Журнал Наш Современник - Журнал Наш Современник №1 (2004)

Уезжавший накануне присуждения премий в Москву Евгений Иванович ничего определенного нам сказать не мог, только сухо заметил, что всякое может быть... На следующий день звоню в Москву редактору еженедельника “Литературная Россия” Михаилу Макаровичу Колосову, с которым был знаком еще по его давней работе ответственным секретарем Курской писательской организации. Зная о связях Михаила Макаровича с чиновниками из Совмина, спросил у него, насколько реальны шансы Евгения Ивановича на премию. Колосов отвечал, что, по его сведениям, шансы у Носова достаточно велики, как и у Астафьева. Но как все сложится на самом деле, возможно, станет известно после полудня. Михаил Макарович просил ему перезвонить.

Перезванивал ему несколько раз, и все впустую: решение еще не принято, но, кажется, оно вот-вот состоится... Тем временем у нас в редакции родилась заманчивая и в общем-то дерзкая мысль: а что, если, не дожидаясь завтрашнего официального сообщения о премиях по радио и телевидению, заверстать сейчас в готовящийся на завтра номер “Молодой гвардии” информацию о лауреате-курянине, да еще с его портретом? Вот будет “фитиль” для коллег из “Курской правды”!..

Идея взбудоражила всех наших “молодогвардейцев”, но мы понимали, что риск велик... Решили еще подождать до контрольного срока подписания номера в печать, а дальше задерживать выпуск никак нельзя.

Время близится к шести вечера. Сижу у себя в кабинете в томительном ожидании. Заходит Володя Детков, молча показывает на часы: время — на пределе... Я и сам это вижу. И тут раздается междугородный телефонный звонок, его не спутаешь с обычным. Звонит Михаил Колосов.

— Слушай, Лева! — возбужденно-радостным голосом кричит он. — Только что позвонили из канцелярии Совмина. Сказали, решение уже принято и подписано. Назвали и номер документа, в котором есть фамилии и Носова, и Астафьева. Ты понял: оба они лауреаты, оба!.. А бумагу нам обещают прислать завтра утром фельдсвязью... Ты чего молчишь?..

— Думаю, Михаил Макарыч... Что же нам-то делать? Весть, конечно, радостная, но по сути ничем не подтвержденная. А вдруг?.. Мало ли как бывает...

— Ну, знаешь ли... — обиженно задышал в трубку Михаил Макарович. — Я же тебе говорю: из Совмина звонили... А впрочем, вам там виднее, решайте сами...

Мы с Детковым, который все слышал, переглянулись.

— Так что будем делать?

— Рискнем. Будь что будет...

Весть о том, что мы печатаем сообщение о присуждении Государственной премии Евгению Носову, быстро разнеслась по типографии (она размещалась вблизи редакционного корпуса). Повстречавшийся мне в типографском коридоре дежурный по номеру “Курской правды” не без ехидства бросил на ходу:

— Что, решили бежать впереди паровоза?.. Ну-ну, как бы не споткнуться... — и, хихикнув, пошел дальше.

Ту ночь я провел почти без сна... Вскочил чуть свет — и сразу к репродуктору. Он еще молчал. Потом прозвучал гимн и стали передавать последние известия. В числе первых — сообщение о присуждении Государственных премий в области литературы. Слушаю затаив дыхание... Называют фамилии лауреатов: Астафьев, потом еще две фамилии, и наконец долгожданное: Носов!.. Все, наша взяла!..

Утром мы все в редакции чувствовали себя именинниками. Я сразу же позвонил Евгению Ивановичу по телефону его гостиничного номера, о котором справился заранее, и от имени редакционного коллектива поздравил писателя с Государственной премией. Просил передать наши поздравления и Виктору Петровичу Астафьеву.

— Спасибо, ребята, всем сердечное спасибо, — растроганно, с легкой хрипотцой отвечал писатель. — Сейчас ко мне зайдет Витя Астафьев, я передам ему ваши поздравления. Да, между прочим, вы первые сюда дозво-нились... До скорой встречи!..

А дня через три Евгений Иванович возвратился в Курск. Я застал его дома одного. Был Евгений Иванович какой-то непривычно умиротворенно-тихий и просветленный, с благостным выражением лица. Было такое впечатление, что, разговаривая со мной, он в то же время как будто сосредоточенно прислушивается к чему-то в самом себе...

Как-то давно уже я прочитал одну дневниковую запись Валентина Овечкина, поразившую меня. Запись удивительно сокровенная, совсем не в духе строгого писателя, озабоченного сельскохозяйственными проблемами. “Иногда приходит редкое, дорогое настроение, — записал в дневнике Овечкин. — Сам себя несешь осторожно, как переполненную чашу, из которой боязно пролить...”. Я сразу вспомнил об этой овечкинской записи, глядя на Евгения Ивановича: очень уж схожее было состояние...

Без сомнения, это был звездный час писателя, по заслугам отмеченного за долголетний литературный труд — “святой и каторжный”, к которому звал он других и который стал для него самого делом и смыслом всей жизни.

Савва Ямщиков • "Одна, но пламенная страсть..." (Наш современник N1 2004)

“Одна, но пламенная страсть...”

Владимир Бондаренко. Пламенные реакционеры. М., изд-во “Алгоритм”, 2003

Недавно вышедший из печати в издательстве “Алгоритм” том “Пламенных реакционеров”, написанный Владимиром Бондаренко, я постоянно беру в руки, чтобы прочесть ту или иную биографию, прочесть интервью или размышления своих единомышленников, обращенных “тремя ликами русского патриотизма” к нынешним временам. Труднее были времена, но не было подлей….

Только человек страстный, убежденный в правоте своего дела, верящий в избранность и неповторимость русского народа, в особую миссию, отве­денную ему Богом на земле, человек, наделенный могучей энергией и умею­щий рассмотреть самые различные умонастроения современных ему творцов и подвижников, мог осилить такой труд, за который взялся и довел его до логического завершения Владимир Бондаренко.

Я помню Володю совсем молодым, когда встречались мы с ним на берегах Онежского озера в Петрозаводске — столице Карелии, которая, уверен, и по сей день снится ему (как и мне), влюбленному в дивный северный край. Уже тогда подкупала в Бондаренко страсть к познанию духовных ценностей, накопленных человечеством за многие века его существования. Не было ни одной интересной встречи, лекции, ни одного диспута или круглого стола по вопросам литературы и искусства, который обошел бы своим вниманием начинающий журналист, критик и писатель. Он смотрел на окружающий мир широко открытыми глазами, старался видеть добро в каждом собеседнике, с жадностью поглощал информацию, касающуюся духовного совершенст­вования человека. Плотно общаясь в начале семидесятых годов, потом мы как-то потеряли друг друга из виду, чтобы впоследствии снова объединиться перед лицом тяжелой опасности, обрушившейся на родную землю в послед­нем десятилетии прошлого, XX, века.

Я не удивлялся, читая злободневные отклики Владимира Бондаренко на деяния “иных времен татаров и монголов”, пришедших в наше Отечество незванно и негаданно, не спросив разрешения у его исконных хозяев, как являлись к нам супостаты на протяжении всей многовековой истории госу­дарства Российского.

Фундаментальное издание “Пламенные реакционеры, или Три лика патрио­тизма” рассказывает о когорте деятелей русской культуры, борющихся с бедой, постигшей Россию. Книгу можно читать как достоверную хронику русского сопротивления времен перестройки. Владимиру Бондаренко в беседах с самыми разными собеседниками удалось “разговорить” их так широко и глубоко, что каждое интервью или очерк становится достоверным портретом человека на фоне пейзажа, позволяющего увидеть людские харак­теры во взаимодействии с обстоятельствами, заставляющими их совершать важные поступки во имя сохранения русской государственности, сохранения исторических и культурных традиций. Автор доносит тончайшие нюансы бесед со своими знаменитыми современниками до читателя, и кажется, что мы сами присутствуем при этих разговорах, сами задаем вопросы и дискутируем с героями нашего времени.

Мне особенно дороги в книге Владимира Бондаренко страницы, посвя­щенные людям, с которыми я имею счастье дружить, или хорошо знаком, или полностью разделяю их взгляды. Читая главы бондаренковской книги, я черпаю новые данные о Валентине Распутине, Василии Белове, Игоре Шафа­ревиче, Вадиме Кожинове, Дмитрии Балашове, Льве Гумилеве, Владимире Максимове — подлинных столпах нашего Отечества. Рядом с ними на стра­ницах книги соседствуют люди, с которыми я не хотел бы общаться, а уж тем более дружить. Но настоящий писатель, а Бондаренко, безусловно, таким является, обязан говорить правду и стараться разобраться в самых негативных проявлениях человеческого бытия.

Нынче выходит много публицистических книг и жизнеописательной литературы. Как тонко подметил в одном из писем ко мне Валентин Распутин, самые разные люди спешат сегодня рассказать о себе любимом как можно большему числу людей, подменяя автобиографический жанр, предпола­гающий прежде всего достоверный и объективный рассказ о событиях из своей жизни, “вываливанием чрева”, неприличным смакованием интимных, иногда натуралистических подробностей.