Анатолий Вишневский - Время демографических перемен. Избранные статьи
Не имея реальной возможности остановить ускоряющиеся и, видимо, неизбежные перемены, государство на уровне законодательства и правоприменительной практики, церковь, общественное мнение везде вынуждены реагировать на новую, не вполне ясную ситуацию и как-то приспосабливаться к ней, порой игнорируя прочно укоренившиеся культурные табу.
В качестве крайнего примера такой реакции можно привести легализацию начиная с 1989 г. в ряде европейских (Дания, Норвегия, Швеция, Исландия, Нидерланды, Бельгия, Франция, Германия, Финляндия, Люксембург, Великобритания, Испания, Швейцария, Чехия, Словения, Венгрия, Хорватия, Австрия) и неевропейских (Канада, ЮАР, Израиле, Новая Зеландия и Австралия) стран однополых сожительств. В некоторых странах такие сожительства, хотя и вводятся в рамки закона, не приравниваются к браку. Так, согласно принятому во Франции в 1999 г. закону о Гражданском пакте солидарности (Pacte Civil de Solidarite, PACS), этот Пакт представляет собой «контракт, заключенный между двумя совершеннолетними физическими лицами разного или одного пола с целью организации совместной жизни»[142], но попытка зарегистрировать однополое сожительство как брак была отклонена французским судом[143]. Есть, однако, страны, в которых однополые сожительства могут быть зарегистрированы как брак (Нидерланды, Бельгия, Испания, Канада, ЮАР, Норвегия, Швеция, Португалия, Исландия, Аргентина, некоторые штаты США).
В любом случае легализация однополых союзов свидетельствует об огромных изменениях в культурных нормах. Сексуальные отношения между людьми одного пола – не новость, однако, как правило, они не получали культурной санкции, часто резко осуждались и преследовались законом. В европейской культуре нового времени отношение к ним было резко отрицательным, само упоминание о них еще сравнительно недавно было табуировано.
Признание однополых сожительств общественным мнением и даже законом противоречит традиционной европейской морали, европейским культурным установкам, и у него есть достаточно много противников. Однако, по-видимому, такое признание связано с более общими изменениями, характерными для «второго демографического перехода».
Новое законодательство отражает растущее осознание однополых сожительств как элемента более сложной, нежели традиционная, системы организации частной жизни людей, допускающей множество альтернативных вариантов и требующей более сложных и дифференцированных норм культурной регламентации. Тем не менее даже и получившие ограниченную культурную санкцию однополые сожительства остаются все же маргинальным феноменом, будущее которого не вполне ясно. Пока они не вышли за пределы «западного» мира, да и внутри него они признаны далеко не везде. Они приведены здесь в качестве примера, чтобы, обострив постановку вопроса, сделать более ясным сам вопрос: как общество, его институты, его культура могут и должны реагировать на новую ситуацию, сделавшую объективно возможными огромный рост свободы индивидуального выбора в семейной сфере и гораздо большее, чем прежде, разнообразие индивидуальных вариантов жизненного пути.
Перемены происходят быстро и не всегда однонаправленно. Скажем, еще недавно в Европе возраст вступления в первый брак снижался, а материнство молодело, как бы продолжая линию, начатую европейской аристократией в XVII столетии: женщины заканчивали деторождение все раньше и раньше. Но буквально на наших глазах произошел поворот, браки становятся все более поздними, и материнство в самых разных европейских (и не только европейских) странах стареет: вместо того чтобы раньше завершать период рождения детей, его стали позднее начинать. В этом «рыскании» в самых разных направлениях, несомненно, отражаются поиски новых форм организации частной жизни, индивидуального жизненного пути человека, адекватных новым демографическим и социальным реалиям.
Российское общество участвует в этом коллективном поиске, но с некоторым запаздыванием, нередко демонстрируя резкое осуждение каких-либо «западных» инноваций, которое заканчивается, рано или поздно, их спокойным принятием. Однако путь этот – не всегда безобидный. Например, Россия оказалась в стороне от западной «контрацептивной революции» 1960‑х годов, что обернулось для нас небывалым распространением искусственного аборта. Сейчас, когда число абортов в России быстро сокращается, неожиданно активизировались борцы с абортами. Но они напрочь не желают видеть опыт западных стран, где число абортов неизмеримо меньше. Настаивая на всякого рода ограничительных или запретительных мерах, они выступают против сексуального воспитания, без которого невозможно повысить контрацептивную культуру, да и вообще уберечь молодых людей от всякого рода «подводных камней», которые они встретят на своем жизненном пути, совсем не таком, каким он был у их отцов и дедов. Не станем оспаривать благих намерений наших моралистов, напомним только, что путь, вымощенный благими намерениями, не всегда ведет туда, куда хотелось бы.
Семья переживает огромные перемены. Не все в них ясно. Как ни странно, но и сегодня можно повторить слова Толстого, написанные более 100 лет назад: «какая будет новая форма, нельзя знать, хотя многое намечается». Тем более важно внимательно присматриваться к этим переменам, к тому, что намечается, не отвергая с порога то, чего вчера еще не было. Это не может служить единственным поводом для осуждения, гораздо важнее понять причины и поисковую природу переживаемых семьей перемен.
Похвала старению[144]
Демографические перемены, охватившие мир в XX столетии, имеют фундаментальное значение, они оказывают огромное влияние на ключевые социальные процессы нашей эпохи. Суть же этих перемен остается малопонятной, причем не только широкой публике, но часто и людям, которые, казалось бы, должны хорошо разбираться в подобных вещах уже просто в силу профессиональной необходимости: экономистам, политикам и т. п.
Слишком удивляться этому, конечно, не приходится. Люди жили на Земле тысячелетиями и были убеждены, что Земля покоится на трех китах. Впоследствии наука немного потеснила мифологию, но отнюдь не вытеснила ее, мифы продолжают успешно конкурировать с научным знанием. К числу таких весьма стойких мифов принадлежит и миф о старении населения.
Согласно этому мифу старение населения – одна из главных составляющих демографического кризиса, переживаемого всеми странами с низкой рождаемостью (в том числе, конечно, и Россией), признак «одряхления нации», источник непомерной нагрузки на работающее население, численность которого становится все меньше и меньше, так что скоро «стариков некому будет кормить», предвестник неизбежного банкротства систем социального обеспечения. Одним словом, старение населения – это большая беда, и никто не знает, как ее избыть. Что можно противопоставить этому мифу?
Истоки старения населения
Старение населения – это изменение его возрастного состава, при котором сокращается доля детей и молодых людей и увеличивается доля пожилых. Этот процесс действительно идет во всем мире – сначала он затронул только развитые страны, но постепенно распространяется и на все остальные (табл. 1).
У истоков старения наций, как и всех других перемен, объединяемых понятием «демографический переход», стоит одно из величайших достижений человечества – установление контроля над наиболее опасными факторами смерти и резкое снижение смертности. В результате вымирание поколения замедляется и увеличивается совокупное время, прожитое каждым поколением при одной и той же его исходной численности. Каждый родившийся доживает в среднем до более позднего возраста, все чаще – до глубокой старости. Изменяется вся структура проживаемого каждым поколением времени, ибо с ростом общего числа лет жизни еще более высокими темпами увеличивается число лет, прожитое в средних и старших возрастах. Например, ожидаемая продолжительность жизни в Швеции за XX в. выросла у мужчин с 50,9 до 77,1 года, у женщин – с 53,7 до 81,9 года. В результате совокупное время, проживаемое каждой тысячей родившихся обоих полов, увеличилось с 52,3 до 79,4 тыс. человеко‑лет, или в 1,5 раза. Но при этом число человеко‑лет, проживаемых в возрасте до 20 лет, выросло в 1,2 раза, в возрасте от 20 до 60 лет – в 1,4 раза, а в возрасте 60 лет и старше – в 2,4 раза.
Таблица 1. Доля лиц в возрасте 60 лет и старше во всем населении – фактическое и согласно среднему варианту долгосрочного прогноза ООН
Источники: The Sex and Age Distribution of the World Populations. The 1992 Revision. N.Y.: United Nations, 1993. P. 4–8; World Population to 2300. N.Y.: United Nations, 2004.
Само по себе такое изменение свидетельствует об огромном социальном завоевании, о небывалом выравнивании шансов на жизнь. Прежде долгожительство было привилегией немногих, слабо связанной с привычными социальными привилегиями – знатностью, богатством. Продолжительность жизни гораздо больше зависела от воли случая: кому-то выпадал жребий умереть, не прожив и недели, кто-то доживал до седин, но таких было меньшинство. Шансы на короткую или на долгую жизнь были примерно одинаково неравны для всех родившихся – и для богатых, и для бедных.
