Дэниэл Коуэн - Я выжил в Холокосте
Однажды Гарри слишком резко потянул какой-то рычаг и спустил на себя часть оборудования. Он и понять ничего не успел, как нога его оказалась проколота и почти что раздавлена. Врачи изучили его историю болезней, назначили психиатрическое лечение и прописали торазин от приступов гнева. Но лекарство лишь усугубляло эффект, и он прекратил принимать его. Гарри осмотрели несколько разных врачей и признали его «нетрудоспособным» с диагнозом, о котором он никогда раньше не слышал: боевой посттравматический синдром.
Поразмышляв немного над своим диагнозом, Гарри перевез семью на север штата. Он, конечно, не ждал, что переезд поможет решить его психологические проблемы, но по крайней мере на новом месте он сможет найти занятие, которое отвлечет его от них. Гарри купил часть земли у озера и составил чертежи дома. Сам процесс постройки, работы руками день за днем возымел терапевтический эффект. Как только он построил первый дом, он сразу принялся за второй. Чем больше проектов он брал на себя, тем легче ему становилось. К моменту встречи с Диком Уэйленом он почти полностью расправился с неконтролируемыми приступами гнева.
Беседа Гарри и Дика перетекла к Рубину и Кьярелли. Дик рассказал, что гораздо ближе общался с Рубиным, и что те двое оставались хорошими друзьями с самого их возвращения из Кореи. Гарри больше времени проводил со своенравным Кьярелли; они ошивались вместе почти два года. Потом, правда, он переехал и контакт с бедовым бруклинцем потерял. Сейчас, в 1984-м, ни Дик, ни Гарри не знали, что неукротимый Кьярелли уже умер. Что до Рубина, то Дик общался с ним по телефону и даже письма писал в его поддержку, но живьем не видел уже тридцать лет.
Разговор о медалях показался Гарри странным. Он вообще не слышал про похождения Тибора и искренне удивился, узнав, что Дик и другие парни пишут в его защиту какие-то письма.
Причина была проста: друзья Тибора предпочитали молчать о его подвигах – «Лагерь 5» кишел предателями и стукачами. А ужасной зимой 1950-51-го, пока Тибор активнейшим образом разворовывал съестные припасы китайцев, Гарри отчаянно боролся за жизнь в храме смерти. Гарри не был знаком с Тибором вплоть до самого лета, когда условия в лагере значительно улучшились. Словом, он и понятия не имел, что Уэйлен, Кормье, Буржуа, МакКлендон и еще дюжина других парней обязаны жизнью именно Рубину. И хотя Дик и Гарри наконец-то встретились и продолжали встречаться еще двадцать лет, оба не горели желанием обсуждать самые их темные дни в «Лагере 5». Это был один из симптомов того самого боевого посттравматического синдрома, о котором они мало что знали.
8
В 1984-м врачи удалили злокачественную опухоль из желудка Имре Рубина. Здоровье у него было хорошее, и первоначальные прогнозы были положительными. В шестьдесят два года он следил за фигурой и за диетой. Курить бросил давно, пил редко. С деньгами тоже проблем не было: он продал винный магазин, но остался собственником здания и сдавал его в аренду. Необремененный бизнесом, он смог сфокусироваться на здоровье и расслабленном образе жизни. Но через полгода он стал терять вес, усталость не проходила. Врачи обнаружили злокачественные новообразования по всему телу.
В семье заспорили: дети Имре торопили его продолжить делать операции, остальные сомневались, что это ему поможет. В итоге Имре лег под нож.
Почти двадцать лет, что они работали вместе, Тибор и Имре созванивались каждый вечер. Это раздражало Глорию: зачем болтать после работы, если они только что несколько часов провели вместе в магазине? Но Имре становилось все хуже, и она стала относиться с этим звонкам с пониманием. Она даже с радостью встречала Тибора, когда он стал приходить к ним каждый вечер, чтобы посидеть у постели ее больного мужа и поговорить с ним, пока тот не засыпал.
В семье, конечно, об этом не говорили, но Имре умирал. Имре знал это, хотя делал вид, что все в порядке, лишь бы не напрягать остальных. Однажды вечером, в июне, когда рак уже ослабил его настолько, что он едва мог говорить, Имре жестом позвал Тибора подойти поближе. Тибор забрался к нему в постель.
– Так тебе дадут эти медали, или как? – прошептал Имре.
Тибор молчал. Они уже несколько месяцев не обсуждали Медаль. Когда Тибор впервые заговорил о ней три года назад, Имре пошутил, что один-единственный венгр противостоит целой американской армии, и лично он бы не ставил на венгра, когда дело касается чего-то настолько важного.
– Поклянись, что сделаешь все возможное, чтобы получить наконец то, что заслужил, – сказал Имре строго.
Тибор кивнул.
Имре с заметным усилием заговорил громче: «Я не этого прошу. Поклянись, потому что совсем скоро меня не будет рядом, чтобы присматривать за тобой».
Тибор словно вернулся в детство, в Венгрию «Хорошо, я сделаю», – ответил Тибор.
Имре впился в него взглядом. «Хорошо» мало, брат. Клянись».
Тибору вдруг стало стыдно, будто брат страдал по его вине. Пару секунд он искал потерянный где-то голос «Клянусь».
Имре кивнул и похлопал его по руке. Через несколько дней он ушел.
Тибор так сильно и глубоко страдал, что ни с кем не говорил. Он кое-как продержался на похоронах, а затем произнес надгробную речь, которая оставила толпу друзей и родственников в слезах – но самых мрачных своих мыслей он не озвучил: забрав Имре, Господь сыграл с ним свою самую злую шутку.
Имре прожил прекрасную жизнь. Он соблюдал законы Божьи не меньше, чем кто-либо другой на этой земле. Его хватка удерживала семью в целости в самые тяжелые моменты, начиная с Холокоста и вплоть до ужасной смерти Ирэн. Он посвятил себя добрым делам. Он отказался от алкоголя и сигарет, мороженого и конфет, и призывал Тибора последовать его примеру, чего Тибор не сделал. Господь в ответ на все это отравил его тело. Печали и злости Тибора не было предела. Нужны ли еще какие-то доказательства, что, всю жизнь разговаривая с Богом, он лишь обманывал сам себя?
9
Когда небольшая группа ветеранов Корейской войны начала кампанию в поддержку «Тэда» Рубина, они понятия не имели, во что ввязываются. Свидетельств о боевых заслугах Тибора не было ни в одном отделении Минобороны США. В его личном деле значились срок службы, отчеты с учений, рота, звание и прочие мелочи. Все командующие офицеры, знавшие Тибора, погибли в бою. Ничего не было и в бумагах по корейской «битве при Литтл-Бигхорне» под Унсаном. Солдаты, которые могли бы подтвердить заслуги Рубина, либо погибли, либо умерли за прошедшие тридцать лет. Упоминали ли его соседи по «Лагерю 5» в отчетах начальству? Похоже, что нет. А даже если и упоминали, в личное дело эта информация не попала.
Единственные интересные данные о рядовом Рубине, которыми располагали военные, поступили из его интервью газете Stars and Stripes, где он рассказывал, что он – венгерский еврей, жертва нацистского террора, вступивший в ряды армии США, чтобы вернуть ей долг за освобождение из концлагеря. Правда, это все было, конечно, необычно, но на Медаль Почета не тянуло.
Отсутствие официальных записей было лишь одной из проблем Тибора. Куда серьезнее был вопрос, который не ожидал вообще никто из его команды: существовал устав, налагавший ограничения на награждение медалями участников военных действий в Корее. Отдел 3744 (Ь) раздела 10 Кодекса Соединенных Штатов Америки устанавливал, во-первых, что рекомендации на получение Медали Почета за участие в Корейской войне должны быть сделаны в течение двух лет с момента героического поступка, а во-вторых, что сама Медаль должны быть вручена в течение трех лет с момента такого поступка. Учитывая некоторые уникальные факторы Корейского конфликта, вроде неясной судьбы почти восьми тысяч пропавших без вести солдат, Конгресс продлил дедлайн на один год, то есть до 1957-го. Но к моменту, когда друзья Тибора нашли его, прошло уже больше двадцати пяти лет. Про Корею все успели забыть.
Конгрессмен от Калифорнии Роберт Дориан и конгрессмен от Висконсина Лес Аспин – который на тот момент возглавлял Комитет Сената США по вооруженным силам – раздельно представили два законопроекта, предлагавших Конгрессу снять временные ограничения, чтобы Министерство армии смогло рассмотреть дело Тибора Рубина. Представители Министерства резко воспротивились обоим законопроектам. В своем письме председателю Аспину Дэлберт Л. Сперлок-младший, помощник министра, утверждал, что «в случае капрала Рубина не было найдено либо представлено ни единого доказательства его рекомендации к награждению Медалью Почета, равно как и доказательств того, что эти рекомендации были потеряны или не выполнены».
Сперлок также добавил, что капрал Рубин спокойно мог претендовать на Медаль в любой момент до 1957-го. Ссылаясь на газетную заметку о встрече Тибора с его комдивом, генералом Хобартом Гэйем, Сперлок заметил, что у Тибора была уйма возможностей рассказать о своих подвигах. И хотя его гуманные действия в «Лагере 5», конечно, похвальны и достойны уважения, «Медаль Почета была создана для признания храбрости и отваги, проявленных с риском для жизни в действиях против врагов Соединенных Штатов. Сперлок заключил, что у Тибора не было бы шансов получить Медаль, даже если бы его дело представили вовремя.
