Стаффан Скотт - Династия Бернадотов: короли, принцы и прочие…
В дальних походах на долю Оскара, разумеется, выпало множество замечательных впечатлений, тем более что происходило все это за сто лет до массового туризма. На Гавайях его угощали жареной собачиной, и меж тем как офицерам рангом пониже удалось уклониться, почетному гостю Оскару пришлось отведать сие блюдо. Управился он с собачиной за полчаса, «хотя помогал себе изрядными порциями шампанского».
На Гавайях же он посетил действующий вулкан Мауна-Лоа и позднее рассказывал, что вправду видел ад.
На королевском флоте Оскар прослужил двадцать пять лет. Несколько лет жил в Карлскруне, в собственном доме, расположенном возле Кунгсбру, с видом на море. Впоследствии дом снесли и возвели заново в близлежащем Роннебю, а на его месте выстроили новую резиденцию губернатора, и каждую весну сей королевский чиновник вставал ни свет ни заря и принимал чествования флотского оркестра и большой толпы карлскрунцев, которые, по традиции встречая весну первомайской зорей, обходят город и делают остановки, чтобы приветствовать почетных граждан; так приветствовали и принца Оскара, в том числе карлскрунской первомайской песней, где говорится, что нынче первомай, май, май, ах, «нынче ай-ай-ай» (утро после праздника весны).
Две крайности в компании братьев, Евгений и Оскар, явно были очень привязаны к матери, хотя и с совсем разным результатом. Евгений при его складе натуры взял от ее религиозности то, что всегда брали вольнодумцы, — определенные христианские ценности: заповедь равенства, уважение к человеческому достоинству, понятие справедливости. Оскар же усвоил от матери религию более простую, более эмоциональную, более ребячливую, с более буквальной верой. Религиозное пробуждение той эпохи захватило его в своей менее усложненной форме, и это наполнило его жизнь содержанием. Он сам рассказывал, как младшим лейтенантом в средиземноморском походе 1881 года сидел на каменной скамье неподалеку от церкви Гроба Господня в Иерусалиме, не испытывая надлежащего благоговения. «Тогда я склонил голову и стал молиться: если Ты жил и живешь, дай мне знак о Тебе».
О разнице в характерах братьев и в интеллекте свидетельствует их реакция, когда каждому в свой черед посчастливилось отделаться лишь испугом, меж тем как тот и другой были на волосок от черного крыла смерти. В 1891 году «Фрейя» принца Оскара в сильнейший шторм стояла на якоре у берегов Гибралтара; как вдруг неуправляемое эмигрантское судно понесло прямо на корабль принца, и столкновение казалось неизбежным. В растерянности принц не знал, что делать. «Мне оставалось только одно: молить небесного Отца о помощи. И случилось чудо: корма парохода ушла под воду, и он затонул, не успев ударить нас форштевнем!» Позднее принц Оскар описывал перепуганные крики сотен эмигрантов, из которых удалось спасти очень немногих.
И совершенно иначе реагировал принц Евгений, когда в одном из парижских театров рухнувшая с потолка люстра убила молодого человека, сидевшего с ним рядом, а сам он чудом отделался всего-навсего мелкими порезами. Король Оскар и королева София в письме младшему сыну благодарили Бога, который уберег его от гибели, только напугал. Евгений же — ему было тогда двадцать с небольшим — в ответном письме почтительно, но со всею решительностью возразил, что никак не может усматривать в этом «перст Божий», ведь рядом погиб невинный человек.
В 1885 году принц Оскар поехал в Амстердам и пробыл там довольно долго — лечился от нескольких заболеваний у знаменитого доктора Метцгера, который ранее вернул здоровье его брату Густаву. В Амстердаме принц Оскар Шведский и Норвежский ходил по воскресеньям в норвежскую церковь моряков и там, как говорится, обратился к Богу.
Религиозность королевских особ — вопрос весьма любопытный. В большинстве стран монархия и религия обыкновенно выступают в действенном союзе, и монархия, пожалуй, неизменно извлекает из этого наибольшие преимущества. Бесспорно, иные королевские особы имели склонность к религиозности и веровали с глубоким убеждением, подавляющее же большинство более-менее бездумно принимало предлагаемую церковью опору, руководствуясь вековечным для властей предержащих соображением, что и в религии все хорошо в меру, ибо слишком неистовая вера может привести к нежелательным конфликтам.
Но обратиться к Богу, как принц Оскар, и жить во имя Христа — такое среди королевских особ весьма необычно, в частности потому, что по многим причинам как раз умеренная религиозность была для власть имущих самой обычной, самой благоразумной и самой приемлемой.
Оскар не пошел каким-то своим особенным путем, натура не та. Он нашел мир и опору в волне религиозного пробуждения, которая прокатилась тогда по северу Западной Европы и США. Церковная независимость в Швеции издавна связана с работящими низами среднего класса, но в ту пору обстояло иначе. Духовное движение захватило и значительную группу представителей общественной верхушки, включая высокие военные чины. Достаточно назвать имена старинной знати и представителей более поздних чиновничьих династий — генерал и военный министр Аксель Раппе, ротмистр фон Хольст, полковник Дилльнер, капитаны второго ранга Барнеков и Фейлитцен, капитан Густав Уггла, капитан Жак Лагеркранц, капитан фон Кох, гофшталмейстер Сагер и др. Когда в 1884 году по английскому образцу был создан ХСММ (Христианский союз молодых мужчин), поначалу в этой организации царила атмосфера высшего общества. В первых заведениях ХСММ собирался изысканный круг господ, словно в элитарном клубе. У входа встречал привратник во фраке, учтиво забирал верхнюю одежду, а когда гость входил в роскошно меблированную гостиную, его принимал капитан Лагеркранц с благородным изяществом и достоинством. Из девяноста членов, записавшихся в первый год, четырнадцать были офицерами. Позднее характер деятельности изменился, так что появилась возможность привлечь заповедью спасения и молодых людей из более низких слоев, таких, кого привратник во фраке вполне мог бы и отпугнуть.
Религиозное пробуждение оказалось притягательным не только для высоких чиновников и офицеров. Молодой студент Академии художеств Андерс Цорн часто посещал один из важнейших храмов движения, Бласиехольмскую церковь, и в 1875 году писал своей «нежно любимой маменьке», что всегда ходит туда по воскресеньям.
Принц Оскар представлял для кругов новой религиозности большую ценность, ведь всякая организация, залучившая королевскую особу, наслаждалась престижем и законными правами такого члена. Порой о нем говорят как о «лидере», но таковым он, безусловно, не был. Типично, что в 1892 году на «национальной конференции» ХСММ принца — в его отсутствие — избрали председателем Союза, хотя он даже не был известен как христианский деятель, но его друг барон Барнеков понимал, как полезно иметь принца на означенном посту. Руководство Союза спросило у Оскара, согласен ли он, и принц согласился. Председателем он пробыл пятьдесят один год.
Набожному принцу хотелось проповедовать, однако выдающимся оратором его не назовешь. В 1898 году в Копенгагене он выступил в церемониальном зале «Вифезда» перед аудиторией, насчитывавшей свыше двух тысяч человек. Услышав об этом, король Оскар сказал сыну, чтобы тот выступал с христианскими речами только в ХСММ и в «солдатской миссии». «Ты не умеешь говорить!» — воскликнул король, славившийся своим ораторским искусством. А принц смиренно подтвердил: «Папенька прав, я плохой оратор».
Когда Оскар II приказал долго жить, принц мог наверстать упущенное. Однако даже те, кто превозносит его деятельность, избегают останавливаться на его риторических достижениях и «лидерских способностях», предпочитая говорить о «ребяческой мужественности» и описывая его как «пастыря и ловца душ». Архиепископ Брилиот и тот признал, что принц не блистал как оратор, но сразу же поспешил похвалить его искренность и простоту.
Понятно, что многие при дворе и в иных кругах более или менее кротко приподнимали брови, когда принц и морской офицер часто и без стеснения выступал в роли учителя воскресной школы. Вопрос в том, не была ли эта его «ребяческая мужественность» оправданна среди малых сих; вероятно, он умел говорить с ними на их собственном языке.
С обезоруживающей прямотой принц Оскар рассказывал и о своих трудностях с правописанием, полагая, что всему виной новомодная метода обучения чтению и письму «на слух». Возможно, проблемы с правописанием, докучавшие ему и его дядюшке Карлу XV, связаны с легастенией, как и у позднейших поколений.
Принц ХСММ, как его прозвали, охотно беседовал с детьми беззакония, указывая на преимущества пути к райскому блаженству; существуют наивные истории, типичные для религиозного пробуждения конца XIX века, о том, как он и его жена беседовали с безрассудными детьми рода человеческого и обращали их на путь истины. Однажды, гласит одна из таких историй, к принцу и принцессе пришел курьером молодой франт с весьма элегантной тросточкой в руке, и, право слово, принцесса Эбба шутя сказала юному снобу: «Красивая у вас трость. Но не лучше ли иметь в жизни опору попрочнее? — И продолжила уже более серьезным тоном: — Господь был мне в жизни посохом и тростью, хорошо бы и вам найти сей посох». И, как положено в такого рода назидательных историях, эти слова взяли юнца за душу и в итоге он стал добрым христианином и даже проповедником.
