Петр Хомяков - Свои и чужие
На Русь бросились тощие государственники-маргиналы.
И реализовали все положения вышеуказанного проекта.
С тех пор мемофонд русского народа формируется в постоянной борьбе не только с суровой природой, но и с государственным хищником. Формируется, исходя из взаимоисключающих требований, ломается, калечится. Он соткан из противоречий, главные из которых мы подробнее рассмотрим ниже.
Но под кровавой коростой тлеет ожидание.
Ожидание нового Сварога.
Услышь нас, наш Первобог, и пошли нам своего сына с новым волшебным мечем!
3. Клубок противоречий. Была ли Россия русской? Парадоксы российской государственности
В связи с только что сказанным интересно посмотреть под новым ракурсом на одну давнюю дискуссию о роли норманнов в становлении русской государственности.
Эта дискуссия идёт уже почти три столетия. Но на то, что она достаточно бессмысленна, только недавно обратил внимание известный в русских национальных кругах востоковед, публицист и поэт Алексей Богословский. Он вполне справедливо отметил, что никакого комплекса по поводу норманнской теории русские не должны испытывать.
В самом деле, английская государственность тоже началась с норманнского завоевания. Французы, потомки галлов, получили самоназвание по имени германского племени франков. Вообще, чужеземное происхождение династий, основывающих государственность в странах Европы и не только Европы скорее правило, чем исключение.
А у эстонцев, например, вообще не было никакой собственной государственности, даже инициированной чужеземной династией. И ничего. От этого эстонцы не чувствуют себя хуже тех же кхмеров из Камбоджи, чьей собственной государственности больше тысячи лет.
Государственность вообще не может считаться самодостаточным достижением. Достижением является вклад в цивилизацию, а не наличие чиновников, полицаев, толпы вояк и кого-то на троне. Если с помощью всей этой государственной машины ничего не построено, она вообще бессмысленна, и, скорее, не достижение, а повод для наличия комплекса неполноценности.
Если с помощью государства построены лишь некие пирамиды или другие аналогичные объекты, пригодные лишь для последующего посещения пресыщенными туристами, то это, по мнению автора, тоже не предмет для особой гордости. Возможности для развития туристического бизнеса в будущем не стоят крови, пролитой для смазки жерновов людоедской государственной машины в настоящем. Тем более, если эта кровь лилась сотни и тысячи лет.
Итак, гордиться можно лишь вкладом в цивилизацию. А государственность совершенно индифферентна к цивилизации. Когда помогает ей, когда тормозит. Не устанем напоминать, что современная цивилизация железного века началась с интеллектуального подвига Сварога. И никакое государство ему в этом не помогало.
В этой связи невозможно не вспомнить известную сентенцию, что государство создаётся не для того, чтобы построить рай на земле, а для того, чтобы не допустить на земле ада. Хорошее изречение. Только его нельзя назвать констатацией факта. Это, скорее, мечта и одновременно попытка оправдания государства как модели общественной организации.
Мы знаем, как государственная машина организовывала ад на земле. И не раз. Последние по времени примеры подобного рода из XX века – это Кампучия Пол Пота и Центрально-африканская империя Бокассо. А всего того, что было раньше, и упомнить невозможно. Вероятно, люди, которых заживо сжигал в печах «кроткий» иудейский царь Давид, не считали, что семитская государственность – это механизм для того, чтобы не допустить ада на земле.
Таким образом, споры о норманнском или автохтонном происхождении российской государственности для самосознания нации бессмысленны. Это споры о том, кто первым изнасиловал девицу, чужой дядька или родной папочка. Лучше бы не насиловал никто. А уж если такое случилось, то чужой дядька даже предпочтительней.
Однако эта дискуссия не столь уж бессмысленна. Но она имеет смысл только для тех, кто готов рассматривать российскую государственность как самостоятельную ценность. Более того, она не позволяет очень многим потенциальным оппонентам этой государственности предусмотреть для себя переход на более радикальные позиции. Она уводит в сторону от главного противоречия русской истории и манит несбыточной надеждой на «хорошее государство». Бессмысленной, как надежда оболваненного крестьянина на «хорошего царя».
Поэтому мы безо всяких экивоков признаем норманнскую теорию. И нам не важно, был ли легендарный Рюрик немцем, шведом или западным славянином. В конце концов, у русских есть примеры весьма сильной идиосинкразии к западным славянам. Полякам, например, которые долгое время считались чуть ли не злейшими врагами России. Почему же «поляк» Рюрик должен быть лучше «немца» Рюрика?
Оба хуже.
Итак, российская государственность начата не русскими. Начата завоеванием двух, в сущности, окраинных для Руси земель, – Новгорода и Киева. Потом, в полном соответствии со схемой, изложенной нами выше, пошло завоевание коренных русских земель, которыми нужно считать земли северо-востока Центральной России, земли нынешних Владимирской, Тверской, Ярославской, Костромской, Ивановской областей, земли в окрестностях легендарного Берендеева озера.
Именно в полном соответствии с этой схемой легендарный Добрыня призывал князя Владимира покорять сначала самые бедные территории, где люди «не носят сапог». После этого покорённое население использовалось в качестве «мяса» для государственной машины, которая стала замахиваться и на более жирные куски.
Вполне очевидно и не оспаривается никем, что при покорении Руси свора Рюриковичей вытесняла с административных высот местных авторитетов. Предводители свободных племенных союзов русских в число князей не вошли. Их, возможно, использовали на первых этапах как коллаборационистов, но потом вышвыривали в элитные низы.
Классическим примером выдавливания из власти чисто национальной русской элиты служит пример покорения Новгорода. Новгородским боярином мог стать только потомок новгородского боярина. Отчасти это напоминает даже некую кастовую этнократию. Ибо новгородские бояре были только русскими.
Но российское государство последовательно давило на Новгород. Это не удалось киевским князьям. Это не удалось даже во время весьма непонятной элитной разборки, носящей условное название «татарского ига». Однако упорство и последовательность российских властей в этом вопросе были поистине уникальными.
В итоге Новгород был фактически уничтожен, а его русское боярство истреблено. Курьёзно, но немногие новгородские коллаборационисты тоже не были оставлены на родине, а «с понижением» в элитной иерархии и потерей части имущества были расселены по тогдашним окраинам России.
Весьма интересен новгородский пример ещё одним моментом. Русские народные сказки сохранились по большей части лишь в тех областях, которые либо долгое время были составной частью новгородских земель, либо были заселены после новгородских погромов выходцами из Новгорода. А ведь сказки являются базой народной культуры и, более того, народного мифа. Без которого невозможна консолидация населения на «идейных» началах.
Истребление базы для сказок есть подрыв основ национальной самоидентификации. Но российскому государству не нужна была нация (вернее, общность, которая со временем могла стать нацией). Ей нужно было неконсолидированное население и монополия государства на консолидацию.
Российскому государству не нужен был русский народ, а в более позднем, современном варианте – русская нация. Ему нужно было не помнящее родства и корней быдло.
Так что власть Рюриковичей не была русской.
И, пожалуй, главным доказательством этому служит тот факт, что именно Рюриковичи уничтожили местную религию и навязали Руси семитского бога. Но об этом несколько позже.
Сейчас также много спорят о т. н. «татарском иге». И в этом вопросе историки-«альтернативщики» приводят много весомых доказательств его отсутствия. Вернее, некоего русско-татарского симбиоза.
С нашей точки зрения, это тоже интересный, но второстепенный вопрос. Предки татар Русской равнины исходно были такими же потомками людей приледниковья, как и предки русских. И были также беззащитны против государственного насилия. И их по точно такой же, как и русских, схеме загнали в семитскую модель государственности, только это сделали другие маргинальные группировки и в другом, мусульманском варианте этой упомянутой модели.
Заметим, кстати, что мусульманство по общему мнению всех историков несколько моложе христианства (вопрос лишь, насколько?). Но выполняло точно такие же функции, как христианство, т. е. не давало государствам, возникшим уже не на западной, а на восточной окраине Первой империи либо самоуничтожиться, либо погрязнуть в дурмане «религий порока и кайфа».
