Петр Хомяков - Свои и чужие
Открытия, сделанные семьёй учёных Лики, подтвердили по известным причинам «подпольно» бытовавшие в среде российских антропологов взгляды, начисто отрицающие «марксистскую» теорию происхождения человека. Из открытий Лики вытекает, что несколько менее миллиона лет назад на земле одновременно существовали различные формы Человекообразных, существенно различающиеся по своей эволюционной продвинутости. Таким образом, питекантропы и синантропы – не предки человека, а тупиковые ветви, отделившиеся, возможно, ещё от «силачей» и в дальнейшем окончательно деградировавшие и вымершие.
Среди этих тупиковых форм особенно интересна судьба неандертальца. Непосредственные предки современных людей – кроманьонцы И неандертальцы – дожили сообща до относительно недавнего прошлого. Причём, если кроманьонцы – это современный тип людей, даже можно сказать, что «наилучшая» реализация этого типа, то неандертальцы – несколько размытая по своим признакам группа менее развитых человекообразных, сильно напоминающих современных больных акромегалией – сильных и выносливых тупиц с массивным скелетом. Заметим, кроманьонцы могли смешиваться с неандертальцами. Как же произошло, что «человек разумный», навеки вроде бы завоевавший землю, вдруг вынужден был делить её с «аутсайдерами» эволюции? Объяснения здесь достаточно просты.
Поднявшись из тропиков в умеренные широты, «человек разумный» вторгся в приледниковую зону Европы и Азии. Заметим, что «человек разумный» шёл за огненным валом преимущественно по открытым междуречным пространствам. Этот период его эволюции очень скудно обеспечен находками соответствующих останков, ибо поиски ведутся в основном в долинах рек и пещерах. Именно поэтому появление кроманьонца уже в европейском приледниковье, значительно лучше зафиксированное археологами и антропологами, позволяет некоторым исследователям говорить о «внезапности» возникновения современного человека. Как видим, эта «внезапность» мнимая.
Вместе с тем необходимо подчеркнуть, что окончательное оформление кроманьонца, скорее всего, произошло именно в приледниковье, где неординарные природные условия на первых этапах освоения этих регионов «отфильтровали» лучших из огненных охотников. Однако дальнейшее «запредельное» ужесточение климатических условий по мере наступления ледников способствовало скорее деградации популяций «человека разумного», нежели его эволюционному совершенствованию.
Вероятно, часть популяции «человека разумного» была отрезана наступающими одновременно с севера, с Альп, и с Урала ледниками в некоторых замкнутых ареалах и деградировала. Часть отошла на юг (если имела за спиной не совсем выжженную землю). В это время климат в некоторых из сотворённых человеком пустынь стал влажнее, и нашедшие возможность следовать по следам «человека» наиболее развитые из «силачей» оказались в резко улучшившихся условиях.
В процессе циклов наступления и таяния ледника происходили соответствующие миграции «человека разумного», а также «силачей» и выходящих в период межледниковий из изоляции «деградантов». Смешиваясь в разных пропорциях, эти человекообразные особи (в данной главе мы, несколько упрощая вопрос, назовём их «неандертальцами», хотя это могли быть и более «дальние родственники» кроманьонца; подробнее об этом мы поговорим в первой главе второй части) к концу последнего оледенения значительно потеснили «чистокровного» кроманьонца. Причины здесь просты. Значительно лучшее качество каменных орудий, развитость, разумность, внутригрупповой альтруизм и т. п. факторы перестали приносить кроманьонцу решающие преимущества, как только неандертальские маргинальные группировки освоили огонь и загонную огневую охоту. Кроме того, неандертальцы, судя по всему, относились к так называемому «стайерскому» адаптационному типу.
Это понятие ввёл в науку академик В. П. Казначеев. «Стайерский» адаптационный тип отличается немедленным падением жизненной активности в плохих условиях, однако длительным сохранением жизнеспособности в этой ситуации. В противовес этому «спринтерский» адаптационный тип поначалу совершенно не реагирует на вызовы внешней череды, сохраняя заданную активность. Зато потом происходит так называемый «срыв адаптации», и «спринтер» становится подвержен болезням. «Спринтеры» лучше учатся, добиваются больших спортивных результатов, но чаще болеют и чувствуют недомогание после периодов активизации Среди жителей Европейской России, Украины, стран Европы подавляющее большинство «спринтеров». Среди якутов, чукчей – «стайеров». Стайеры» выживут в условиях, в которых для «спринтеров» лучше надолго не оказываться, зато «стайеры» «пороха не изобретут».
Итак, в условиях ледниковых холодов стайерские маргинальные группировки неандертальцев успешно конкурировали с кроманьонцами на полях загонных охот. К концу последнего оледенения их в Европе было уже значительно больше кроманьонцев. Потомки «силачей» взяли временный реванш.
С уходом последнего ледника на просторах Северной Евразии развернулась последняя драма борьбы «человека разумного» с его «дебильными» родственниками. Дело в том, что циклы оледенений не позволили кроманьонцам и неандертальцам окончательно уничтожить в умеренных широтах так называемую мегафауну – фауну крупных животных. Именно представители мегафауны (такие как мамонты) были основным объектом промысла и для тех, и для других. С уходом последнего ледника участь мегафауны была предрешена.
Соотношение жизненных циклов представителей мегафауны (мамонта, различных видов быков и т. п.) и человекообразных такова, что окончательное истребление жертв происходило стремительно, в течение жизни одного-двух поколений человекообразных. После этого разразился кризис.
Не успевшие перейти к другому образу жизни, туповатые неандертальцы вымерли в одночасье. Население Европы сократилось примерно в четыре раза. По-видимому, кроманьонцы, постепенно оттесняемые торжествующими неандертальцами от благодатного «корыта» загонной охоты, уже в конце последнего ледниковья постепенно переходили на альтернативные способы жизнеобеспечения, прежде всего на скотоводство. Описываемое оттеснение имело прямой смысл. Кроманьонцы были вынуждены покидать территории, наиболее благоприятные для загонной огненной охоты, и на худших участках строить альтернативную систему жизнеобеспечения. Это и позволило им пережить кризис.
Здесь уместно сделать одно важное замечание. Последнее время некоторые исследователи пытаются обосновать тезис о том, что альтернативной загонной охоте в качестве системы жизнеобеспечения могло быть земледелие. Подобное утверждение не выдерживает критики. Простейшие ресурсно-экологические расчёты показывают, что в умеренных широтах, а тем более в приледниковье (в отличие от тропиков и субтропиков), земледелие может прокормить население только при активном использовании тяглового скота и металлических орудий. Всего этого у кроманьонцев не было. Во всяком случае, скотоводство, обеспечившее приручение животных, должно было возникнуть раньше. А земледелие, зачатки которого, вполне возможно, присутствовали у кроманьонцев, носило вспомогательный характер и было, если так можно выразиться, некоторой смесью огородничества и собирательства.
По-видимому, животноводство не могло оставаться только мясным. Потребление молока началось вместе с приручением животных. В данной связи интересно отметить, что именно у индоевропейцев пищеварение генетически предрасположено к потреблению молока в течение всей жизни. Приспособленность к молочной пище коррелирует ещё с целым рядом биохимических особенностей организма. Характерно, что эти особенности наиболее ярко выражены у т. н. «арийских» народов, происхождение которых связывают именно с европейским приледниковьем.
Итак, кроманьонцы остались единственными гоминидами на земле (если не считать гипотетического реликтового неандертальца – т. н. «снежного человека»). Вместе с тем, нельзя не отметить, что неандертальцы, по-видимому, перед своим уходом со сцены попытались взять реванш и «реанимировать» каннибализм, от которого они, наверное, окончательно не отказывались никогда. Однако на этот раз кроманьонцы победили именно благодаря своей «цивилизованности» в почти современном понимании этого слова.
Мы уже говорили, что относительно лучшие орудия не могли дать решающего преимущества кроманьонцам после того, как неандертальцы освоили огонь. Однако кроманьонцы могли лучше организовываться в большие группы, среди их сообществ было меньше междоусобиц.
Скорее всего, неандертальцы в этот период «ренессанса» каннибализма в значительной степени самоуничтожались, воюя не столько с кроманьонцами, сколько друг с другом. Кроме того, не освоив никаких альтернативных источников питания, они испытывали значительно более сильный голод, чем кроманьонцы, в результате чего слабели.
