Павел Адельгейм - Своими глазами

Сатана пал в небесном раю. Человек пал в земном раю. От коварства в раю не спрячешься. Решили сделать духовенство сообщниками в атеистической борьбе.

Верующие жаждут духовной жизни. Для утоления жажды необходим священник. Священник имеет духовный опыт. Он знает, как жить и спасаться. Священник поможет разобраться в твоей собственной душе. Священник поймет и научит. Священник помолится, если ты ослабел духом.

А что, если жаждущего напоить соленой водой?

А что, если вместо священника подсунуть атеиста?

Разумеется, соблюдая внешние формы, в рясе и с крестом. Сверху — ряса, а внутри — атеист. А что, если извратить религиозную жизнь во всем остальном? В руках государства могучая возможность: контроль за религиозной жизнью. Что, если под видом контроля взять в свои руки управление церковной жизнью? Кто помешает? Закон? "Закон, что дышло!"

Лежит тыква. Не сорвана. С виду большая, сочная. Снаружи тыква живая. Внутри — пустая. Она засохнет. Но смерть не вдруг станет приметна. Издали она долго будет казаться живою. Казаться. Что, если так поступить с церковью? Оставить неприкосновенным внешний наряд. Извратить и убить душу? Архимандрит Борис Холчев говорил: "Наступит время, когда в церковь сам не пойдешь". Так случится, если церковь утратит внутреннее содержание и сохранится в качестве маскарада для демонстрации "свободы совести" в СССР.

Венчание Павла с уроженкой Черниговской области с. Гайворон Охрименко Верой Михайловной, 13 июля 1959 год

Рукоположение во диакона 23 августа 1959 года. Вводят во врата

Справа — архиепископ Ермоген читает молитву над диаконом

Диакон Павел Адельгейм

ГЛАВА ТРЕТЬЯ

ВОЙНА И МИР

…несравненное право —

Самому выбирать свою смерть.

ВОЙНА (Первый путь) 

1. Волк и ягненок

Итак, Церковь оставлена за пределами закона. Не случайность, не ошибка юристов. Диалектика ленинской политики в социалистической действительности. Свидетельство обреченности. "Марксизм беспощадно враждебен религии"[55]. Теперь можно сравнить позиции двух собеседников.

Советское государство обладает полнотой власти. Церковь оставлена на птичьих правах.

Советское государство имеет политическую и военную мощь. Церковь — невеста Христова. Единственная защита — крест.

Советское государство располагает полнотой гражданской власти, мерами принуждения. Церковь имеет духовный авторитет. Ее духовной власти подчиняется православный народ. Ее духовную силу признает Запад. Даже советское государство считается с ее духовным авторитетом. Только не следует преувеличивать ее возможности, путаясь в словах. Это чисто духовный авторитет. За ним не стоит никакая иная сила. Таковы позиции двух собеседников к началу диалога. Что же за диалог может быть в таких неравных условиях? Диалог волка с ягненком. Волк подыскивает правовые аргументы для завтрака. Ягненок оттягивает время.

Где же выход? "Высшая церковная власть стоит ныне перед неизбежным выбором: либо решительными действиями искупить свою тяжкую вину перед РПЦ, либо окончательно перейти в лагерь ее врагов"[56].

Отцы Глеб и Николай констатируют наличие двух путей в жизни РПЦ. Их симпатии на стороне первого.

2. Vis et vir (сила и мужество)

С сильным не борись,

С богатым не судись,

С коммунистом не спорь.

"Единым Патриаршим словом Вы в силах прекратить беззаконие"[57].

— Так ли?

— Выступи! Протестуй!

Протест есть лояльная форма политической борьбы. Первый ее шаг. Протест предполагает стоящую за его спиной силу. Пятьсот "серьезных предупреждений" Китая вызывают смех.

Первый шаг имеет смысл, если собираешься идти дальше. Одиночные протесты раздавались не раз, но принципиальных последствий для дела не имели. Советское государство, не вслушиваясь в содержание, карало авторов. Выступили два московских священника. Указали на грубые нарушения советских законов советским правительством. С тех пор прошло десять лет. Оба московских священника лишены права служить. А советское правительство продолжает нарушать законы о религиозных культах с прежней настойчивостью. Выступил архиепископ Ермоген с присущим тактом и твердостью. Заточили в монастырь руками архиереев, и эхо смолкло. Любое возражение Советское государство рассматривает как враждебный выпад. Любое заявление о неправомерных действиях центральной или местной власти и даже простая констатация такого факта квалифицируется как клевета на советский строй. Во время процесса над священником Адельгеймом в Ташкенте судья Любанова спросила:

— Подсудимый, Вы разделяете мнение авторов "Письма" о том, что в период 1960—1964 гг. Советская власть закрывала храмы и семинарии?

— В 1959 году я закончил Киевскую Духовную Семинарию. Сейчас она закрыта.

— Секретарь, запишите: подсудимый разделяет клеветнические измышления авторов "Письма".

При такой постановке вопроса любое несогласие квалифицируется как преступление по ст. 190 Прим. УК. Это диалог с глухонемым. Ты ему доводы, а он мычит.

Инициативу, которая исходит сверху, легко погасить. Если патриарх заявит протест от своего лица, протест ничего не изменит. Если патриарх захочет круто повернуть курс церковной политики административной властью, он может натолкнуться на открытое неповиновение архиереев. Его низложат, поставят сговорчивого.

Система управления на каком‑то этапе становится саморегулирующейся, наделенной волей и собственным характером. В ней нет духа, нет личности. Она порабощает и заставляет личности, связанные с ней, выражать ее волю и характер. Система опрокидывает, растаптывает и извергает все противящееся ей: "государство есть машина для угнетения", — констатирует основатель Советского государства. Один человек не способен изменить ход машины. Как бы высоко он ни стоял, машина сомнет его. Патриарх — только звено системы, называемой "Московская патриархия".

Голос Патриарха авторитетнее любого голоса, который раздавался до сих пор. Но Советская власть с ним справится. Справились с Венгрией и ГДР. Справились с Чехословакией и Польшей. С суверенными государствами поступили как с бунтовщиками. И Запада не постеснялись. Да и не может Запад оказать никакой помощи. Только посочувствовать. Международное право не позволяет ни одному государству вмешиваться во внутреннюю жизнь другого. Конечно, мы не прочь вильнуть либеральным хвостиком перед Западом. Но авторитет внушаем оскаленной пастью. Если голос Патриарха не станет голосом всей Церкви, его ждет участь мыльного пузыря.

3. Vis et vis (сила и сила)

Иные погибли в бою,

Другие ему изменили

И продали шпагу свою.

Другое дело — протест массовый.

Не будем трогать католиков в Польше. Недавно актом регистрации с ними тоже начался "великий эксперимент". Сумеют ли они твердо отстоять свои права? И все‑таки они имеют дело не с советским, а с польским правительством. Это — разговор про Фому и Ерему. Зато советские баптисты в равных условиях проявляют большую активность и добиваются большей самостоятельности в религиозной жизни, нежели РПЦ.

Конечно, баптисты избежали той чаши, которую выпила до дна РПЦ в послереволюционные гонения. Советское государство признало их "социально–близкими". Их миновал кровавый террор, истребивший лучшие силы православия. Баптисты сохранились. Их общины моложе по составу, грамотнее, чем православный приход. В них равное число мужчин и женщин, много молодежи. Организация баптистов лучше приспособлена для борьбы политическими средствами. Она способна вынести трудности подполья. Но самое главное: борьба баптистов за гарантированную свободу совести опирается на активность всей массы верующих. Лидеры только выражают их волю. В этом главная сила и прочность их позиции. Так и протест святейшего Патриарха будет иметь совсем другой вес и последствия, если в нем выразится воля всей РПЦ. Здесь поднимается очень сложная проблема: как в условиях тоталитарной системы осуществить церковное единство?

Иерархи

а) Патриарх заботливо изолирован не только от народа, не только от духовенства, но даже от епископата. Патриарх лишен непосредственных контактов даже с епархиальными архиереями. Найдет ли Патриарх поддержку епископата? Архиепископ Ермоген выступил с протестом по поводу решений Архиерейского Собора 1961 года. Из восьмидесяти архиереев РПЦ его протест подписали восемь. После беседы с Куроедовым пятеро сняли свои подписи. Тяжел куроедовский взгляд. Потупляют глаза архиереи.