Георгий Саталкин - Каменный пояс, 1988
— Вы имеете что-нибудь против? — спросил Валентин.
— Нет, Валя. По-моему, Лысцов прав, — честно признался Ручьев.
— Так почему же поставили свою подпись под тем письмом?
— Меня, Валя, ввели в заблуждение, — ответил Ручьев.
— Вас не в заблуждение ввели, а нагло обманули, — уточнил Сорокин.
Помню, гневу Бориса Александровича не было предела.
— Литературные дельцы! — возмущался он. — Ну что ж, я напортачил, мне и исправлять свою ошибку.
Не боясь пересудов и насмешек в литературных кругах, он написал письмо в «Литературную газету», в котором откровенно рассказал все, как было. Вскоре его письмо опубликовали. Чтобы поступить так, надо не только ценить свое честное имя, но и иметь большое гражданское мужество.
* * *В канун 1968 года за книги стихов «Красное солнышко», «Проводы Валентины» и поэму «Любава» Б. А. Ручьев удостоен Государственной премии РСФСР им. М. Горького. Он был награжден двумя орденами Трудового Красного Знамени, а позднее и орденом Октябрьской Революции. В Магнитогорске, который он строил, в котором жил и работал в последнее время, стал почетным гражданином. Его часто приглашали на торжественные собрания и заседания, хотя он не любил этого. Но еще больше Борис Александрович не любил давать интервью. Как-то во время областной комсомольской конференции я подошел к нему с магнитофоном и попросил сказать несколько слов для «Уральского меридиана».
— Не надо этого делать, — сказал он доброжелательно, чтоб не обидеть меня. — В такой обстановке все равно ничего путевого не скажу.
Спустя несколько лет я оказался в Магнитогорске и позвонил Борису Александровичу. Как мне показалось, он обрадовался моему звонку, пригласил в гости. У него дома я вновь завел разговор о том, что неплохо бы записать его для радио, но он лишь отмахнулся:
— Опять дела. Ты посиди просто так. Давай попьем чайку, поговорим.
В ту пору Борис Александрович серьезно болел, только что пришел в себя после инсульта. Видимо, ему очень хотелось поговорить с кем-нибудь по душам. Мы просидели часа три, но до записи так дело и не дошло.
Наступил 1973 год. Приближалась памятная дата в жизни Б. А. Ручьева — 15 июня ему исполнялось 60 лет. Я только что перешел на работу в студию телевидения. Руководство поручило нашей редакции литературы и искусства снять киноочерк о Ручьеве. Мы, создатели этой ленты, знали, что убедить Бориса Александровича сниматься в телефильме дело не просто трудное, но и почти безнадежное. Обратились за помощью в обком комсомола. Первый секретарь при нас позвонил Ручьеву:
— Этот фильм очень нужен молодежи нашего края. Расскажите, Борис Александрович, нынешним ребятам и девчатам, как ваше поколение создавало легендарную Магнитку, — просил он.
Ручьев вынужден был согласиться.
Мы приехали в Магнитогорск в середине мая. Мы — это кинорежиссер Рафаил Эйленкриг, кинооператор Анатолий Николаенко, звукорежиссер Геннадий Бабаев и я, автор сценария. Дни стояли погожие. Город зазеленел молодой клейкой листвой. Работать одно удовольствие, но наше настроение омрачало то обстоятельство, что Борис Александрович был очень болен. Его жена Любовь Николаевна предупредила, что врачи запретили ему читать, писать, встречаться с людьми — ему нельзя было волноваться. А мы хотели снять поэта в комсомольском горкоме, на встрече с литературной молодежью, с металлургами комбината. Посоветовались с Борисом Александровичем.
— Снимайте, где надо и сколько надо, — решительно сказал Ручьев. — Работать так работать, на совесть!
— А врачи?
— Что они понимают в моей болезни? — ответил поэт. — Как я без людей? Для чего мне тогда вообще жить?
На следующий день мы уже снимали в горкоме ВЛКСМ, в том самом, о котором наш герой еще в тридцатых годах писал:
«Я — из тех горожан, у которых в первый раз под Магнитной горой юность в сердце зажглась, будто порох, и просилась у Партии в строй. Вместе с нами в палатке, как дома, со штабным телефонным звонком, ни на час по примеру Парткома, не смолкал комсомольский Горком…»
Эти стихи Борис Александрович прочел в горкоме уже в мае семьдесят третьего, перед юношами и девушками, которым только что вручил комсомольские билеты. Был он чрезвычайно взволнован, празднично приподнят, взбудоражен. Таким же был и на металлургическом комбинате, во время встречи с рабочими и молодыми литераторами. Своим друзьям по «горячему цеху поэзии» он прочел главу из поэмы «Канун».
Все время съемок поэт был занят до предела. Мы видели его чуть-чуть уставшим, но зато довольным и, я бы сказал, счастливым. Ведь он снова работал!
В эти же дни произошел один любопытный эпизод. Горком комсомола аккуратно выделял нам машину, но в последний день съемок на ней уехали комсомольские вожаки на пленум обкома ВЛКСМ в Челябинск. Звоним в горком партии, горисполком — свободного транспорта нет. Тогда обратились к директору ММК А. Д. Филатову. Рассказали ему, в каком положении оказалась наша съемочная группа.
— Хорошо, поможем, — сказал Андрей Дмитриевич. — Через пятнадцать минут свяжитесь с нашим диспетчером.
Звоним через четверть часа — машины нет, через полчаса — тот же результат. А между тем, съемки не закончены, вечером же надо возвращаться в Челябинск. Все летело кувырком. Снова звоним к Филатову, и он, не кладя трубку, вызвал по селектору своего диспетчера.
— Срочно выделите любую машину, хоть мою! — отчитал Андрей Дмитриевич диспетчера. — Иначе как же мы будем выглядеть перед Борисом Александровичем?..
Да, Ручьева в Магнитке уважали и любили — от директора крупнейшего в мире комбината и до рабочего.
— Бориса Александровича мы считаем своим, — говорил нам во время съемок на десятой домне Леонид Макарычев. — Его поэзия близка и понятна всем уральцам, но особенно нам, рабочим Магнитки. Здесь, у огня, мы испытываем те же чувства и страсти, которые волновали и продолжают волновать Бориса Ручьева…
Закончили съемки у памятника Первой палатке. На бетонных плитах монумента начертаны строки Ручьева из его знаменитой «Песни о брезентовой палатке». И рядом — цветы, всегда живые. И весной, и летом, и поздней осенью.
Во время наших съемок к памятнику подошел пионерский отряд. Мальчишки и девчонки в белых сорочках и красных галстуках. Будущее Магнитки!
* * *Перед отъездом в Челябинск мы снова собрались в ручьевской квартире. Пили крепко заваренный чай. Борис Александрович был оживлен и в то же время немного грустен: чувствовалось, ему жаль расставаться с нами. Почти за неделю совместной работы привык к нам и был предельно откровенен.
— Вот вы, ребята, сняли обо мне телефильм. Наверное, дело нужное. Но почему вы снимали только о Магнитке и — ни словом не обмолвились о том, что немало лет я безвинно отбывал на Колыме? — неожиданно спросил нас Борис Александрович.
Стало не по себе. Пытались объяснить, что, мол, сейчас (напомню читателю, это происходило в семидесятых годах) как-то не принято говорить о том мрачном времени в истории страны.
— Но ведь это же было! Из песни слов не выкинешь, — горячился поэт.
В тот памятный вечер Борис Александрович рассказал нам такую историю. В середине пятидесятых его освободили из заключения. Была зима. Непогодилось. Пассажирские самолеты не летали. На местном аэродроме приземлился случайный «почтовик». Ручьев — к летчикам, попросил захватить его на Большую землю. Они, видавшие виды, поосторожничали: мало ли кто этот бывший зэк? Отказали. Тогда Ручьев принялся усиленно доказывать пилотам, что он — поэт. Летчики рассмеялись:
— Видели мы таких поэтов! А коли так, прочитай стихи.
И Ручьев стал читать им «По слухам, поднимаясь из берлоги…» Пилоты переглянулись:
— А не врешь, что ты написал?
— Да вы что, ребята?
— За что сидел-то, если не секрет?
— А ни за что!..
Больше они ни о чем не расспрашивали.
Мы уговорили Бориса Александровича прочитать это стихотворение, а звукорежиссер Геннадий Бабаев записал его на магнитофонную ленту. В этот вечер он записал и многие другие стихи — о суровых испытаниях: на Севере и родной соловьиной Магнитке. Вернувшись в Челябинск, Геннадий передал свои записи в фонотеку областного радио. Сейчас они стали ее золотым фондом.
* * *Мы подготовили киноленту и радиопередачу, посвященные жизни и творчеству Бориса Александровича. Премьера телеочерка «Встреча с Борисом Ручьевым» состоялась в Магнитогорске, в правобережном Дворце культуры металлургов, на юбилейном вечере поэта. На следующий день (как раз писателю исполнялось 60 лет) его демонстрировали по Челябинскому телевидению. А некоторое время спустя, в день открытия XVII съезда Ленинского комсомола, его показало и Центральное телевидение. Но это будет позднее, а 15 июня 1973 года, перед демонстрацией киноленты по местному телевидению, с теплыми словами о юбиляре выступили Юрий Александрович, бывший в то время первым секретарем обкома комсомола, и прозаик Александр Шмаков, руководивший областной писательской организацией.
