Индустриализация (СИ) - Нестеров Вадим
Знал бы наш герой, что «примирять и согласовывать» буйную писательскую братию вскоре станет его основной работой, и заниматься этим ему придется всю жизнь…
Борис Слуцкий в своем стихотворном некрологе так обрисовал эту ипостась будущего генерального секретаря Союза писателей СССР:
Был солнцем маленькой планеты,
Где все не пашут и не жнут,
Где все — прозаики, поэты
И критики —
бумагу мнут.
Хитро, толково, мудро правил,
Судил, рядил, карал, марал
И в чем-то Сталину был равен,
Хмельного флота адмирал,
Хмельного войска полководец,
В колхозе пьяном — бригадир.
И клял и чтил его народец,
Которым он руководил.
Но здесь следует понимать важный нюанс – номенклатурные успехи Фадеева объясняются не только, и не столько его организационными способностями и дипломатическими талантами. А в первую очередь – это следствие невероятного успеха его дебютного романа. То есть тогдашний Фадеев в первую голову – писатель, и лишь в десятую – управленец.
Роман «Разгром», вышедший в феврале — марте 1927 года в ленинградском издательстве «Прибой», как сказали бы сегодня – «выстрелил».
Успех был потрясающим – и у читателей, и у критиков, и у коллег.
Я не буду долго рассказывать про «Разгром», я вообще не буду про него рассказывать – это книга, которую надо прочитать самому и самому сделать выводы. К тому же куча умных людей уже рассказала про «Разгром» на порядок лучше и подробнее. Отмечу лишь, что на мой взгляд - это едва ли не единственный роман Фадеева, выдержавший испытание временем, и вводить в школьную программу надо было его, а не «Молодую гвардию». «Разгром» и сегодня выглядит невероятно крутым текстом безо всяких скидок на его вековую давность, а уж тогда, на фоне творений Серафимовича или Тренева – это был реальный прорыв. Газета «Правда», объявившая 11 марта 1927 года роман «победой на фронте нашей пролетарской литературы» в общем-то, нисколько не лукавила.
Едва ли не впервые нарождающаяся советская литература смогла предъявить не только идеологически выдержанную, но и по любым меркам талантливую книгу, с которой не стыдно было выходить что на внутреннюю, что на внешнюю аудитории. И при этом – написанную юным красавцем с безупречной, с точки зрения пропаганды, биографией.
Роман тут же переводят на немецкий, французский, испанский, английский языки, он выходит в Германии и США, а на китайский его толмачит главный тамошний классик, великий Лу Синь. Зарубежные коммунисты ликуют: «Поищите-ка в истории революцию, которая так быстро создала бы свою литературу».
Даже жадный на похвалу Горький в Сорренто восторгается, интересуется у коллег: «Заметили Вы «Разгром»? Очень талантливо сделана книга Фадеева…» и уверяет Ромена Роллана: «Этот год принес нам несколько очень крупных людей, которые подают большие надежды. А именно: Фадеев, автор «Разгрома»…».
Недавний студент Горной академии, провинциальный чиновник и журналист в одночасье становится одной из главных надежд советской литературы.
Неплохо шли дела и двух других членов «ростовского триумвирата». У Ставского изрядный общественный резонанс вызвала книга «Станица», впервые опубликованная в 1928 году. Эта была первая книга о коллективизации в Советском Союзе, причем написанная в весьма необычном жанре.
Формально это был цикл очерков, фактически же это были «приключения автора в годы коллективизации, написанные им самим».
В «Станице» рассказывается, как автор-рассказчик в январе 1928 года приезжает в кубанскую станицу Вальяновскую (Васюринскую). Одновременно с ним на малую родину возвращается и бывший есаул Дзюба, намеревающийся вместе с поручиком Евгением Шульгой поднять восстание. «Кулаки», как автор их называет, активно реализуют свои планы, привозят оружие, ведут подрывную кампанию. Но и «коллективизатор» Ставский не сидит сложа руки – опираясь на беднейших станичников, он собирает команду, поднимает людей на борьбу, создает колхоз и т.п. Заканчиваются очерки победой станичных пролетариев и арестом кулаков, но есаулу Дзюбе удается бежать.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Эдакая прото-«Поднятая целина», только написанная самим Давыдовым. Кстати, смех-смехом, а Шолохов в своем романе действительно активнейшим образом использовал книгу своего близкого друга, что убедительно показал Марат Мезенцев в своем исследовании «Судьба романов».
С точки зрения литературы «Станица» Ставского – это, разумеется, не фадеевский «Разгром», но это очень яркий документ эпохи.
Причем написанный по горячим следам и написанный честно, без особой деликатности. Да, конечно, писал его убежденный адепт одной из сторон, и объективности в тексте нет даже в зародыше. Но именно не подвергаемая сомнению убежденность Ставского и позволяет ему не стесняться и не деликатничать. Радикал не нуждается в оправдании своей позиции, поэтому рассказывает все как есть: кулаков нужно всех поубивать, потому что если не убивать – то что еще с ними можно делать? Позже подобную прямоту, и да и вообще тексты такой степени откровенности перестанут пропускать:
– Ах, у меня история тяжелая... Осталась я в восемнадцатом году одна с четырьмя маленькими и дочкой девятнадцати лет. Муж с двумя сынами в Красную Армию пошел... Дочку поймали на степу, а ночью кучкой...
– Тетка Софья, твою дочку опоганили, – кликнула мне соседка.
Самое страшное, что довольно быстро понимаешь, что эта ожесточенность – она обоюдная. Противная сторона по локоть в той же самой субстанции, причем дела зашли настолько далеко, что сейчас уже не очень важно – кто там был агрессором, а кто только сопротивлялся. Что красные, что белые казаки - все изгваздались в крови по маковку, и даже в мирные времена для многих чудовище Гражданской войны никуда не делось, оно только притихло и затаилось в углу, ожидая возможности для прыжка.
«Вечером я тихонько шел по двору станичного совета. На балкончике беседовали тыждневые.
– Он и говорит – нанизать их всех на вилы, хай им бис.
Голоса примолкли. Кто-то тихо сказал:
– Тогда надо было воевать, когда наши были... Вот теперь и мучайся. Сейчас самим начинать – ничего не выйдет. Надо ждать, когда придут».
Книга Ставского настолько, как сегодня говорят, «зашла» читателю, что последовали продолжения – сначала документальная повесть «Разбег», а потом «На гребне». Обе книги рассказывали о дальнейшей жизни обитателей станицы Васюринской, где автор продолжал вести партработу. В этой станице, кстати, до сих пор висит вот такая мемориальная доска и отмечают юбилеи Ставского, когда-то рассказавшего о них всей стране.
Книги Владимира Ставского о коллективизации стали настолько популярными, что в статье А. Каменногорского «Герои «Разбега» съезду писателей», вышедшей в 1934 году, накануне Первого съезда Союза писателей СССР, автор сокрушался: «Вот если б герои книг, взволновавших нас, сошли со страниц, и, предъявив мандаты, вошли в зал съезда». Пригласить на съезд герои тогда еще дилогии Ставского рекомендовали Софью Иовну Гринчиху (Гринченко) – ту самую, что рассказывала автору про дочь. Отправляя Гринчиху на съезд, в «маленькой приписочке» станичники попросили, чтобы с ней побеседовал сам писатель Горький: «Говорить найдется о чем, указывают колхозники, потому что оба они – лучшие инспектора по качеству: Софья Иовна в поле, Алексей Максимович среди писателей».
И действительно – одна из главных героинь документальных серии Ставского стала официальной гостьей съезда, вот ее фотография во время встречи с Алексеем Максимовичем.