Борис Стрельников - Тысяча миль в поисках души
С каким чувством спускается житель Нью-Йорка в свое метро? Я спрашивал у многих. Мне отвечали:
— Со страхом.
— С отвращением.
— Со стыдом за нашу подземку.
Знакомый полицейский признался:
— Я всегда перекладываю пистолет из кобуры в карман. Знаю, что путешествие будет опасным. У меня однажды сняли ремень вместе с пистолетом, отобрали дубинку и наручники.
А вот рассказ студентки:
— С тех пор, как там изнасиловали девушку с нашего курса, я стараюсь держаться от метро подальше. Но время от времени все-таки приходится спускаться в эту клоаку. Избегаю полупустых вагонов. Полупустой вагон — это ловушка. Там оберут тебя до нитки и вытолкнут на следующей станции.
Пожилая женщина объяснила мне, почему она не любит ездить в метро от двух до трех дня и после наступления темноты. От двух до трех дня из школ возвращаются учащиеся. Когда они, горланя и свистя, врываются в вагоны, пассажиры цепенеют. Были случаи, когда отроки и девицы терроризировали целые поезда. У мужчин отнимали бумажники, у женщин — сумочки. То и дело дергали стопкран. Во время одной из таких остановок в туннеле напали на машиниста поезда и его помощника.
— А в вечерние часы риск подвергнуться нападению в метро, естественно, удваивается, — сказала эта пожилая одинокая леди. Кстати, ее рабочий день начинается в половине третьего дня и заканчивается в половине двенадцатого ночи.
— Так что вы мне можете поверить, я знаю, о чем говорю, — закончила она свой рассказ.
Вот такая у нью-йоркского метро слава.
— Хуже быть не может, — говорят пассажиры.
— Неправда! — отвечает администрация подземки. — Не хуже, чем на земле.
Администрация метро как-то провела специальную пресс-конференцию, чтобы доказать, что преступность под землей — это детские забавы по сравнению с тем, что творится на поверхности земли. Оперировали они цифрами.
По словам представителя метро, проводившего эту встречу с прессой, в 1974 году на улицах Нью-Йорка преступниками были убиты 1554 человека (в среднем примерно 4,3 убийства в день), в метро же за год было убито только 8 человек (примерно одно убийство в 45 дней).
На улицах Нью-Йорка в том же году было зарегистрировано 4054 случая насилия над женщинами (в среднем 11,1 случая в день). В метро было только 9 таких случаев (одно в 40,5 дня).
На улицах города было зарегистрировано 77 940 вооруженных ограблений (213,5 ограбления в день). В метро же было ограблено только 2996 человек (всего лишь 8,2 ограбления в день).
На улицах было зарегистрировано 41 068 случаев избиения прохожих (112,5 случая в день). В метро известно лишь о 801 избиении пассажиров (2,2 случая в день).
Вот такие дела. Читатель, наверное, заметил, что речь шла о преступлениях, зарегистрированных полицией. А сколько случаев не зарегистрировано? У американской статистики и на этот вопрос есть ответ. Предполагают, что половина жертв преступлений не заявляет в полицию. Особенно женщины, которые подверглись надругательству.
Надо сказать, что ньюйоркцев эта пресс-конференция не очень утешила. Более того, многих она еще больше напугала. Американцы любят считать, подсчитали и тут, что на один квадратный метр в метро совершается преступлений гораздо больше, чем на улицах.
То и дело в нью-йоркской подземке случается пожар. Вот передо мной вырезка из газеты «Нью-Йорк таймс»: «В туннеле сабвея под рекой Ист-Ривер произошел пожар, четвертый за этот месяц… Густой удушливый дым быстро заполнил туннель и вагоны четырех поездов, застрявших гам. Среди пассажиров началась паника. Многие теряли сознание от жары и дыма, многих рвало… В общей сложности в течение двух часов в больницы было доставлено около 150 человек. Высказывают предположение, что причиной происшествия был загоревшийся мусор».
Таково метро Нью-Йорка — «подземный мир вандализма и преступности, шума и вони, полумрака и грязи», как пишет газета «Вашингтон пост».
Я спрашивал: в чем причина такого бедственного положения метро? Мне отвечали: в бедственном положении самого Нью-Йорка. Город балансирует на грани банкротства. Уже давно его расходы значительно превышают доходы. Поступления в городскую казну неуклонно сокращаются, несмотря на то, что только в прошлом году городские власти трижды повышали налоги. Источники городских доходов продолжают иссякать, потому что в городе растет процент неимущего населения, с которого нечего брать. Сейчас в Нью-Йорке свыше миллиона человек живет на социальные пособия. Одновременно с этим из города бегут люди состоятельные. За 4 года Нью-Йорк потерял 4,2 процента населения за счет их бегства. Бизнесмены переводят свои предприятия и штаб-квартиры в другие места. За последние несколько лет город потерял больше чем полмиллиона рабочих мест.
У мэра Нью-Йорка нет денег, чтобы платить зарплату работникам городского хозяйства. Чтобы как-то свести концы с концами, ему остается одно: сокращение штатов. То и дело сообщают об увольнении полицейских, электриков, пожарников, учителей, мусорщиков, медсестер. Одна за другой закрываются городские школы, больницы, библиотеки. В прошлом году из-за нехватки средств власти вынуждены были даже закрыть две тюрьмы и поплотнее набить другие. Неудивительно, что так мало сейчас полицейских в метро, так много там мусора и грязи, так часто там случаются пожары от неисправностей в электросети.
Бывший мэр Нью-Йорка Дж. Линдсей в беседе со мной говорил:
— Огромный город постепенно движется к хаосу. Он становится неуправляем. Им владеют сейчас три чудовища — Бедность, Преступность, Грязь. Его можно было бы спасти, если бы уменьшить непомерно раздутый военный бюджет страны и за этот счет помочь решить проблемы наших городов. Ведь в Нью-Йорке, как в фокусе, сосредоточено то, от чего Америка хотела бы отмахнуться, как от навязчивого кошмара, — социальное неравенство и возникающие из него социальные и экономические проблемы зарождение которых мы просмотрели.
А вот слова инженера метро Стива Кауфмана:
— Меня иногда спрашивают: «Как это мы, американцы, высадившие человека на Луну, не можем справиться с проблемами подземки?» Я отвечаю: высадка человека на Луну — проблема научная и техническая. Состояние же нашего метро — проблема социальная, которая нам не по зубам. Мы знаем, как вывести ракету на заданную орбиту, а вот как сделать достойной жизнь человека, — простите, этого нам не дано.
Вечер. Тряска вагона. Скрежет и визг колес на поворотах. То лучи света, то тьма стремительно скользят по лицам пассажиров. Никто не разговаривает. Молодой негр в старой армейской куртке с безучастным выражением лица рассматривает плакатик на стене вагона: «Четыре миллиона твоих земляков бывают здесь каждый день. Будь благоразумен».
Полицейский в кожаной курточке на «молнии», прислонившись к двери, угрюмо смотрит на негра. Левая рука в кармане брюк, пальцы правой теребят ремешок дубинки.
Молодая женщина со спящей дочкой на коленях. Большие испуганные глаза женщины становятся еще больше, когда поезд вдруг замедляет ход и останавливается в туннеле.
Напряженная тишина. Напряжение на лицах. Полицейский вынимает руку из кармана и поправляет на поясе кобуру. Негр нервно зевает, застегивает куртку и закрывает глаза, как будто собирается заснуть.
Постояв две-три минуты, поезд дергается, трогается, медленно вползает на станцию и замирает у платформы.
На пустынной платформе лужа воды. Вода течет по закопченной стене, по мраморной мемориальной доске, на которой, пока стоит поезд, можно успеть прочитать: «В память смелых и талантливых людей, построивших нью-йоркскую подземку — чудо ХХ века».
«Тихие старики»
Тони Девито, следователь военной прокуратуры седьмой американской армии, въехал на своем «джипе» в концлагерь Дахау через несколько часов после того, как охрана лагеря была разогнана передовым американским патрулем. Вообще-то Тони спешил по своим следовательским делам в Аугсбург, но солдаты, встреченные им по дороге, рассказывали что-то странное про Дахау, и Тони, не веря услышанному, погнал свой «джип» туда.
То, что он увидел, потрясло его. Теперь он не верил своим глазам. Он был на войне уже не первый день, но даже представить себе не мог, что такое возможно.
— Я попал на дьявольскую скотобойню вроде тех, которые когда-то видел в Чикаго, — рассказывает сейчас Тони. — Все было продумано, как на образцовой механизированной скотобойне, только убивали здесь людей. Здесь было что-то вроде конвейера: бараки, где люди ожидали смерти, раздевалка, где смертники снимали с себя одежду и обувь, газовые камеры, где убивали, крематорий, где сжигали трупы.
Дверь, ведущая в крематорий, была чуть приоткрыта. Тони толкнул ее и отпрянул в ужасе. Последнюю партию убитых фашисты не успели сжечь. Трупы были уложены аккуратными штабелями, как поленницы дров. Лишь в одном месте ряд был нарушен: там из груды тел торчала ножка ребенка.