Дэниэл Коуэн - Я выжил в Холокосте
Ленни ждал, что успешная карьера свалится на него сама, но на деле получал только отупляющие работы с придирчивыми боссами. Он бросал одну работу за другой, включая хорошо оплачиваемое место на бруклинской военно-морской верфи, откуда он ушел, не раздумывая. Но как только он женился и завел троих детей, ему потребовался стабильный доход. К тому моменту, правда, он как следует запятнал свою репутацию и о приличной работе мог уже не мечтать. Пришлось соглашаться на все, что предлагали.
Там, на войне, Ленни и его «четверка» крушили врагов сотнями. Он пережил корейскую зиму 1951-го, самую холодную за сто лет, в одном пальто. Он ухитрялся обкрадывать своих китайских захватчиков, ни разу не попавшись. Но здесь он имел дело с совсем другими боссами, и если он хотел прокормить семью, ему необходимо было их слушать. Его это бесило. Эти парни никогда не носили униформы и не были на войне. Их никогда не брали в плен и не морили голодом неделями. Все, что они знали про Корею, они прочитали в газетах. И вот, значит, эти сосунки, домоседы считают себя вправе указывать Ленин, что ему делать?
Проходили годы, и Ленин понимал, что никогда не был так счастлив, как на войне. А теперь он жил в мире, который не принимал его и отказывался признавать то, что он сделал ради его спасения.
Совсем почти отчаявшись, в сорок с чем-то лет он обратился к единственному человеку, который мог его понять – к его брату по оружию Рубину. Он набрал Тибору и заплакал, сказал, что скучает по старому другу и что все идет не так, как он планировал. Он хотел бы начать все сначала в Калифорнии. Но Тибор в то время жестоко страдал от хронических травм войны; ему было так больно, что он почти не вставал с постели. Тибор ответил, что не знает, чем может помочь Ленни, по крайней мере, пока не восстановится. Ленни сильно расстроился.
Он хотел стабильной веселой жизни, но ответственность за жену с тремя детьми угнетала его. Единственным способом справиться с давлением счетов и заботы о семье были азартные игры, и вот тут Ленни отводил душу. После многочисленных визитов в ветеранские госпитали с целым ворохом психологических проблем его в конце концов признали нетрудоспособным.
В 1977-м жена Ленни, Джози, умерла после продолжительной болезни. Ей было чуть больше сорока. Ленни был раздавлен – Джози поддерживала его все эти годы. После ее смерти он свалился в глубокую депрессию, почти ни с кем не говорил, а когда через год пришел в себя, решил, что покончит с прошлым раз и навсегда. Кэсси, его старшая дочь, никогда не встречала Тибора, но знала его по письмам и фотографиям, и посоветовала отцу связаться со старым другом. Но это значило снова вернуться в прошлое, где он был кем-то, где у него была цель – в место, которое уже не имело никакого отношения к реальности.
Спустя несколько месяцев сомнений он наконец попросил Кэсси написать Тибору о том, что Джози умерла. Кэсси выполнила просьбу отца, но не для того, чтобы воссоединить двух товарищей. Ленни видел в письме, которое он не читал и даже не подписал, сигнал к окончанию двадцатипятилетней дружбы.
Тибор запутался. Больше года от Ленни не было ни слуху ни духу. Джози уже давно не было, когда Тибор узнал про ее болезнь и смерть, и сейчас было уже слишком поздно: телефон Ленни отключили, а несколько писем Тибора остались неотвеченными.
За годы Тибор осознал, что горе его было глубоко личным и таким тяжелым, что вряд ли его сможет понять кто-либо еще. Его нельзя было побороть силой воли, нельзя было ослабить, как бы сильно он ни старался. Помочь ему могло только время.
Узнав о смерти Джози, он не знал толком, как на это реагировать – Ленни и он не виделись и даже не разговаривали друг с другом так давно, что он понятия не имел, насколько глубоко тот несчастен. Все, что он мог делать, это надеяться, что когда Ленни оправится от потери, он сам свяжется с ним. Этого не произошло.
Тибор не пытался всерьез анализировать свое прошлое вплоть до 1981-го. К тому моменту его дети, Фрэнк и Рози, уже выросли и стали почти самостоятельными. Сын Ирэн, Роберт, стал кадровым сотрудником, Дебби училась в колледже, а Джо процветал на новой работе. Остальная семья зрела в комфорте и достатке. Миклош, старше Тибора на пятнадцать лет, собирался на пенсию, а его жена Маркета продолжала управляться с их многочисленной недвижимостью. Их дети выросли, у них уже были свои карьеры и семьи. Винный магазин Имре тоже процветал. Приемные дети Имре тоже уже выросли, и он с радостью готовился отойти от дел.
Пока его дети были маленькими и первые несколько лет после гибели Ирэн семья вынуждала Тибора забыть про мир за пределами округа Ориндж. Двадцать пять лет он получал нескончаемый поток писем от ветеранских организаций, которые благополучно игнорировал. Но теперь, когда ему исполнилось пятьдесят, он вновь задумался о Корее и людях, с которыми служил. Во многом из-за любопытства, но в основном из-за визитов в местный ветеранский госпиталь, где он разговаривал с раненными во Вьетнаме солдатами. От бесед с ними нахлынули воспоминания. Он начал размышлять о старых товарищах, о том, кто из них еще жив и что с ними со всеми стало.
Тибор знать не знал, что из этих новых для него мимолетных мыслей словно из молодых зерен прорастет путешествие длиною в двадцать пять лет, полное страха и неопределенности, которое однажды приведет его в Белый дом.
Медаль, 1981-й
1
В 1981-м Тибор со своей дочерью Рози отправился в Лас-Вегас на национальную встречу ветеранов. Решение поехать было спонтанным, цели у поездки были самые скромные: прогуляться по неоновым улицам и смешаться с толпой незнакомых людей в роскошном отеле.
В лобби отеля было не протолкнуться: ветераны Второй мировой, Корейской и Вьетнамской войн болтали, шутили, пили, обнимались и жали друг другу руки. Униформы, ветеранские жилеты и медали мелькали то тут, то там; у многих пиджаки и штаны уже едва справлялись с линией талии.
Тибор и Рози пробирались сквозь группы незнакомцев, никого не узнавая. Тут Тибор обернулся и столкнулся лицом к лицу с бывшим заместителем комвзвода Рэндаллом Бриером. Сказать, что он испытал шок – значит, ничего не сказать: он видел сослуживца впервые за почти тридцать лет и считал, что того убили где-то за воротами «Лагеря 5». Он не раздумывая открыл рот и заорал.
Рэндалл лишился дара речи, когда незнакомый мужик прокричал в упор «Рядовой Рубин!» и сжал его в объятьях. Это шутка, что ли? Рубин, которого он помнил, был угловатым двадцатилетним мальчишкой, сдержанным и тихим, с копной волос на голове. Бриер был уверен, что тот парень не вернулся домой. Мужчина перед ним был коренастым и лысеющим, с мягкими чертами лица и живым, озорным выражением глаз. Но акцент – такой акцент не забудешь. Он сделал шаг назад и внимательно посмотрел на незнакомца. Да это правда рядовой Рубин.
– Ты где был все эти годы? – проревел Рэндалл.
– Гарден-гров, Калифорния, – выпалил Тибор и представил Рози.
Бывший сержант пожал ей руку, затем пристально осмотрел Тибора с головы до ног.
– Так, а медали где? – спросил он требовательным тоном.
– Так я не был на таких мероприятиях раньше! – ответил Тибор радостно. – Не знал, что нужно все с собой носит.
– Ну то есть ты их получил в итоге?
Тибор рассказал, что вдобавок к наградам за службу на иностранной территории и за нахождение в плену врага он получил два Пурпурных сердца. Рэндалл же про это, да?
– Нет, я про Серебряную звезду и Медаль Почета.
Тибор ничего о них не знал.
Рэндалл обнял Тибора и Рози и повел их в ресторан отеля.
Они присели за столик, и Рэндалл рассказал, что до «Большого обмена» провел два года в спецлагере для реакционеров. Сейчас он и его жена, Эстер, живут в Сан-Антонио, Техас, где он помог создать несколько отделений «Американских экс-ветеранов» – организации, помогающей ветеранам приспособиться к гражданской жизни.
Рэндалл по собственному опыту знал, как тяжело бывает привыкнуть к внешнему миру. Он с готовностью рассказывал о трудностях и ужасах Перл-Харбора, Гуадалканала и оккупации послевоенной Европы, но про Корею и особенно жизнь в лагере отмалчивался. Он считал, что ветеранов Корейской обделили и по части медицинского обслуживания, и по части выплат. Работая сержантом-инструктором по строевой подготовке, он непрестанно и грубо шутил по поводу неподходящих ему казенных вставных зубов. Когда нужно было проходить обязательное стоматологическое обследование, Рэндалл вручал санитару полный пакет зубов с требованием вернуть их обратно после осмотра. Но про Корею он не говорил. Его жена Эстер чувствовала тяжесть, которую он нес на себе; она сквозила через его молчание, вспыльчивый характер и безразличие к семье. Когда их дочери Лизе было всего четыре года, Эстер в слезах спросила ее, как она смотрит на то, что папа и мама разведутся.
