Сергей Сеничев - Диагноз: гений. Комментарии к общеизвестному
Сколько-то внятного объяснения постоянным бегствам художника из одного конца Италии в другой нет и по сей день. Обычно говорится об унаследованном им от отца бреде навязчивых состояний, о параноидном стремлении видеть во всех и каждом врагов, готовящих западни и о порождаемых всем этим депрессиях, мешавших титану завершать начатое… Спорить не станем: звучит по-своему логично. Но если всего на минуту поменять телегу с лошадью местами, получается совсем иная картинка. Не разумней ли предположить, что, не успевая отработать понабранных авансов, г-н Микеланджело и впадал то и дело в меланхолические ступоры, которые мчали его за тридевять земель, подальше от неприятностей и объяснений с разгневанными заказчиками — теми самыми «врагами и недоброжелателями» — к новым: еще доверчивым и готовым авансировать первого среди лучших.
Предположение несколько приземляет личность титана. Но давайте не забывать, что некоторый аферизм и склонность ловчить были присущи подавляющей части исторических персон штучного характера. Те же Моцарт с Марксом первые половины жизней проматывали отцовы накопления, а потом десятилетиями одалживались у окружающих, ну просто каким-то чудесным образом избегая необходимости возвращать занятое — о чем мы, разумеется, расскажем в подробностях. Но даже с учетом этого один всё-таки Моцарт (!), а другой худо-бедно Маркс (!). И мы без труда отыщем, чем оправдать их чисто человеческие гниловатинки…
То же и с Микеланджело. Никто не собирается записывать его в сознательные жулики. Но: из 15 обещанных кардиналу Пикколомини статуй для собора в Сине, он не сделал и трети — забуксовал на пятой. Но: лишь потому, что переключился на Давида, за которого теперь мы простим ему всё, что угодно. Как и за собор Святого Петра, за который он, как рассказывают, не взял ни гроша…
Конечно, скульптором двигало не стремление облапошить очередного филантропа. Просто стечения обстоятельств вынуждали его время от времени бормотать себе под нос что-то типа: «Ах, ну ладно, это последний раз!» и велеть служкам спешно распродавать евреям утварь (см. воспоминания Вазари) и паковать чемоданы. Во всяком случае, хорошо известно об угрозах герцога урбинского Франческо Мариа — племянника того самого Юлия, на деньги которого за не сотворенную гробницу Микеланджело «жил во Флоренции в свое удовольствие» — добраться до мошенника и стрясти всё до последнего скудо. И будьте уверены: добрался бы и стряс, кабы не заступничество нового папы, которому срочно понадобилась упоминавшаяся выше библиотека…
В небезосновательности столь примитивных и, наверное, оскорбительных для памяти гения кисти и зубила суждений убеждают жизненные перипетии и ЛЕОНАРДО да ВИНЧИ — человека с до того скверной кредитной историей, что пользуясь нынешней терминологией, мы просто вынуждены окрестить его типичным кидалой.
Выпустившись из мастерской Верроккьо, 20-летний Леонардо был зачислен в цех флорентийских художников и начал самостоятельную практику. Но правила игры были четко обозначены и сводились, собственно, всего к двум пунктам: первое — художественное произведение должно нравиться заказчику, какими бы лоховскими (с точки зрения автора) соображениями тот ни руководствовался; и второе — заказ следовало выполнить в срок. И великий в будущем член, так сказать, флорентийского союза художников с первых же дней снискал репутацию субъекта, игнорирующего оба требования.
Схема отношений «заказчик-исполнитель» была такова: вместо гонорара нанятому мастеру выплачивалась ежемесячная зарплата, а также предоставлялись проживание, пропитание, расходные материалы и оплаченные помощники. Твори и успей к оговоренной дате. Леонардо, как правило, не успевал. Что приводило к необходимости возвращать всё до последнего потраченного на него сольдо. Плюс, извините, неустойка. Отчего, в отличие от, например, творивших во Флоренции тогда же братьев Гирландайо, отличавшихся умением трафить вкусам заказчиков и безукоризненной пунктуальностью в выполнении договорных обязательств, наш герой вечно был в долгах, как те в шелках. И спасался исключительно инженерными работами (канал, соединивший Флоренцию с Пизой — его работа). А художественные заказы чаще всего либо просрочивал, либо недоделывал…
Так было со «Святым Иеронимом» для — теперь уже лишь предположительно — фрески одного из алтарей одного из соборов… Так было с «Поклонением волхвов» — знаменитым алтарным образом для монастыря Сан Донато — Леонардо изготовил множество подготовительных картонов и этюдов с тщательной геометрической разметкой, и даже начал писать картину на дереве, но — «охладел, потерял интерес и бросил». И покровитель искусств Лоренцо Медичи, прозванный Великолепным, был крайне недоволен…
То есть, толстосумы понимали: талант недюжинный, да больно необязательный. Инвестировать человека, то и дело отвлекающегося на что-нибудь постороннее, делалось всё небезопасней. И когда герцог Лодовико Моро пригласил Леонардо к себе в Милан, нерасторопный (если уж называть вещи своими именами) художник тире гидротехник согласился, не раздумывая, и проведенные там семнадцать лет считаются теперь порой расцвета талантов да Винчи…
Заполученному им месту можно было позавидовать (и завидовали!). Университетские профессора в то время получали от 500 до 2000 флоринов в год — ставка зависела от квалификации, знания древних языков и т. п. А годовой заработок ученика художника не превышал 10–12 монет… Герцог положил Леонардо максимум — две тысячи…
Для полной ясности переведем эту бухгалтерию на язык сегодняшних цен. Полноценный золотой флорин весил 3,537 грамма. Таким образом, нынешняя его стоимость (разумеется, не нумизматическая) составляла что-то порядка 42 долларов США. Римский дукат ценился чуть-чуть дешевле. Отсюда явствует, что Леонардо был приглашен на жалованье в 80 тысяч долларов в год. Без учета разовых гонораров…
Впрочем, герцогу эти расходы были не обременительные: его годовая прибыль переваливала за 650 тысяч золотых, в у.е. можете перевести на досуге сами…
Рослый, красивый участник всех турниров и состязаний — он был прекрасным фехтовальщиком, искусным пловцом и наездником, танцором и певцом, поэтом и музыкантом (чудесно играл на лире), рассказчиком и собеседником — Леонардо пришелся куда как ко двору. Хотя в Милан его позвали совсем не за красивые глаза: герцог предложил ему сотворить конный памятник своего отца Франческо Сфорца. И обличенный таким доверием и честью Леонардо загорелся. Прежде всего — идеей изваять коня, подобного которому еще не было. Он пообещал изготовить животное (и всадника, естественно) в масштабе минимум 2:1 и принялся за дело. Вернее, за подготовительные работы: скрупулезно изучал анатомию лошади, проблематику равновесия и т. п. Что потихоньку превращало его в того, кем мы теперь и знаем — в универсала эпохи. Одна беда: к заказу всё это имело куда как косвенное отношение. Ну да ведь на твердой зарплате можно позволить себе и не такое…
В общем, через двенадцать лет глиняный протопит был готов и даже выставлен на любование миланцев как образчик совершенства. До бронзового же воплощения шедевра дело, как известно, не дошло: шестью годами позже (Леонардо к тому времени уже не было в городе) Милан был захвачен французами, расстрелявшими модель из арбалетов…
Вспомним и о знаменитой «Мадонне в гроте» — первом из миланских заказов Леонардо-живописцу. Начальный вариант иконы был забракован, госприемщиков смутила слишком уж неканоническая техника исполнения (известная ныне как прославившая да Винчи сфумато — «исчезающее как дым»). Второй вариант появился лишь двадцать лет спустя…
Нет, всё, конечно, было не так уж и плохо. «Дама с горностаем» (портрет юной возлюбленной герцога Чечилии Галлерани), бессмертная «Тайная вечеря» и украшающая ныне Эрмитаж «Мадонна Литта» были выполнены по первому требованию и подтвердили реноме да Винчи как удачного приобретения.
Щедрое содержание (которого, как указывается везде и всюду, привыкшему сорить деньгами да Винчи всё равно не хватало) в известной мере окупали проекты суконновальных машин, мельниц и прочих технических приспособлений и приборов вкупе с организаций торжественных мероприятий — они тоже являлось его ноу-хау и обязанностью…
Из оказавшегося в зоне боевых действий Милана Леонардо сбежал в компании упоминавшегося выше математика и монаха Луки Паччоли. Помотавшись пару лет, поступил на службу к Чезаре Борджиа, для которого рисовал карты, проектировал оборонительные сооружения и свои любимые каналы. Но и с Борджиа чего-то не заладилось — вернулся в родную Флоренцию. Где ему и довелось посоревноваться с Микеланджело. Причем не заочно. Обоим — на конкурсной основе — было предложено расписать одну из стен нового дворца Сеньории (Великолепный Лоренцо к тому времени почил, к власти пришли олигархи во граве с Пьеро Содерини, избранного пожизненным главой магистрата, наметился экономический подъем, и флорентийской казне было по силам устроить соревнование между лучшими из лучших).
