Чтоб услыхал хоть один человек - Акутагава Рюноскэ

Рюноскэ

1919

12 января 1919 года, Камакура

Сусукида Дзюнскэ-сама!

Мне неудобно говорить Вам об этом, но всё же спрошу: не поможете ли мне стать штатным сотрудником Вашей газеты? При нынешней моей жизни я, как мне кажется, не смогу писать так, как хотелось бы. И не только не смогу. Получая от Вашей газеты пятьдесят иен в месяц, я, пожалуй, не в состоянии буду писать достойные её вещи. Сейчас деньги, поступающие от Вашей газеты, и моё школьное жалованье обеспечивают лишь самое скромное существование моей семьи, но могу ли я испытывать радость оттого, что, хотя мне и не приходится думать о том, прокормлю ли я семью, у меня нет возможности работать так, как хотелось бы, писать всякую чепуху я тоже не могу позволить себе. Я всё обдумал и взвесил. И вот решил написать Вам это письмо. Говоря: «Не поможете ли стать штатным сотрудником Вашей газеты», – я имел в виду и посоветоваться с Вами как со своим хорошим знакомым. Как, по-Вашему, может быть разрешена эта проблема? Хотелось бы знать Ваше откровенное мнение ещё до того, как встанет вопрос о том, смогу я или нет стать штатным сотрудником Вашей газеты.

Хочу объяснить, что я имею в виду. Не беря на себя обязанность ежедневно являться на службу в газету, я должен буду писать по нескольку произведений в год, для определённого количества номеров, – за это мне будет выплачиваться жалованье. Разумеется, работу в школе я оставлю и начну вести жизнь профессионального писателя. Мои отношения с Вашей газетой будут частично пересмотрены – вместо постраничной оплаты будет включено условие, сколько я должен написать, и установлено жалованье, которое позволит достойно содержать семью. Если бы это удалось, я бы, как мне кажется, смог заняться работой по-настоящему. Может быть, мои запросы непомерны. Я настолько зашёл в тупик в связи с писательством, что должен посоветоваться именно с Вами. Как я уже говорил, мне очень неудобно, но всё же хочу просить Вас подумать о моей просьбе. Я предполагал, что, после того как Вы обдумаете её, я приеду в Осаку и мы посоветуемся, что мне предпринять. Должен писать очередную новеллу, но решил начать с письма. Оно полно горечи, но мне остаётся лишь просить Вас о сочувствии.

Ваш Акутагава Рюноскэ

19 января 1919 года, Табата

Отагуро Мотоо-сама!

Получил Ваше письмо. Кажется, сейчас требуются произведения, лишённые каких-либо достоинств. Я попросил «Синтёся»[238] послать Вам экземпляр. Думаю, дней через пять получите. «Одержимого творчеством» друзья считают лучшей моей новеллой, но, перечитывая, я вижу в ней массу недостатков, она меня не удовлетворяет. Потребуется ещё лет пять, а то и шесть, чтобы добиться мастерства и писать достойные вещи.

Импровизация:

Мир – это пигмеи, заключённые в ящик.

Акутагава Рюноскэ

4 февраля 1919 года, Камакура

Намбу Сютаро-сама!

Два произведения, написанные мной в январе, несколько отличаются от того, что я делал прежде, – это верно. Сатоми Тон-кун назвал это неким движением. Но если это и так, оно вовсе не означает, что я собираюсь полностью покинуть обрабатываемое мной поле. Не хватает мужества слепо следовать определённой «истине». Единственное, что бы мне хотелось, – расширить своё поле. Разговаривая с такими людьми, как Сатоми Тон, я в шутку заявляю, что, если бы это было в моих силах, я бы раздавал всем и каждому свои визитные карточки, обозначив себя на них каким угодно мыслимым или немыслимым «истом»: натуралист, романтик, символист, etc. Смысл сказанного в том, что я хочу и в выборе темы, и в её осмыслении быть свободнее, чем сейчас. Я уверен, что в противном случае буду обречён на ложь. Сегодня, читая шестой номер «Мита бунгаку», я вдруг захотел объяснить Вам всё это. Мне очень хочется, чтобы Вы, не как критик, а скорее как близкий мне человек, поняли моё состояние.

Акутагава Рюноскэ

20 февраля 1919 года, Табата

Сусукида Дзюнскэ-сама!

Сразу же после нашей встречи схватил инфлюэнцу и лежу в постели. Но температуры нет, так что, думаю, ничего страшного. Из-за болезни сильно задержал ответ. От Вас пришло уже два письма. Сейчас прикидываю, как побыстрее выздороветь и оставить свою школу. Я всё думаю, не стоит ли в «Токио нити-нити» открыть литературную колонку. Хорошо, если бы удалось это сделать. Неплохо, конечно, открыть её хотя бы в одной «Осака майнити», но отсутствие такой колонки в токийской газете не позволит ей установить тесные связи с литературными кругами, а это очень плохо. Из-за болезни прервал новеллу, которую пишу для «Синсёсэцу». Единственное, что делаю, – сочиняю в постели хайку и дзэкку[240]. Вот одна из них:

Акутагава Рюноскэ

23 февраля 1919 года

Кодзима Масадзиро-сама!

Я всё ещё в постели и, по правде говоря, здорово струсил. Помнишь, сколько времени ты болел? А я ведь намного слабее – эта мысль неотступно терзает меня. Температура, правда, почти нормальная, поэтому, лёжа в постели, я прочёл массу книг. Только благодаря простуде мне удалось одолеть два огромных тома Херна. (…)

От Кикути слышал, что у Кумэ и Эгути всё в порядке. Наверное, ты тоже получил от Кумэ открытку, что он ушёл из газеты. Он и Эгути собираются переехать в Табату. Вместе с тобой и мной они намереваются собирать раз в месяц «Группу Табата», правда, что мы будем делать, не знают, но что-нибудь да будем. (…)

Если бы вопрос с Кэйо решился быстро, я бы мог ещё раз прочесть лекцию об it и that. Школа механиков, пользуясь изменениями, которые произойдут в этом году, бессовестно увеличила количество часов, и я принял окончательное решение вести жизнь профессионального писателя. Я, естественно, в глубине души испытываю сильное волнение, но, коль уж отправляешься в плаванье, нужно попытаться добраться до того места, до которого удастся доплыть кораблю. А одно то, что я буду избавлен от необходимости прорабатывать английскую книгу для чтения, несказанно радует меня. (…)

Рю

6 марта 1919 года

Ивабути Юрико-сама!

Ваше письмо и приглашение на поэтическую встречу пришли, когда я был простужен и находился в Токио, поэтому прочёл их только сегодня. Если бы сделал это раньше, обязательно пошёл бы на встречу – очень жаль. Это не просто красивые слова – в самом скором времени я оставляю школу, возвращаюсь в Токио и всё равно собирался пойти к Вам попрощаться, поэтому поэтическая встреча представила бы мне прекрасную возможность сделать это. Люди любят давать советы: не хотите ли Вы устроить у себя домашнюю поэтическую встречу? И пригласить на неё меня? (…) Удобнее всего для меня любая пятница после пятнадцатого. Что касается времени, то можно и днём, можно и вечером (утром не удастся, так как у меня занятия в школе). На встрече будут ли читать только хайку или стихи других жанров, значения для меня не имеет, и я с удовольствием буду на ней присутствовать. Постарайтесь дать мне возможность посетить Вас. С удовольствием прочёл Ваше письмо. Жду ответа.