с ума походкой без зазора! -
-- Однако вы... решительно смелы... -
-- Помилосердствуйте -- вы так милы,
Прелестная супруга Командора! -
-- Но в этом сердце холодок скалы! -
-- Вы говорите? Так-так, ну делы!
Да ну! В глазах у вас полно задора! -
-- Ах, оценить наличие задора
В глазах моих! -- Ну да! -- А вы мой лиф
Оставите в покое? -- Он счастлив!
Ужли ему вы верны, как Пандора?
Иль это все -- излишества декора? -
-- Но для измены должен быть мотив,
И не скажу я слова супротив,
Отдав вам это сердце без укора,
Без жалобы! -- Нет нужды! Он -- талант,
Я думаю, и нежности и боя,
Но вас держать так долго за живое -
Ужли он был при жизни столь педант,
Чтоб и посмертно вам не знать покоя!
Да и звезда -- как на корове бант! -
А что звезда -- как на корове бант,
Суровый приговор, увы, несчастный!
Взгляни полутше, кто объект прекрасный,
Прочти табличку, ей украшен рант!
Куда там! Романтичный, как Жорж Занд,
И женам в этом качестве опасный,
Отец ручьем пролился в речи страстной,
Истекшей как бы с Пинда или Анд.
Вот суть ее: он рад ей несказанно,
И просит он прелестную вдову
Ему тотчас назначить рандеву...
Глупец! Очнись! Попомни Дон Гуана!
Ведь все как в оно: статуя на рву
И рядом женщина живая. Странно!
-- И рядом женщина живая, странно! -
Вскричал отец. -- Как мир без вас мне пуст!
И не сорвать лобзанье с этих уст
И так уйти -- мне страшно несказанно! -
И он приник к губам, и дона Анна
Покорно отвечала. Жалкий хлюст!
Он видит, что дымок, как будто дуст,
