Книжка-подушка - Александр Павлович Тимофеевский

план: «Мы предлагаем музеям России срочно провести учения по защите режима работы экспозиций собственными силами с учетом того, что с ноября сего года полиция прекращает физическую охрану музеев». Живо представляешь предынфарктных бабушек-сиделиц с одышкой и артрозом, которые учатся заменять собой ушедшую из музеев полицию.

Поздно. Поздно писать такие письма.

Сегодня должно быть совершенно другое письмо – с предложением закрыть все музеи, вообще все. Предлагаю черновик.

Дорогая Власть!

Мы понимаем, что ты рассорилась с Западом и плодишь мракобесие, и пестуешь погромщиков. Мы понимаем, что они тебе нужны. Но ведь все заканчивается, все меняется, и Запад когда-нибудь станет другом, и погромщики стушуются, растворятся среди обывателей, как это уже не раз случалось, а знатные публицисты и даже спикеры церкви будут говорить совсем другое – не то, что сейчас, мы это многажды слышали, услышим еще. И единственное, что не станет другим, что навсегда исчезнет, это картины, скульптуры, все достояние музеев: его заново не сделаешь. Закрыть музеи – единственный сейчас выход.

В моем детстве была телепередача «Музыкальный киоск». Прекрасная ее ведущая с высокой прической и гордой спиной, когда заканчивалась программа, ставила на стол извещающую об этом табличку. Все новости рассказаны, соображения изложены, сюжеты исчерпаны, надо обозначить финал. Так и сейчас – осталось только поправить прическу и, распрямив спину, выставить табличку «Киоск закрыт».

20 августа

Невозможно читать о счастье, которое было у нас 19–21 августа 1991 года. Невозможно. Победил-то ГКЧП – разгромно, как ему не снилось в самом фантастическом сновидении. А мы все равно заворожены своей ностальгией. Какое великое было похудание, за два месяца удалось скинуть тридцать кг, и снова возникла талия и даже шея. Но назад вернулись все пятьдесят, вместо двух подбородков стало пять, и жопа уже лежит на земле, и одышка не дает ходить. И все равно: три счастливых дня было у меня, три счастливых дня.

25 августа

Много лет назад я знал одну артистку МХАТа – не великую артистку, но умную, остроумную женщину, которая после войны, играя уж не помню кого, длинной вереницей плелась за Синей птицей, но это в театре, а в свободное от работы время крутила роман с югославским послом как раз в тот год, когда у Сталина роман с Югославией кончился и народ каламбурил: Иосиф, брось Тито. Вышла у артистки с родиной асимметрия, за что ее арестовали и стали шить ей шпионаж в пользу Югославии. Артистка изумилась: «Алле! То, что мужчина и женщина делают друг с другом наедине, теперь называется шпионажем?» Но следователь не был расположен шутить, и артистке стало смешно: «Хорошо. Пишите! Я была югославской шпионкой, американской шпионкой, японской шпионкой, я Сталина хотела убить, мавзолей взорвать, памятник Ленину уничтожить!» Следователь аккуратно все записал, и артистка получила 20 лет.

Ровно столько же получил сегодня режиссер Сенцов и ровно за то же: за разговоры о взрыве памятника Ленину – подлинные или мнимые. Никто не был ни убит, ни ранен, никто не пострадал, в деле вообще нет жертв, есть только слова, произнесенные или не произнесенные Сенцовым. По мне, взорвать страшный памятник страшному Ленину – это благодеяние, которым государство, было дело, само занималось. Теперь передумало. Бывает. Но разве это повод давать за разговоры про взрыв памятника 20 лет, тем более – за разговоры артистов.

Юлия Латынина тут на днях обрушилась на кампанию в защиту Сенцова, в которой участвовали едва ли не все ныне живущие кинематографисты Европы. Мол, негоже строить защиту на том, что режиссер не мог призывать к теракту; это евнух не может совершить изнасилование, а агитация за теракт доступна каждому. Вдаваться в дискуссию про евнуха я не буду, хотя уверенность Латыниной мне тут кажется напрасной, но крупнейшие режиссеры Европы не до ветру вышли. Они знали, про что писали письма. В деле нет ничего, кроме разговоров, и давать за них 20 лет инженеру или пожарнику – тоже ни в какие ворота, но у режиссеров и артистов другие отношения со словом – и с собственным образом, кстати, тоже, их эскапады бывают ролевыми. Творческий человек творит не обязательно на рабочем месте и не всегда по расписанию. Заявления артистов сплошь и рядом юридически ничтожны, как у моей югославской, американской, японской шпионки. Если цель – установить вину, а не посадить любой ценой, это принимают во внимание, про это думают, об этом помнят – в том, конечно, случае, когда нет сладостной задачи поднасрать соседней братской стране, например Югославии.

Сегодняшний день выдался на редкость обильным. С утра разрешили было запрещенную «Википедию», но запретили разные чистящие средства, днем выпустили по УДО Васильеву, потом дали 20 лет Сенцову. В деле родственной власти Васильевой фигурировали адовы деньжища, в деле Сенцова, повторюсь, одни разговоры. Васильева отсидела 109 дней, на фоне 20 лет это, конечно, экстремальный, но по-своему захватывающий отпуск.

Еще до вынесения приговора Сенцову, когда царил один абсурдный бурлеск, я переделал классическую эпиграмму, вставив в нее сегодняшние события:

Не день сегодня, а феерия,А все рыдают от бессилия:Открыли Wiki, закрыли FairyИ вышла по УДО Васильева.

В комментарии пришла подруга и напомнила, что приговор Сенцову тоже будет объявлен сегодня, и вечер перестанет быть томным.

А то. Вечер давно перестал быть томным.

27 августа

Умерла прекрасная женщина – умная, деятельная, совсем еще не старая. Мы не были дружны, даже близко знакомы, несколько раз виделись, вместе обедали и долго разговаривали, мне она была очень симпатична. И ее смерть, неожиданная для всех, сильно меня задела, второй день мучает, не отпускает, не могу о ней не думать, не могу не написать. Но и написать тоже не могу. Невозможно назвать ее по имени – женщина была богатой. У меня открытый дневник, мудаки-комментаторы и трудолюбивые тролли придут плюнуть на ее могилу. Я не хочу их на это организовывать.

Богатства у нас не прощают никому – ни умным, ни великодушным, ни жертвенным. Богатым быть преступно. Мы люди бедные, мы люди скромные, тихие, неказистые, кривой березкой стоим на опушке. Мы – мелкий, нищенский, сквозной, трепещущий ольшаник. Мы – как все.

Есть, конечно, такие, которые привыкли пердеть шире жопы. Но теперь у них жопа с кулачок. Такие времена пошли. Лучше спасительно прибедниться, пригнуться, стушеваться – золотой дворец, и тот построен на последние. Деньги, которые себя не стесняются, это вызов. С них начинается оппозиция. И против нее что кровавый режим, что его ниспровергатели выступают одним фронтом. Народ и партия едины.

28 августа

Бывшему депутату Госдумы Глущенко за организацию убийства Галины Старовойтовой дали 17 лет – на три года меньше, чем Сенцову.

И правильно. Разве можно сравнить какое-то убийство с разговорами о взрыве памятника Ленину.

31 августа

Драма нынче не живет больше часа, ее превращает в фарс