Игорь Свинаренко - Записки репортера
Мчишься, значит, вдоль по Гваделупе… Пальмы, зелень, песок и океан, жара – ничего особенного. Но чу! На пути негритянский ПГТ – поселок городского типа. Любопытно: ну как тут? Конечно, официально это – Франция. Но на Нормандию или там Cote d’Azure все ж не похоже. Есть местная специфика. Она в чем выражается? Дома полурассыпавшиеся, немало сарайчиков. Хибарки типа русских дачных домиков на шести сотках, с маленькими верандочками, которые тут и стеклить-то незачем. Что-то советское, дешевое, южное – в такие халабуды в Сочи селили «дикарей». Легкое запустение, бедность в пределах приличий, ну белье сушится на улице – но вызывающей нищеты, какая часто бывает в черных странах, все-таки нет. Как-никак тут Франция, а это страна фактически социалистическая. В итоге оказывается, что с виду это все настолько же симпатично, как в том же Коктебеле или, напротив, на Ки-Уэст.
Или взять такую вещь, как местные кладбища. Если вы их не посетили, то про Гваделупу ничего не знаете и, считай, на ней не были. Так вот знайте: Ваганьковское и Новодевичье – это просто торжество скромности и бедности в сравнении с простецким кладбищем провинциального городка Морн-а-Ле. Когда на него, подъезжая, смотришь издалека, думаешь: «Какой милый поселочек… Домики хоть и небольшие, но таки плиткой обложены. Участки как будто маловаты…» Поселок оказывается местом упокоения, а домики – семейными склепами. А черная плитка, которая почти всюду в шахматном порядке соседствует с белой, напоминает про друга степей калмыка, построившего Chess City… И не скажешь, что кладбище – старинное, колонизаторское: на керамических портретах запечатлены все больше черные лица покойников, покинувших этот мир в годы нашей перестройки. Что стоит за повышенным интересом к этому сектору недвижимости? Говорят о местном настроении, что-де после смерти человек должен улучшить жилищные условия. Но что это объяснит нам, посетителям бедных подмосковных погостов, непроходимых в непогоду? Кстати, про непогоду: на стене одного из гваделупских склепов, под навесом, я увидел вешалку и висящий на ней зонтик… Кто-то из местных рассудил так: «Вот приду я к дорогому покойнику, а тут дождь, – что ж мне, взять да промокнуть? Ничего подобного! А украсть такой вот трогательный зонтик – да как же такое может в голову прийти?! Креста на вас, что ли, нет?»
Эта негритянская черная экзотика не напрягает, ее на самом деле и побольше могло б быть. А так накал ее даже и слабоват. Белому путешественнику хотелось бы немного ужасного, он бы с удовольствием изучил культ Вуду, ну хоть в упрощенном туристском варианте, – но вместо этого ему могут разве что предъявить пару безобидных колдуний, которых нанимают для разборок с соседями. Очень трогательны здешние карнавалы, которые идут сразу после католического Рождества. Там – вот ведь до чего доходит политкорректность – затрагивается даже социальная тематика: безработица, к примеру. Они там, понимаете ли, пытаются нас убедить, что пляшут не ради забавы, а в возвышенном смысле! Но это, конечно, белые им голову морочат.
Но что мы все про черных! И у белых гваделупцев есть свои экзотические обычаи! К примеру, они саблей отрубают горлышко бутылке шампанского! Мы про такое только слышали… Но думали по простоте душевной, что это бывает только в кинофильмах про пьяных русских гусар. Когда Ив, представительный джентльмен в дорогих очках, директор какой-то из гостиниц, спросил, а не умеет ли кто из нас открывать шампанское таким вот манером, это восприняли за шутку. Тогда француз велел принести бутылку брюта – и отрубил ей горло ударом тесака. Стакан шампанского при этом выплеснулся, но остальное было цело и выпилось с необычайной легкостью. Секрет этого фокуса, которому Ив выучился на армейской службе, до смешного прост. Надо ободрать с горлышка бутылки фольгу, обнажить проволочный узел и под углом рубануть – тупой стороной сабли или, на худой конец, тесака. При этом отрубленное горлышко с нетронутой пробкой улетает метра за три, так что будьте осторожны. И такое предупреждение: если бутылка не охлаждена как следует, то из нее гейзером выплеснется все содержимое. Невыносимо тяжело думать о том, что ледяное французское шампанское зря уйдет в песок в такую жару. А ведь его везли сюда на пароходе целых три недели. А раньше вообще только морем можно было сюда добраться. Французские чиновники, служащие в заморских департаментах, ностальгически вспоминают о бесплатных, за счет казны, путешествиях по морю от Гваделупы до Марселя – эти три недели ходу морем туда и столько же обратно, разумеется, не входили в отпуск, они засчитывались как рабочие дни! Такое счастье выпадало раз в два года… Теперь все летают, да, но льгот еще полно: тут чиновникам год за два, южная надбавка к жалованью сорок процентов и сниженные на треть налоги. Как-то странно думать про это: мы там вроде на отдыхе, а они себя жалеют так, будто судьба забросила их в Оймякон… Кстати, рекорд новогоднего холода был поставлен в конце прошлого века, когда температура воздуха упала до +17 по Цельсию, при том что обычно она стоит на уровне 30, а вода холодней 25 так и вовсе не бывает. Сейчас, когда я пишу эти строки, кончается сезон дождей и аж до самого июня над всей Гваделупой будет синеть безоблачное небо…
Итальянские уроки: как нас обуть
Цивилизованный мир завален модными товарами. У тех, кто привык покупать качественные дорогие ботинки, их запасено на десять лет вперед. Вот он, страшный призрак кризиса перепроизводства, каким нас пугал покойный путаник Маркс! Плохо это или хорошо, но мода с каждым годом все слабее волнует людей, они переключают свое внимание – и траты – на путешествия, мобильные телефоны, Интернет. Итальянские обувщики встревожены: как выжить? Они напуганы этим кризисом и напряженно ищут из него выход. Видите, а мы думали, что только у нас проблемы в экономике, что остальным все даром достается… А на самом деле всем трудно!
Почему они?
Кстати, отчего все так носятся именно с итальянской обувью, а не, допустим, с прогрессивной американской, которая даже на Луне оставила следы? Или – что бы нам самим не напрячься и на фабрике «Скороход» не нашить лучших в мире ботинок? Неужели ж мы дурнее? Вон у нас ракеты какие! Но – нет. Даже когда за обувное производство у нас брался гений мирового масштаба, ничего не получалось. Лев Толстой собственноручно тачал сапоги и дарил их поклонникам, однако сам при этом носил импортную обувь – вы можете лично проверить этикетки на экспонатах его дома-музея… Увы! Носимся, носимся со своей духовностью, а простого итальянского сапожника догнать не можем. Почему? Я многих в Италии про это спрашивал. Ответы, сложившись, дают простенькое, но убедительное объяснение. Во-первых, будучи людьми темпераментными, итальянцы все, за что берутся – если уж берутся, – делают с любовью и страстью. Во-вторых, они от рождения привыкают к красоте вокруг. По их статистике, в стране сосредоточено 70 процентов мирового запаса памятников культуры. А где не видно шедевров, там все равно хорошо: синее небо, зеленые холмы, игрушечные домики и аккуратные поля, – это все против нашей слякоти, мрачных заводских трущоб, скуки, тоски, запоя. Что видишь вокруг, то и воспроизводишь! Видимо, не зря наши художники в старину творческим командировкам на БАМ предпочитали Италию… Помню, Дмитрий Набоков, который много лет жили в Италии и увлеченно коллекционирует автомобили Ferrari исключительно за их красоту, уверял меня: живи Микеланджело сегодня, он непременно б занимался промышленным дизайном…
ЭкзотикаОсобо стоит сказать про модные материалы. Они разные – вплоть до кожи, снятой с питона, – из нее получаются легкие босоножки (Cesare Catini). Конская шкура, черная и оранжевая, из нее – и туфли, и сумки, например, в виде торбы из-под овса, которую вешали лошадям на морду (такое – у многих). В ходу там и шкура кенгуру (Fabi). Фабрикант Фламинио Фаби – у него, кстати, на Тверской большой магазин – просвещает:
– Да, дорогая она – 60 долларов за метр. Так что фабричная цена за пару будет долларов 80, а уж в магазине около 200. Но зато кенгурячья кожа не пропускает воду! Это самый ноский материал!
Но такие ботинки еще надо уметь выбирать. Люди зря боятся шрамов на коже – думают, это брак. А на самом деле кенгуру в загонах у себя в Австралии прыгают и царапаются о колючую проволоку. Шкура – на ботинки, мясо – на консервы, выгодно!
– Слушайте, у вас же тоже тепло, могли б сами разводить!
– Не, не потянем. Им же надо прыгать, а в Италии негде – тесно у нас.
А вот туфли из нейлоновой сетки – похожую ставят на форточки против комаров, – на которую тут и там накапана яркая краска, – изобретение Фернандо Пенсато. Это самый сентиментальный из всех итальянских обувных магнатов, которые мне там встретились. Тонкий мужчина в годах, с длинными седыми волосами, с глубокими трагическими глазами, он изобретает как бы игрушечные туфли – с жемчугами, с цветочками, посыпанные как бы сахарными цветными шариками, они сверкают перламутровыми блестками, они кажутся сладкими до приторности, десертными. Фернандо – сам себе хозяин, дизайнер и продавец:
