БТ (быстроходный танк) – агрессор, потому что на нашем бездорожье не годится, а применим только на западных автострадах и для них предназначен. Резун захлебывается от восторга по поводу качеств БТ, потому что эта модель создана «американским танковым гением Дж. У. Кристи». Правда, сами американцы, почему-то гения не поняли, хотя, казалось бы, танк и был предназначен для их автострад, а они все же выпускали танки другой модели. Здесь Резун просто похлопывает своих хозяев по бриджам, стараясь замолчать реального гения – советского конструктора Кошкина, создавшего лучший в мире танк – Т-34. Резун откровенно лжет, заявляя, что Т-34 – прямой потомок модели БТ. Если Т-34 прямой потомок американской модели, то почему же ни американцы и никто другой, имевшие БТ в чертежах, так и не смогли ни во время войны, ни после нее воспроизвести нашу машину? Да потому, что ни одним достоинством и ни одним недостатком БТ модель Кошкина не обладала. Он не был таким быстроходным, как БТ, что являлось единственным преимуществом американской модели, но зато имел мощную броню, обладал столь же мощным вооружением, высокой проходимостью и вместо бензинового двигателя – дизельный. Всех этих достоинств, а они для танка главные, не было у БТ, так что Т-34 был уникальной моделью, не имеющей ничего общего с американским вариантом «танкового гения». А то, что БТ предназначался только для западных автострад, – это выдумка Резуна, поскольку этими танками были укомплектованы мехкорпуса и стрелковые дивизии Красной Армии во всех военных округах, в том числе в Сибири и на Дальнем Востоке, где, понятно, автострад не имеется и за тысячи верст. Упоминая о том, что в арсенале Красной Армии появился новый танк Т-34, и что это якобы «прямой потомок БТ» (читай – тоже танк-агрессор), ни словом не упоминает о его качествах и что именно этими машинами заменялась устаревшая и очень неудачная модель БТ. Почему же? Да очень просто: вся версия о том, что танковая промышленность Советского Союза работала для войны на европейских автострадах, становится в этом случае совсем очевидной «лжой». Ведь Т-34 автострадным никак не назовешь. Но, спрашивается, зачем же их выпускали, если собирались напасть на Европу, зачем снимали с производства и отправляли в переплавку более подходящий для этих целей «танк-агрессор»? Такую же демагогическую канитель Резун развел и вокруг характеристик наших самолетов, считая их оружием агрессии, потому что советские истребители и штурмовики обладали мощным вооружением, как будто в обороне необходимо только слабое вооружение. И, конечно, Резун ни словом не обмолвился о тяжелой бомбардировочной авиации, которая всегда предназначалась для нанесения ударов далеко от своих границ и с большим основанием может быть названа современным оружием агрессии. СССР не имел мощной бомбардировочной авиации дальнего действия, машин было мало, и все они устарели конструктивно. Зато превосходной бомбардировочной авиацией, большой по численности и разнообразию моделей обладали такие миролюбцы, как англичане и американцы. Резун именно потому и помалкивает об этом виде оружия, что разговор на эту тему стал бы щекотливым для его нынешних хозяев. Такими же противоречиями и увертками грешат рассуждения Резуна и о значении для войны оборонительных сооружений. Собственно, тезис таков: если страна строит оборонительные сооружения (например, линия Маннергейма или линия Мажино), то она войны не хочет, а готовится к обороне, а если оборонительных линий не имеет или, имея, их разрушает, то это значит, что она готовится к агрессии. Резун так и спрашивает: зачем Советский Союз разрушил оборонительную линию на Западе, так называемую «линию Сталина»? И в соответствии со своей извращенной логикой отвечает – чтобы внезапно напасть на Германию, а потом и на всю Европу. Действительно, до сих пор не ясно, зачем разоружали и частично разрушили одну линию обороны, не успев построить другую? Ответ может быть гораздо более прост, чем все думают: не было здесь никакого умысла, а лишь глупость дуроломов вроде генерала Кулика, которых и тогда у нас было много. А генерал Кулик, после того как стал ясен огромный вред, нанесённый его деятельностью (и бездеятельностью) делу вооружения, был расстрелян. Это ведь он настаивал на отказе вооружения армии автоматами ППШ, демагогически заявляя, что это не военное, а полицейское оружие. Но ведь другую-то линию обороны все же строили на новых, отодвинутых на Запад рубежах, а значит собирались все-таки обороняться. Но нет – для версии Резуна это не годится, и поэтому начинается крутеж по поводу того, что, дескать, не так строили и не на тех направлениях (конечно, полководец Суворов, то бишь Резун, лучше знает, на каких направлениях нужно было строить). Но вот в чем загвоздка: наш критик заверяет мир, что мы готовились к агрессии с двадцатых годов, а линия обороны на западе нашей страны строилась в тридцатых годах, причем (и по мнению того же Резуна) линия неприступная, спрашивается зачем? Ведь по его версии мы с первых дней советской власти собирались нападать, а для этого оборонительная линия ни к чему. Опять неувязка, господин Резун, логика-то навыворот.
Революционная риторика двадцатых годов, призванная подчеркнуть верность коммунистов в условиях НЭПа идеалам революции, широко используется Резуном как доказательство изначальной агрессивности советского руководства, имеющего якобы «великую мечту» завоевания мира в целях господства над ним. Здесь он ссылается не только на высказывания Сталина, но и многих других руководителей страны. Так, в качестве эпиграфа первой главы, выносится высказывание М. Фрунзе о причастности партии коммунистов к освобождению рабочих всего мира: «Мы – партия класса, идущего на завоевание мира». Любому человеку, мало-мальски знакомому с «революционной» лексикой тех лет, понятно, что речь здесь идет о рабочем классе всего мира, стремящегося к своему освобождению от капиталистической эксплуатации. Но Резун всем содержанием этой главы придает дежурному высказыванию Фрунзе смысл откровения по поводу стремления советских коммунистов к мировому господству. И все цитированные им высказывания советских руководителей имеют именно такой характер подтасовки. Поскольку в тридцатых годах потребность в демонстрации верности революции отпала (шло бурное строительство социализма), то цитировать Резуну здесь нечего. Но теперь все его внимание устремляется на выискивание крамольных, с его точки зрения, идей в мемуарах советских военных деятелей различного ранга. Примером того, как фабрикуются такого рода откровения советских военных руководителей, якобы подтверждающих агрессивность советской военной тактики и стратегии, является утверждение Резуна с ссылкой на воспоминания маршала Рокоссовского по поводу начала войны и «особо секретного оперативного пакета», в котором будто бы лежал приказ нашим войскам о нападении на Германию. Действительно, в своих воспоминаниях Рокоссовский говорит об этом пакете и о том,
