Владимир Бурлачков - Той осенью на Пресне

В конце июля Борька взял отпуск на неделю и укатил на рыбалку. Как раз в это время приехал заказчик из Челябинска и заявил, что в их разработку надо срочно вносить изменения. По ходу дела выяснилось, что в документации есть ошибки Борькиной лаборатории. На совещании в министерстве Олег попало за весь институт. Он злился, что его самым наглым образом подставили – и начальство, и Борька. И как раз в это время Веселов рассказал ему, что Ирина собралась увольняться. По-хорошему, надо было бы позвонить ей и расспросить, как да что. Но не захотелось. Через пару дней Ирина позвонила сама: – Слушай, у меня к тебе дело есть. Зашел бы поговорить. Я теперь в доме напротив, на новом месте. – Это как? – не понял Олег. – В окошко тебя вижу, – развеселилась Ирина. – Сейчас раму открою и рукой помашу. Не, заклеена, зараза. Ну, я – через улицу. Прямо напротив института. На другой стороне улицы стояла высотка НИИ удобрений. Олег выглянул из окна и увидел возле их подъезда два грузовика. – А при чем – ты и химия? – спросил он. – Заходи, узнаешь. Мы с братцем офис сняли. Пять комнат. Пока тут только я и тетка-вахтерша. – А куда удобрения делись? – На других этажах. Или – уже в поле. Выписывать тебе пропуск? На первом этаже прежнего НИИ все было заставлено большими и маленькими коробками. Грузчики в синих спецовках тащили к выходу ободранный шкаф. На полу были уложены перевязанные тесемками толстые папки. Уборщица со шваброй в руках обсуждала с вахтером, мыть или не мыть лестницу. Олег поднялся в лифте на пятый этаж и оказался в широком коридоре. Перед дверью стоял маленький столик. За ним сидела старушка в очках. – К Ирине Павловне? – важно спросила она, оторвав глаза от журнала. – Прямо и направо. Ирина сидела на подоконнике в большой пустой комнате и болтала по телефону. Положила трубку и сказала: – Вот, сюда перебираюсь. Еще ни столов, ни стульев. – А что здесь за переполох? – спросил Олег. – Газеты надо читать, товарищ дорогой! Братец у себя там, в местах бывшего обитания уже три малых предприятия открыл. Теперь вот здесь. Я неделю в исполком ходила, как на работу. – И что вы будете делать? – поинтересовался Олег. – Шить или пироги печь? – Вагонами будем разные разности поставлять отсюда – туда. Представляешь, сколько работы! И бухгалтера надо найти, и мебель купить. Еще у братца идея взять в аренду колхоз под Москвой и устроить там что-то вроде имения. Цветы выращивать, колбасный цех открыть. Вот такие перспективы. Хочешь к нам? – В имение? – Хоть бы и туда. – Если только Котовским! – Тогда лучше объясни, какие мне компьютеры для офиса покупать, и что такое «факс»? Из коридора донеслись вопли и ругань. В комнату быстро вошел чем-то очень разозленный Сергей Павлович и закричал: – Надо же, старая карга! Спрашивает: «Кто я такой!» Еще меня расспрашивать будет! Дура! Буду я ей объяснять! – Это кто? – спросила Ирина. – Бабка, которую ты у двери посадила! Вот, зараза безмозглая! «Кто я тут такой»! Братец попыхтел, отер лоб платком и только после этого вроде бы заметил Олега. Наклонил чуть набок голову, ссутулился и протянул руку: – Вот, начинаем раскручивать новое видение, работать с современными моментами. Ирина считает, что мы должны на вас рассчитывать. Так что включайтесь. – Я только по научной части, – ответил Олег. – Разным надо заниматься. – Братец уже не сутулился, а стоял прямо и поправлял очки – Я об этом определенно всегда заявляю, и в этом отличие моего мнения. Ирина повела брата показывать другие комнаты, а Олег смотрел в окно на маленький трехэтажный домик их института за бетонным забором. Ирина заглянула в дверь, быстро проговорила: – Слушай, у нас тут – надолго. Потом договорим. Хорошо? Борька был в своей лаборатории один. Увидел в дверях Олега и закричал: – А-а! Ты! Заходи! Олег уселся на старый ободранный стул и спросил: – Ну, и чего поймал? – Это – потом! Сейчас – о нашем деле! – У тебя тут дышать нечем. – Олег кивнул на окно. – Открой хоть форточку. – Много свежего воздуха – тоже вредно. – Борьке было не до этого. – Всего надо в меру. Человек должен жить в собственной атмосфере, как всякая планета. Я все обдумал. Правда, ты молодец, что это предложил. Надо жидкость пузырить излучением, а потом измерять. Я проверил в одном ленинградском НИИ. Они что-то подобное пытались сделать для подводной лодки. Но с излучением ничего поделать не смогли. – Надо сначала до кипения доводить, – сказал Олег. – Тогда небольшое излучение понадобится. – Что? – заорал Борька. – Украл! Хи-и! Я это на рыбалке придумал! А ты никому ничего не ляпнул? – Я сегодня утром об этом подумал. – А я – позавчерась! Позавчерась! – Борька поднял руку, будто погрозил указательным пальцем. – Но возни будет много. Излучение должно быть направленным. Почти в одну точку. И в лаборатории надо будет защитное оборудование ставить. А то в кого попадет – кровь запузырится. – Я об этом не подумал. – От удивления Борька даже выпятил нижнюю губу. Среди ночи Олег проснулся от сильной капели. Вышел в коридор, включил свет и увидел на полу кухни большую лужу. Этажом выше жили новые соседи. Олег долго звонил в их дверь, но ему никто не открыл. На следующем этаже заспанный толстяк недовольно буркнул, что у него в квартире не течет. Пришлось бежать в ЖЭК и будить дежурную. Приехала аварийная бригада. Сантехник в спецовке и кепке открыл дверцу за сливным бачком и подставил руку под капли. Понюхал пальцы и задумчиво произнес: – Н-да, не похоже, вроде бы на канализацию. – Ну-ка, я! – Второй сантехник тоже подставил руку под капель и, поразмыслив, подтвердил: – Не похоже. Пошли в подвал воду перекрывать. Утром Олег столкнулся на лестничной клетке с соседкой и стал объяснять, почему нет воды. Женщина охала, то ли по поводу залитой квартиры, то ли из-за того, что воды долго не будет. По лестнице медленно спускалась важная пожилая дама. Грозно посмотрела на Олега и объявила: – Это я живу в квартире над вами! И как вы только смеете! Как вы смеете распускать про меня сплетни, что я дома не ночую! Я была дома! Возможно, выходила за газетой. Возможно! Во дворе у гаражей стоял Пашка и разговаривал с маленькой старушкой. – Привет! – крикнул Пашка. – Ну, чего? Ездил? – Подразумевалось, ездил ли Олег в этом году на рыбалку. – Не успел. Может быть позже, в сентябре. – А я пару раз сгонял, – говорил Пашка. – На Волге был. Однако гаденыша на блесенку зацепил. Килограмма на полтора! А тебе не нужно чего для рыбалки? – Он показал на сгорбленную старушку. – Вот, продаю. – Она держала в руках кирзовые сапоги и плащ-палатку. – От мужа осталось, а сыну не надо. – Плащ я у тебя, бабка, возьму. – Пашка пощупал материю. – Не должен промокать. И шлем вот этот, танкистский. Хорошая штука для зимней рыбалки. Никакой ветер не продует. – Он нацепил шлем на голову. Олег ответил, что ему ничего не надо. Старушка расстроенно говорила: – Муж берёг, а сыну не нужно. Он не ездит никуда. И сожительницы у него такие непутевые. И одна, и вторая. Чуть что – в милицию его. И сразу недели на две. Была суббота. Улицы казались пустыми. Олег доехал на троллейбусе до Белорусского вокзала и пошел по улице Горького вниз, к центру. На площади Маяковского возле памятника стоял раскладной столик, и несколько человек собирали подписи под каким-то открытым письмом. Пригревало солнце. Олег подошел к столику, стал читать разложенные листки, но так и не понял, против кого и чего предлагалось подписаться. На Пушкинской возле здания редакции собралась толпа с плакатами. К вывешенным на стендах свежим газетам было не протолкнуться. Громко спорили невысокая женщина и средних лет мужчина. – А зачем нам армия? – почти кричал мужчина. – Зачем столько денег тратить? Ну, кто на нас нападать собирается? Кто? Чуть дальше в толпе слышался нервный женский голос: – Никогда они ничего не сделают для народа! Разве они захотят нам зарплаты до европейского уровня довести? В сквере за памятником Пушкину начался митинг. На ступенях появился человек с мегафоном и объявил: – Слово предоставляется Председателю комитета гражданских прав Григорию Эдуардовичу Пискунову. – Господа! – выкрикнул оратор под неутихающие аплодисменты публики. – Нынешний партократический режим продемонстрировал свое полное нежелание выполнять требования народа. Власть не хочет проводить крупномасштабные экономические реформы, способные поднять уровень жизни населения. Сейчас только демократически мыслящие деятели способны решить эти задачи! Следующей выступала полная дама в очках. – Главное – это нейтрализовать врагов демократии! – кричала дама. – Все эти партийные боссы только и видят… – Дама потрясла в воздухе кулаком, но забыла уточнить, что именно боссы видели. В середине августа институт опустел. Даже буфет закрыли и из всей охраны оставили только одного вахтера на проходной. Ворота во дворе противно заскрипели. Олег приподнялся в кресле, увидел, как на улицу выезжает машина директора и подумал: «Вот и шеф на дачу смотался». Позвонила Ирина: – Слушай, я ничего не понимаю. Что это за заявления? И куда Горбачев подевался? – Как куда подевался? – не понял Олег. – Ты радио слушаешь? Включай. Я тебе потом перезвоню. Диктор ровным и бодрым голосом дочитал одно обращение и принялся за другое. Раздался телефонный звонок. Ирина спросила: – Ну и чего? – Насколько я понимаю, это – переворот, – ответил Олег. – А чего делать? – Понятия не имею. – А у нас говорят: может хоть порядка больше будет. – Хрен его знает! – чистосердечно признался Олег. – А знаешь, что войска в Москву входят? – спросила Ирина. – Это брехня, наверное. – Ну, да! Танки! И что сейчас делать? В банк бежать? В комнату вошел Борька: – Слышал? Да? А шефа на совещание вызвали. – Я думал, что он на дачу удрал, – ответил Олег. – Все так думали! Я уж обрадовался и портфель стал собирать. Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Пошли в приемную шефа. Секретарша смотрела телевизор. По одной программе зачитывали обращение, по другой показывали балет. – А говорят, что в Москву войска входят, – сказал Олег. – В «Новостях» показывали, – ответила секретарша. – На центральных улицах уже стоят. В дверь заглянул Веселов. – Светоч демократии! – обратился к нему Борька. – Что такое на белом свете делается! – А, разберутся, – отмахнулся Веселов и ушел. Борька перещелкал пультом разные каналы: – И кто его знает, к чему все это? И как закончится? В комнате Олега они заварили чай и включили радио. Никаких новых сообщений не было. – В субботу по городу прогулялся, – рассказал Олег. – Все-таки наша публика немного не в себе. – А танки в городе? – спросил Борька. – Тоже бред какой-то… Олег позвонил Ирине, спросил, есть ли новости. – Никто ничего толком не знает и понять не может, – раздраженно говорила она. – И брательник мой как сквозь землю провалился. Нигде его нет! – Уже в партизанах! – предположил Олег. – Я боюсь, что по другому адресу. А у меня товар на таможне. Все, пока! Допили чай с пряниками. Послушали по радио очередные «Последние известия». – Надо выяснить, что обо всем этом думает народ. – Борька стал набирать номер: – Алло! Это что такое? Это – торговая точка? Очень приятно. И как вы там поживаете? Нет ли у вас в продаже шашек? Нет, ни шишек. Слышали: «Шашки наголо!» Вот такие нам и нужны. Жаль, что нет. Хи-и! А события обсуждаете, поди? И какие мысли у коллектива? – Борька продолжал разговор и передавал его Олегу: – Что? Половина коллектива празднует победу над бардаком? А вторая? Скорбит и рвется защищать демократические начала в жизни общества? Нет, не рвется? А что тогда? А, ведет словесные брани и чаи гоняет с печеньем. С удвоенным аппетитом. А кто рвется грудью защищать? Евдокия Ефремовна! Вот, здорово! Уже отказывается? Как же так! Говорит, что в подвале отсидится? Да? Зря размечталась! Не отсидится? Что? В люк не пройдет? Хи-и! Борька положил трубку и сказал: – Во, как у них здорово в овощном магазине! Говорят: если что, в подвал заберутся. Во второй половине дня Олег сбежал с работы и поехал в центр города. На Садовом кольце недалеко от Октябрьской площади троллейбус обогнал военную колонну: четыре танка медленно двигались за милицейской машиной с мигалкой. У пресс-центра МИДа стояли танки и бронетранспортер. На броне сидели солдаты. Вокруг толпился народ. Кто-то фотографировал. Олег вышел из троллейбуса на площади Восстания. В переулке у здания Комитета по радиовещанию тоже стояли танки. Мальчишка-танкист разговаривал с пожилой женщиной: – Сами ничего не знаем! По тревоге подняли, когда ремонтом занимались – и сюда. Даже переодеться не успели. На мальчишке был грязный, замасляный комбинезон и старая пилотка без звездочки. На плече висел автомат. Подошел седой мужчина. Сразу закричал: – В кого стрелять приехали? Стрелять-то в кого? В нас? Мальчишка пожал плечами и отвернулся. – Чего вы к нему привязались! – громко сказал Олег. – Прислали его, он и стоит. И стрелять ни в кого не думал. Вы сейчас пойдете домой обедать и дальше возмущаться, а ему тут стоять. Олег вернулся на Садовое кольцо, перешел на другую сторону и свернул в переулок. У здания Верховного Совета стояли несколько бронетранспортеров. Вокруг толпились люди. Разговаривали с солдатами и норовили залезть и посидеть на броне. Ближе к стадиону «Красная Пресня» собрались две-три группки и бурно обсуждали события. Женщина расклеивала листовки на столбах. На следующий день было все то же. По всем телеканалам зачитывали официальные сообщения, крутили старое кино и концерты классической музыки. Не происходило ничего. С утра Олегу не работалось. Каждый час волей-неволей включал радио и выслушивал старые сообщения. Пришел Веселов, равнодушно сказал: – Мне двоюродный брат из Риги звонил. У них там праздник. Все друг друга поздравляют. После обеда на работе появился Борька. Посмотрел на Олега взглядом старого заговорщика и тихо сообщил: – Все у Верховного Совета собираются. И депутаты там, и Ельцин у них спрятался. Ночью будет штурм. Представляешь, что может случиться? Пойдешь туда? – Не знаю, – ответил Олег. – Не нравится мне все это. – А штурм нравится? Включили радио. В «Новостях» объявили о введении в Москве комендантского часа. – Слышал? Что я говорил! – Борька прошелся по комнате. – Н-да, устроили игру для всего города, – ответил Олег. – Теперь вся Москва спать не будет. Утром передали, что в городе произошли столкновения и есть жертвы. Олег позвонил Борьке. Трубку никто не взял. Транспорт ходил, как обычно. Олег доехал до метро «Краснопресненская» и пошел мимо стадиона к Верховному Совету. Начался сильный дождь. Народу на улице было немного. У Горбатого моста лежала груда из мусорных баков, железных бочек и досок. Из нее торчали новенькие, с синими пятнами, арматурные прутья. Баррикада не баррикада – так заграждение. Столбы были расклеены отпечатанными на машинке, размокшими листовками, – вроде бы какой-то военный чин отказался перебрасывать свою часть в Москву, а начальство милицейской школы заявило о поддержке Верховного Совета. Во всех листовках говорилось о чем-то неопределенном. Со стороны Калининского проспекта стояли внушительные баррикады. Людей возле них не было. От дождя все прятались у стены здания. Олег пошел вверх по Калининскому. У парапета туннеля над Садовым кольцом собралась небольшая толпа. Транспорт по Садовому не шел. У выезда из туннеля стоял брошенный бронетранспортер с открытыми люками. В метрах в пятидесяти от него поперек улицы раскорячился измятый троллейбус. Между ними на асфальте багровело пятно. Возле него лежал букетик алых цветов. В толпе кто-то говорил: – Вот идиоты! Ехали к Верховному Совету, а заехали в туннель. Стоило им повернуть, там бы и оказались. – Может, они туда и не ехали. – Ну, да! Кого ж они тогда штурмовать собрались? Верховный Совет! – Откуда вы взяли, что собирались? Олег стоял у парапета, смотрел вниз и не мог понять, как у выезда из туннеля могли оказаться люди, и почему сильно помят троллейбус. На работе все было по-прежнему, – никого в коридорах и запертые комнаты. Оконное стекло затуманилось от дождя. Во дворе посреди луж стояла директорская машина. Борька дремал в кресле. Открыл глаза и вскрикнул: – А! Манкировал борьбу на баррикадах! Слабо противостоять сатрапам! – Слышал, сегодня люди погибли. – Олег сел на стул. – Я видел. При мне было. – Борька потер рукой лицо. Открыл крышку электрического чайника, заглянул внутрь и сунул вилку в розетку. Стал доставать из шкафа чашки и повторил: – Был, видел. Н-да… – Много народу погибло? – спросил Олег. – Ехали по Садовому бэтээры, а им выезд из туннеля троллейбусом перегородили. И стрелять начали. А в темноте кто-то под колеса попал. – Кто стрелять стал? – не понял Олег. – Не знаю. Из толпы. – Борька помолчал. – Вот ты бы стрелял по солдатушкам? То-то и оно, братец! Ближе к вечеру по радио передали, что из Москвы выводятся войска, а с Горбачевым кто-то разговаривал по телефону, и за ним в Форос поехала делегация Верховного Совета. Дома Олег смотрел в теленовостях, как Горбачев в свитере и с внучкой на руках спускается по трапу самолета. Потом показали митинг на площади у Верховного Совета. На экране мелькнула физиономия Пискунова и полной дамы в очках. Телекамера остановилась на человеке в плащ-палатке и танкистском шлеме. Человек стянул с головы шлем и поднял руку. Олег узнал Пашку. Диктор торжественно произнес: – Мужественный молодой офицер, один из тех, кто не пожелал выполнять преступные приказы и привел свою воинскую часть на защиту Верховного Совета, на защиту законности. С утра все собрались в курилке. – Какая победа! – восхищалась Галина Васильевна, появившаяся на работе после отпуска. – В первый раз народ сам выбрал себе власть и не ошибся. Таких людей в Верховный Совет выбрали, что они в трудную минуту не растерялись. – Я понимаю, что переворот, – говорил Борька. – Ну, начался! А с чего вдруг закончился? Почему все разбежались? – Что вы говорите такое! – изумилась Галина Васильевна. – Что бы они сделали с такой силой! Олег хотел отмолчаться, но все же сказал: – По-моему, все просто объясняется. – Взрослые мужики, жизнь прожили, и что к чему знают. Хотели сделать, как считали нужным. А тут мальчишки набежали Верховный Совет защищать. И что их убивать за это? Свои же, олухи. Вот, те, кто все затеял, и плюнули на это дело. – Ну, что вы! Как же так! – не поверила Галина Васильевна. – Такое народное движение! Я сама не ходила. Но Борис, какой молодец! Он-то был! Нашел в себе мужество! – Н-да, побывал, – отозвался Борька. – Понесло меня туда. А вот он не поперся. – И кивнул на Олега. – А ты тоже… Ходил там, ходил, и ни кем не покомандовал. А то сейчас интервью бы направо-налево раздавал. – Если я чем-нибудь возьмусь командовать – только броненосцем. Желательно – восставшим. По площади вокруг клумбы двигался обычный транспортный поток, а на тротуаре у «Детского мира» стояли люди и смотрели на высокую тумбу, оставшуюся от памятника Дзержинскому. Сутулый парень громко рассказывал: – Подогнали ночью кран и свалили. А тумба, оказывается, даже к фундаменту не прикреплена. – Куда памятник увезли? – спросили из толпы. – Не знаю, – ответил парень. – Тут ночью машина скорой полмощи стояла. Я им сказал, что памятник красивый был. Они на меня орать начали. Перед зданием КГБ ходил полный мужчина со значком депутата Верховного Совета и говорил всем, кто хотел остановиться и поглазеть на здание: – Не надо тут стоять! Всех просили тут не собираться! Лично Борис Николаевич просил. – А ему какое дело, где я стою, – недовольно пробурчал старик в соломенной шляпе. У здания ЦК валялись листовки. В одной из дверей были выбиты стекла, а по вывеске прошла длинная трещина. Возле стены Китай-города у памятника Свердлову собралось человек пятьдесят. Кричали, что памятник надо свалить. У кого-то в руках оказалась белая бельевая веревка. Ловкий лохматый малый забрался на пьедестал, обвязал скульптуру человека в тужурке за шею. За конец веревки схватились человек десять. Дернули раз-другой и сообразили, что свержение идола может быть лишь чисто символическим. – Для Дзержинского – кран подгоняли, а этого – оставили, – закричали из толпы. Со стороны гостиницы «Москва» появилась шумная толпа. Впереди шел военный с погонами майора. Несколько человек из прибывшей толпы тоже попытались тянуть веревку, а их предводитель стал зачитывать требование об освобождении кого-то из милиции. Рядом с ним, нахлобучив на голову танкистский шлем, стоял Пашка. В институтском буфете, первый день открывшемся после отпусков, кормили жареной навагой и рисом. За столиком у окна обедали Борька и Веселов. Олег подсел к ним и спросил: – Слышали про шефа? Они кивнули и промолчали. Прошел слух, что директор подписал в министерстве письмо о поддержке ГКЧП, и теперь его снимут. – Варяга, наверное, пришлют. – Веселов допивал чай из граненого стакана. – Кто-нибудь из министерских устроиться захочет. – Сейчас передавали, что Горбачев заявил о выходе из партии и роспуске ЦК, – сказал Олег. – А чего ему еще делать остается? – Веселова это известие оставило равнодушным. – Надо же! Продал он в а ш и х и сбежал, – хихикнул Борька и посмотрел на Веселова. – Я-то тут причем? – удивился Веселов. – А кто в партию просился? – Борьке эта тема явно нравилась. – И ты хотел! – ответил Веселов.