Герд Бухгайт - Абвер - «щит и меч» III Рейха
Наши надежные агенты в начале 1944 г. докладывали, что между лондонской радиостанцией Би-би-си и формированиями французского Сопротивления существует договоренность о том, каким образом и с помощью каких условных фраз они будут оповещены о готовности к «дню Икс» и о времени начала вторжения. Для каждого формирования была установлена своя, только ему понятная условная фраза вполне безобидного содержания. Самыми главными фразами были две строки из поэмы Верлена «Осенняя песня» («Chanson d’automne»). Первая строка звучала так: «Les Sanglots longs des violons d’automne…» («Долгие всхлипы этих скрипок осенних…») и должна была быть передана 1-го или 15-го числа месяца вторжения. Вторая часть сообщения: «blessent mon сoeur d’une longeaer monotone» («Ранят сердце мое протяжным стоном») означала, что вторжение последует в течение 48 часов с момента ее передачи по радио.
Однако, когда эти данные были добыты абвером, адмирал Канарис был уже снят со своего поста, и разгон военной разведки с передачей ее функций в РСХА был делом двух-трех недель. В центре фронтовой разведки III «Вест» поначалу усомнились в правдивости сообщений наших агентов об этих «условных фразах», коих должно было быть около 20. Но, когда гестапо вскоре при аресте борцов Сопротивления обнаружило секретные материалы, в которых указывались эти «сигналы» Би-би-си на случай вторжения, никаких сомнений уже не оставалось. И действительно, 1 июня 1944 г. и в течение двух последующих дней пост радиоподслушивания 15 й немецкой армии принимал первую из упомянутых строк, а 5 июня в 21.15 была зафиксирована и вторая строка. Сразу после этого начальник разведки 15 й армии подполковник Гельмут Майер проинформировал об этом начальника штаба армии. Тот объявил по армии полную боевую готовность, а Майер, в свою очередь, передал это сообщение шифровкой в ОКВ и непосредственно генерал-полковнику Йодлю. Однако последний не предпринял ничего. На всем фронте вторжения в полную боеготовность была приведена только 15 я армия. Что же касается 7 й армии, дислоцированной на побережье Нормандии, то в ней никто ничего об этой новости не услышал, и боеготовность объявлена не была…[232]
Подытоживая, можно сказать: абвер почти безошибочно установил состав и численность сосредоточенных на юге Англии сил вторжения, и это было достигнуто почти исключительно постоянным наблюдением за радиопереговорами противника. Более того, абвер знал задачи, поставленные французскому Сопротивлению, и докладывал о них наверх. Абвер своевременно определил сроки получения сигналов предупреждения о вторжении через Би-би-си. Правда, абвер не мог дать точные сведения о том участке побережья, где должно было начаться вторжение. Однако на основе анализа всех поступавших разведданных абвер неоднократно указывал командованию немецких войск на западе, что вторжение, по всей вероятности, должно было начаться на побережье Ла-Манша в пределах департаментов Сомма, Нижняя Сена и Кальвадос.
Взглянем, однако, еще раз на ход событий в Северной Африке после высадки союзников здесь в ноябре 1942 г. Здесь офицер абвера, а затем член комиссии по перемирию подполковник Фидлер сумел создать в Тунисе некое подобие военной разведки. Он получил подкрепление из Германии, а потом из Триполи, где уже в течение нескольких недель действовала группа майора Рудлефа из абвера-III. Последний взял под свой контроль северную часть Туниса, расположившись в Бизерте, которую в то время еще занимали французские войска, верные правительству Виши. После переговоров с ними Рудлеф поначалу ограничился выявлением вражеских тайных опорных пунктов и агентуры противника, используя для этого завербованных местных жителей. Разумеется, это не осталось не замеченным для начальника французской разведки в Бизерте капитан-лейтенанта Марти. Более того, он даже предоставил себя и шестерых своих сотрудников в распоряжение германского абвера, используя свои полномочия начальника полиции Туниса.
Одерживая военные успехи на севере Африки, англо-американцы одновременно и расширяли здесь, в Тунисе, свою агентурную сеть. Весной 1943 г. майор Рудлеф сумел частично своими силами, а отчасти с помощью Марти арестовать очень многих вражеских агентов. Один из них, выслеженный людьми Марти англичанин, был перевербован. Используя свой тайный код, он начал под руководством абверовцев радиоигру с целью убедить противника, что у немцев здесь сил гораздо больше, чем это было в действительности. Противник поверил в эти сведения, и вскоре последовал запрос о возможности высадки отряда «командос» с моря незаметно для немцев. Было договорено, что этот отряд в условленное время подойдет с моря к намеченному пункту. Бойцы этого отряда, переодетые во французскую форму, высадились и двинулись в глубь страны. В одном из высохших вади их уже ждала рота «бранденбуржцев». В короткой схватке отряд был уничтожен.
Эта радиоигра продолжалась еще некоторое время, пока не произошла досадная ошибка. Было договорено, что вражеский самолет в назначенный час ночью сбросит с парашютом в условленном месте «затребованные для диверсантов» взрывчатку, гражданское платье и оружие. Выделенные для встречи самолета люди абвера по ошибке дали не те световые сигналы. Самолет улетел, ничего не сбросив, а позже выяснилось, что это была проверка: противник задолго до этого раскрыл обман радиоигры.
Когда поражение немецких войск в Африке стало фактом, все «старослужащие» и семейные сотрудники абвера-III были эвакуированы в начале апреля в Италию. С ними уехал и француз Марти. А в конце апреля за ними последовали и остатки «бранденбуржцев» абвера-III.
После оккупации Югославии и Греции державами «оси» весной 1941 г. многие старые австро-венгерские офицеры, попавшие в абвер и хорошо себя зарекомендовавшие, знавшие язык и местные обычаи, нашли для себя в этом полном политической напряженности регионе весьма интересное поле деятельности. Так, разведцентр абвера в Белграде вел поначалу ближнюю и дальнюю разведку вплоть до Турции и стран Ближнего Востока. Но с развертыванием партизанской борьбы в Сербии и Черногории основной упор пришлось делать на разведке центральных и западных районов Балкан, где четники генерала Дражи Михайловича, а позже и партизаны Тито создали свои опорные пункты.
Гитлер с весны 1941 г. не проявлял никакого интереса к Балканам и полностью передоверил решение всех здешних вопросов итальянцам. С развитием событий в этом регионе ему пришлось корректировать свое отношение. Уже в конце 1941 г. по инициативе начальника разведцентра абвера в Белграде капитана Матля, хорошо знавшего Балканы, были установлены контакты между штабом командующего немецкими войсками в Сербии и генералом Михайловичем. Переговоры состоялись в ночь на 15 ноября 1941 г. в селении Дивичи на реке Колобаре. Однако они закончились безрезультатно, т. к. представители штаба немецких войск в Сербии и немецкой полевой полиции выдвинули требование о безоговорочной капитуляции четников, хотя Михайлович предлагал им нести охрану важных для немцев путей сообщения, если они оставят в покое его отряды четников в горах, где они практически господствовали. После неудачи переговоров в Дивичах военная обстановка снова обострилась, а еще через некоторое время Михайлович перебрался из Сербии в Черногорию[233].
Капитан Матль тогда же завязал отношения с восточнобоснийским лидером четников майором Данжичем. Когда в ходе одной операции по зачистке Матль увидел своими глазами следы страшных преступлений хорватских усташей[234] в отношении сербского гражданского населения, он решил умиротворить Восточную Боснию. Эта область практически находилась в ведении немецкого командующего в Сербии, а политическое руководство там осуществлял по соизволению Гитлера лидер Усташи генерал Анте Павелич. Капитан Матль в своих начинаниях встретил полную поддержку у нового начальника штаба группы немецких войск полковника Кевиша. С его согласия Матль однажды ночью в конце 1941 г. пересек на лодке Дрину и в селении Кулине, контролируемом четниками, встретился с майором Данжичем. Они договорились о встрече генерала Недича[235] с полковником Кевишем в присутствии Данжича и Матля. Встреча состоялась в Белграде на квартире у Кевиша. Но и на этой встрече цель усмирения сербского сопротивления согласована не была. Тем не менее Матль и Кевиш совместно добились того, что около 1000 боснийских четников в лагере Бабач признали себя военнопленными и тем самым избежали нападения усташей.
В таком ненадежном и недостаточно контролируемом немецкими оккупационными войсками районе ни абвер, ни военные штабы не могли не касаться в своих докладах также и политических сторон балканской проблемы, столь неудачно решенной Гитлером и Муссолини. Не могли они и не делать соответствующих выводов из своих наблюдений и полученного опыта. И зимой 1942/43 г. Матль и его сотрудник капитан Бюргер изложили заехавшему в Белград германскому министру Нойбахеру всю обстановку в Югославии и Албании без всяких прикрас. Они особенно подчеркивали дикие, опустошительные карательные меры и «экспедиции» немецких полицейских частей против беззащитного гражданского населения. Все это только усиливало начинавшееся тогда сопротивление оккупантам. Министр Нойбахер, который должен был делать доклад Гитлеру о положении на Балканах, был серьезно удивлен всем, что ему рассказали. Но когда он в Берлине попытался передать Гитлеру доводы абвера, тот резко его оборвал. А почти ровно год спустя, 7 февраля 1944 г., в докладе об обстановке, составленном штабом службы связи ВМС в Хорватии за период с начала декабря 1943 г. до конца января 1944 г., указывалось следующее: «Тито полностью господствует в стране, а в Усташе народ видит только врага»[236]. Высказаться яснее было просто невозможно. Посевы насилия вызвали ответное насилие. А по мнению абвера, при своевременном учете интересов сторон вполне можно было, используя тайную службу, прийти к соглашению с Тито. В течение 1943 г. Тито сам пытался через генерала Велебита (он же доктор Петрович) заключить соглашение с командованием оккупационных войск. Однако Гитлер оставил без ответа присланную ему из Аграма реляцию командующего немецкими войсками в Хорватии генерала Глайзе-Хорстенау. А своим приближенным заявил: «Переговоров с партизанами я не веду!»