Наталья Иванова - Скрытый сюжет: Русская литература на переходе через век
Сдвиг интереса — массовый выход на поверхность сугубо «литературной» литературы. Умозаключение критиков — «явление пока не оформлено ни организационно, ни стилистически, ни жанрово» (П. Вайль и А. Генис) — уже тогда можно было оспорить. И организационно (группы московского, питерского, свердловского, пермского андеграунда уже существовали — со своими основоположниками, лидерами и даже печатными органами), и стилистически (концептуалисты были легко отличимы от «Московского времени»), и жанрово (вторжение пародии, травести, римейка и т. д.) «литературная» литература была очень даже четко оформлена. Только что не имела своей структуры (вроде СП).
Судя по «Звезде» и по «Неве», андеграунд питерский (В. Кривулин, В. Дмитриев, С. Стратановский, Е. Шварц) с еще большими трудами выходил на поверхность — преимущественно в поэзии; в прозе все-таки погоду делали кроме «фирменных» Н. Катерли и В. Конецкого, И. Меттера и братьев Стругацких, Г. Горбовского и В. Тублина, а также «москвичей» — Ю. Семенова (!), В. Каверина (и в «Неве», и в «Звезде») и А. Злобина («Демонтаж», отвергнутый московскими либеральными журналами отнюдь не из идейных — разоблачение, «демонтаж» сталинизма уже никакого редактора не могли испугать, — а из эстетических соображений) пришельцы с «другого» берега Сергей Довлатов («Филиал» появился в № 10 «Звезды») и Виктор Некрасов (в № 11). В «Звезде» же появилась знаковая публикация Якова Гордина «Дело Бродского» (№ 2).
Итак, подводя итоги, можем сказать, что литературный год 1989-й был годом:
— продолжения активных републикаций запретных ранее текстов: «Железной женщины» Н. Берберовой, «Красного дерева» Б. Пильняка, дневников И. Бабеля и Г. Иванова, повестей В. Тендрякова, В. Войновича, С. Липкина, писем М. Булгакова, рассказов В. Шаламова, киносценария А. Солженицына, документов, связанных с судьбой Ахматовой («Дружба народов»), воспоминаний Н. С. Хрущева, Вяч. Вс. Иванова, писем Н. А. Заболоцкого, стихов И. Бродского, Л. Лосева, повестей Г. Владимова и А. Марченко, рассказов и эссе Гроссмана («Знамя»), «Архипелага ГУЛАГа», «Розы мира» Д. Андреева, «Русской революции» Б. Пастернака, «Ангисексуса» А. Платонова, стихотворений И. Чиннова, В. Перелешина, Н. Моршена, «Новой прозы» В. Шаламова («Новый мир»), стихотворений А. Галича и А. Введенского, рассказов В. Набокова, дневников Е. Шварца, прозы С. Довлатова и В. Некрасова («Звезда») — было что почитать;
— реабилитации и активного вторжения в официальный литературный контекст (и разрушения оного) литературного андеграунда, а также начала его литературно-критического осмысления;
— дальнейшего расхождения и противостояния литературных «либералов» и литературных «патриотов», годом провалившейся попытки организовать их диалог;
— зарождения серьезного спора внутри либеральной интеллигенции о путях развития государства и культуры (в первом номере «Дружбы народов» напечатана обширная рецензия А. Архангельского на культовый сборник 1988 года «Иного не дано», собравший самые громкие имена того времени, — среди авторов Ю. Карякин, А. Сахаров, Г. Заславская, Г. Попов, Л. Баткин, Ю. Афанасьев). Поколению шестидесятников («единственному творческому») деликатно, но твердо оппонируют идущие вослед — еще не с глумлением, а со всеми реверансами и комплиментами («…если бы не они, кто знает, где бы мы сейчас были, какие бы рыли "котлованы"»), но и с явным желанием дистанцироваться (внешне — по «возрастному цензу», на самом деле — идеологически) от «самого смелого» на январь 1989-го и «самого робкого» на завтра комплекса мыслей…
Ни шестидесятники, ни «патриоты» еще не осознали того, что их приоритет постепенно уходит в прошлое, — и продолжали свою борьбу.
Но идеологическая и литературная инициатива переходила в руки «новых», «других» литераторов, столь неосмотрительно выведенных на свою «площадку» (впоследствии — оплеванную) либералами.
Всего через краткое историческое мгновение «другие» откажут этой «площадке» («толстым» журналам, «Литературной газете») в жизнеспособности.
А пока… пока обостренный литературный интерес вызывают уже не републикации, которыми публика слегка «объелась», а именно «другие» тексты «других» литераторов.
Кто бы мог подумать, что былой андеграунд так забавно сойдется на исторической сцене (ирония истории торжествует, как всегда) с теми, кто подвергал сомнению его литературную перспективу — и совсем еще недавно! В феврале 1989-го состоялось официальное обсуждение деятельности журнала «Знамя» в секретариате СП СССР (о событии информировала «ЛГ») — и одним из докладчиков по отделу литературной критики был Вик. Ерофеев, в недавнем прошлом исключенный из рядов СП как организатор и автор «МетрОполя». Вик. Ерофеев мягко попенял критике «Знамени» за «вульгарный социологизм», за использование критики «как инструмента общественной, а совершенно не литературной жизни».
Критикующий и критикуемый поменялись местами. Либералы-шестидесятники, «военная» и «деревенская» проза теряли очки — «другая» литература, андеграунд эти очки стремительно набирали. Как будто энергию из одних выкачивали — и отдавали другим.
В «Московском рабочем» наконец, после десятилетних мучений вышла «Бессмертная любовь» Л. Петрушевской, напечатаны десятитысячным тиражом «Веселые времена» В. Пьецуха. Готовилась к изданию «Весть», альманах, появление которого опережали слухи и обсуждения: почему «Весть/West» — не от сомнительной ли (тогда еще!) прозападной ориентации? «Весть», первую в неизуродованном цензурой виде опубликовавшую «Москва — Петушки», прикрывал своим авторитетом Вениамин Каверин.
Через голову шестидесятников «других» приветствовали «серапионы».
Преемственность, как и положено, шла через поколение.
Год Солженицына: 1990
Для чего я пытаюсь воспроизвести, восстановить в памяти — своей и читателей сюжетность каждого года минувшего десятилетия, внутреннюю связь многими забытых литературных событий? Так ли уж они важны, значительны, когда литература наша переживает совсем иные, не публичные времена (в отличие от 1990-го, когда тираж «Нового мира» достиг 2 710 000 экземпляров, «Дружбы народов» — 739 490, «Звезды» — 340 000, и даже у известных в узких кругах «Вопросов литературы» тираж равнялся 23 950 экземплярам)?
Перечитывая свои собственные заметки, написанные «внутри» того времени, вижу определенную связанность моментом. Возможно, и ангажированность этим самым моментом, направляемой (в том числе, думалось мне, и мною) энергией. Прошло не так уж и много (всего-то десять… девять… восемь) лет, и выяснилось, что цели и ценности были по ускоренному пути в сегодня чрезвычайно быстро утрачены. Тогда казалось, что любой намек на функционерские, а то и просто нежные отношения с КГБ, например, навсегда испортят репутацию и отлучат от журнала, газеты, книги, ТВ-канала. Ничего подобного не произошло, напротив — функционеры и любители гордятся своими заслугами, своей оригинально понимаемой службой отечеству.
Перечитывая год за годом журналы, листая подшивки газет, видишь, что «свобода, ах, свобода» слова, выросшая в «железной скворешне» (Давид Самойлов, стихи опубликованы в «Новом мире», № 6), пробивалась к свету после ограничений гласности с самыми серьезными трудностями.
В своей «Хронике» я не хочу — да и не могу — кропотливо подводить итоги и перечислять приметы очередного литературного года. Для этого и я сама, и мои коллеги писали итоговые статьи, восстановив живую и по сей день традицию «Взглядов на русскую литературу» (первый такой «взгляд» я опубликовала в «Знамени», 1987, № 1, подводя итоги года предшествующего).
Сегодня я хочу увидеть то, что не удалось тогда: слишком близко — слишком горячо — изнутри времени.
«Цинковые мальчики» Светланы Алексиевич печатались в «Дружбе народов» рядом с «Плавающей Евразией» Тимура Пулатова, «Синие тюльпаны» Юрия Давыдова — со «Страхом» Анатолия Рыбакова, Виктор Кривулин появлялся рядом с Юлием Кимом и Вадимом Делоне; повесть Владимира Корнилова «Девочки и дамочки» печаталась «накануне» повести Юрия Карабчиевского «Жизнь Александра Зильбера». В «Новом мире» — «поздняя проза» Руслана Киреева и «Песни восточных славян» Людмилы Пегрушевской, «Дочери света» Ирины Емельяновой и стихи Владимира Соколова на фоне «Номенклатуры» М. Восленского, статей Мариэтты Чудаковой, Александра Ципко, Ксении Мяло и публикаций неизвестной прозы Бориса Пастернака. В «Вопросах литературы» — полностью (после намеднишнего скандала с публикацией фрагмента в «Октябре») «Прогулки с Пушкиным» А. Терца, со шлейфом многоголосого обсуждения…
Все шло вроде бы в развитие тенденций трех предшествующих лет: и публикаторские задачи решались азартно, и бывший андеграунд понемногу легализовался.
