Книжка-подушка - Александр Павлович Тимофеевский

Умерла Зинаида Шарко. Ей было 87 лет, а представить себе, что ее не стало, невозможно. Последние четыре минуты из «Долгих проводов» Киры Муратовой с мимом на фоне простыни, с песней на стихи «Белеет парус одинокий», со зрительным залом, забитым, взволнованно дышащим, с трогательным партикулярным мальчиком, вытаскивающим героиню Шарко из скандала, с требовательным ее в скандал возвращением, с торжественным стоянием посреди него, как на сцене, со сталинской гипсовой вазой, рядом с которой только и можно сесть, с огнями иллюминации, с париком, стащенным с хорошо уложенной головы, это такое сочетание искренности, фальши, сценичности, деланности и подлинности, что слезы сами катятся из глаз. Тут весь театр и все кино разом.

Пойманные террористы, которые собирались устроить взрывы в Крыму, чтобы посеять панику и убить там туризм, это японские диверсанты, они, родные, чистый фикшн, высокая поэзия, Тертуллиан большого сталинского стиля, верую, ибо абсурдно, – а для чего еще Господь посылает на землю японского шпиона?

ФСБ крутит в СМИ видео с главным террористом, руководителем предотвращенных взрывов в Крыму. Он, в частности, рассказывает: «Был приглашен в Киев. Объяснили: создается группа для проведения диверсионных акций на территории Республики Крым». Прямо сознается: закладывал взрывчатку в такие-то тайники, получил за это столько-то гривен.

Тов. Вышинский, прокурор СССР в 1935–1939 годах, на всех главных процессах времени, разоблачивший множество врагов, хотевших уничтожить большевистскую партию, нашу коммунистическую власть, молодую страну Советов, называл это царицей доказательств. Признание, учил Андрей Януарьевич, – царица доказательств.

У меня по этому поводу созрела просьба.

Дорогая ФСБ!

Мы понимаем, что кругом враги, задумавшие взорвать Крым. Мы гордимся нашими органами, которые разоблачили заговор, предотвратили взрывы, поймали диверсантов. Мы не сомневаемся, что следствие располагает неопровержимыми доказательствами их вины. Пусть это будут прямые и косвенные улики, княгини и графини разные. Но пусть не будет царицы. Можно без царицы обойтись, а?

Главное свойство молодости – легкое дыхание. Никакого разврата в молодости не бывает, ни у кого. Разврат – дело внушительное, с тяжкой поступью, с одышкой. А как у собачек это не разврат. Обнюхались, виляя хвостиками, спарились, разбежались. Все невинно, все смешно, все не обязательно и летуче. Живите-ка смеясь – это про молодость, и светскость – тоже про молодость. И ум – жадный до нового, мгновенно схватывающий, ко всему открытый – тоже про нее.

С годами человек глупеет. Мудрость это эвфемизм глупости, рот открывается, а сказать ему нечего, и он важно, со значением закрывается: несказанность как обретенная нирвана.

Есть, есть, конечно, сильно немолодые люди, сохраняющие светлый и даже быстрый ум. Но это требует сосредоточенности. Быть походя прекрасными в старости не выходит. Поэтому не надо лезть в телевизор, на сцену, светиться под рампой, давать интервью и проч. Старость это хорошо промытые морщинки, в том числе и умственные. Старость это усилие. Нет ничего печальнее легкого дыхания в старости.

Любимые, можно сказать, девушки стонут от перспективы водить в школу ребенка при новом министре образования. Девушки! – специально ради вас прослушал-просмотрел слова этого министра. Что она такого сказала? Ну, неприятно, да. Ну, ужас, конечно. Но не ужас!ужас!ужас! Дежурная лояльность власти, и только. Не зигует министр, всего лишь сделала книксен.

Уже минимум десять лет как дискурс решительно поменялся. Сталин больше не упырь, однозначный и страшный людоед, каковым он был и останется для нас. Нет, для власти такой упырь генерал Власов, а Сталин, наоборот, – трагическая фигура, исполненная противоречий. По отношению к нему власть давно практикует диалектику «с одной стороны, с другой стороны». С одной стороны, эффективный менеджер, выиграл войну, увеличил и возвеличил империю, с другой – поубивал народу, гм, было дело, гм, не забудем, не простим, но не забудем также, что цифра им убитых сильно раздута шакалящими у посольств, и не простим им, что, топча Сталина, они всю нашу историю втаптывают в грязь. Тут вам и тезис, и антитезис, и синтез – все на месте.

Совсем выпасть из этого дискурса министр не посмела, это было бы неслыханным санкюлотством. Она что-то внутри него невнятное пропела, без акцентированного злодейства, по-моему. Присела перед партией и правительством, как любой другой министр. А вы что хотели, чтоб она кинула в них калом? Беспокоиться по поводу детей, отводимых в школу, не надо. Мы учились при точно такой же диалектике, но антитезис тогда был гораздо хуже проработан. Писк XX съезда в школьных учебниках почти не раздавался, что не помешало нам вырасти убежденными антисоветчиками, страстно ненавидящими и Сталина, и Ленина, и всех других товарищей из того серпентария. И ненависть эта светла до сих пор. И что с нею сделает новый министр? – смешно.

Французский запрет буркини на пляжах это немножко очень глупо и никак не сообразуется ни с какой свободой. Глупость заразительна, она не знает границ. Французский закон уже принялись развивать российские блогеры. Прочел тут, что батюшка, выходящий из церкви, попадает на улицу, которая, в сущности, тот же пляж – общее светское пространство, – а значит, должен оставить рясу в храме и переодеться в джинсы. Милые мои! Если мы либералы, то батюшка нам ничего не должен, пусть идет куда хочет, как хочет, с кем хочет, во что хочет одетый. Нам нет до этого никакого дела. Из того, что они запрещают шорты и мини-юбки, не следует, что мы должны запрещать буркини и рясы. Светские запреты – не альтернатива фундаменталистским, а их продолжение. Не путайте роли, не отбирайте их хлеба, мы за то, чтобы все разрешать, запрещают пусть они. А иначе выходит, что мы оскорбились в своих светских чувствах, как они оскорбляются в религиозных. Иначе выходит светский фундаментализм, что-то совсем жуткое, по-моему.

Вчера выпивали и говорили про пьянство. Отец вспомнил своего друга, который утром, в сильном похмелье, брился, глядя в унитаз.

– Помилуй, зачем? Ведь вот же зеркало, над умывальником, – сказали ему.

– Не достоин, – ответил он.

Чистый Федор Михайлович. Русский мир, угрюмый и беззащитный.

Марина Цветаева, 75 лет со дня гибели которой отмечается сегодня, сказала, расставшись с Софьей Парнок: «Любить только женщин (женщине) или только мужчин (мужчине), заведомо исключая обычное обратное, – какая жуть! А только женщин (мужчине) или только мужчин (женщине), заведомо исключая необычное родное, – какая скука!»

Я гляжу на эту фразу и понимаю, что она против любой морали – консервативной или прогрессистской, досоветской, советской, постсоветской, традиционно религиозной или секулярно либеральной. Нет такой общности, которая бы эту максиму разделила, для одних неприемлема первая часть, для других – вторая, для третьих – обе.

Какие тут выводы? Про одиночество Цветаевой, вообще поэта, выпадающего из всех раскладов? Да, конечно. Но еще и про ценность любого выпадения, индивидуального опыта,