Константин Скворцов - Каменный Пояс, 1986

Как видим, в этом стихотворении Макаров открещивается не от Есенина, а от тех чуждых и наносных явлений в его поэзии, от которых сам Есенин впоследствии отказался.

Творческое влияние Сергея Есенина испытали также Борис Ручьев и Михаил Люгарин. Следы подражания несут на себе уже первые стихи четырнадцатилетнего Бориса Ручьева (Кривощекова), опубликованные в 1928 году в газете «Красный Курган»:

Покачнулася хата на взгорьеВ камышовых ресницах озер,Утром ясным вишневые зориВышивают на окнах узор.

Ранние стихи Ручьева буквально пронизывают есенинские интонации, мотивы и образы. Вспоминая период зарождающейся с Борисом Ручьевым дружбы, Михаил Люгарин рассказывал, что дружба эта питалась любовью к поэзии. «Борис познакомил меня с творчеством Сергея Есенина, Александра Жарова, Иосифа Уткина... Стихи Есенина мне нравились больше всех. Нравились они и Борису. Мы сами подбирали мелодии к стихам Есенина и распевали их на все лады. Пели их, бродя по улицам, уходили на луга, за реку», — писал Люгарин.

Сестра Б. А. Ручьева, Г. А. Шумкова, в своих воспоминаниях «О брате» подтверждает эту увлеченность поэзией Есенина молодыми крестьянскими парнями: «Молодежь собиралась обычно в роще, на краю села. Боря и Миша с увлечением декламировали стихи Маяковского, Есенина, Жарова... а то и все распевали под гитару «Ты жива еще, моя старушка», «Вечер темные брови насопил» и другие стихи на собственные мелодии».

Одноклассники, по словам писательницы Н. Кондратковской, «называли его (Ручьева. — Л. Г.) «Есениным» и прочили славу».

Предрекали большое поэтическое будущее и Люгарину его друзья и родные.

«Жаль мне мать, Семеновну, старушку,Нет ее в живых,И нет сестер:«Ты для насЕсенин наш и Пушкин» —Слышу голоса их до сих пор», —

писал Михаил Люгарин, будучи уже зрелым и признанным стихотворцем.

В ранних своих стихах Люгарин верно и по-есенински точно охарактеризовал мироощущение крестьянина, который, приехав из «деревенской сони» в «столицу металлургии», тоскует по привычному сельскому труду, зеленым разливам полей и с предельной откровенностью, свойственной искренним натурам,заявляет:

Скучно мне бывает,                                крестьянину, —До души в свою деревню врос.Бросить бы бетонную плотинуДа пойти в колхоз.

Даже сама образная система Люгарина подтверждала, что перед нами человек, оторванный от деревни и еще не нашедший своего места в городе:

Курю папиросы из пачки,Но часто в крестьянском бредуТолкаю с цементом тачку —А вроде б за плугом иду.

Найденные поэтом образы объединяют человека и природу: «камни с гор, как вспугнутые птицы, под облака отчаянно летят»; «запестрели васильками гвозди»; первый паровоз — «на скале, как грач»; и даже старый трактор похож на плавающего черного лебедя.

Герой Люгарина добр, как и герой Есенина, ко всему живому. И природа в его стихах, многокрасочная и многозвучная, приближена к психологии и восприятию сельского жителя: «березы распускают косы», «выбегают сосны на пригорок», «в косынке легкого тумана весна шагает по полям», «у берез такие же веснушки, как когда-то были у меня».

Лирические циклы Бориса Ручьева 30-х годов «Проводы Валентины», «Соловьиная пора», «Девушки-подружки» также написаны под сильным влиянием Сергея Есенина. В беседе с критиком А. Власенко Ручьев признавался, что в его душе в эти годы чудесно совмещалась любовь к творчеству Есенина и Маяковского. Им обоим, считал поэт, он обязан тем, что пристрастился к творчеству и стал стихотворцем.

Но не только ранние произведения Ручьева, а и зрелое творчество поэта несет следы творческого усвоения поэтических принципов Есенина. Можно, например, установить типологические связи поэмы Ручьева «Любава» и есенинской «Анны Снегиной».

В одной из бесед с автором этой статьи поэт рассказывал, как создавалась им неопубликованная поэма «Полюс». Она написана в интонационном ключе стихотворения Есенина «В том краю, где желтая крапива», в ней переосмысляются на новом материале известные есенинские мотивы.

Начав от подражаний Есенину в ранний период творчества, органически усвоив его поэтические традиции в зрелом возрасте, Борис Ручьев, можно сказать, не расставался с поэзией Есенина всю жизнь. Его стихами он бредил в юности; они приходили на память, помогали ему стойко вынести нравственные испытания в суровое и трудное для него время, когда он жил и трудился на Крайнем Севере; Ручьев вспоминал Есенина в последние дни своей жизни. Уже будучи тяжело больным, незадолго до смерти, Ручьев записал в своем дневнике: «Вчера я очень явственно увидел во сне слова Есенина... Был какой-то мимолетный сон, и откуда-то не то прозвучали, не то молчаливо, но сильно отпечатавшиеся, вернее возникшие в мозгу, эти слова:

Все мы, все мы в этом мире тленны,Тихо льется с кленов листьев медь...Будь же ты вовек благословенно,Что пришло процвесть и умереть.

Все вертится в мозгу своим очень оживленным глубинным смыслом».

Самыми дорогими качествами поэзии Сергея Есенина являются ее глубокая человечность, неподдельная искренность, сила и глубина чувств. Эти чувства были обращены к родной стране и народу. «На примере Есенина, — писал Борис Ручьев, — должны научиться все более или менее крупные советские поэты тому, каким должен быть народный поэт России, любящий по-есенински Родину».

Александр Шмаков

НОВОЕ О ЛИДИИ СЕЙФУЛЛИНОЙ

«Имя «Ленин» вошло в мою жизнь, как воздух в духоту долгой тьмы, как свежий воздух в духоту темницы. Чтобы понять всю искренность этого утверждения, надо знать, в каких условиях жили мы, сельские работники народного образования, в царской России. Я заведовала земской районной библиотекой в селе. До ближайшей железнодорожной станции было двести верст, до уездного города сто пятьдесят. Оренбургские бураны и весенняя распутица делали совсем непроезжими прежние скверные россейские дороги. В эту глушь, в это бездорожье своевременно являлись только призыв на войну за императорскую державу да становой пристав за недоимками. Теперь в этом самом Орском уезде взрыты его богатые земные недра, возникли в степной глухоте мощные заводы, железнодорожная магистраль соединяет его с великим сибирским путем. И страшной сказкой кажется уездная дооктябрьская россейская быль.

Далеко, в столицах, в больших городах жили образованные люди, писатели, поэты, мыслители, ученые, политические вожди. У нас не было с ними связи, и наша культурная работа казалась одинокой, бесплодной и ничтожной. Бодрость, веру в плодотворность нашего труда вдохнул в нас Ленин. Наша республика была еще бедна, окружена недоверием и враждой, вела борьбу с врагами на многих фронтах, но именно в эти тяжелые для государства годы был созван 1-й Всероссийский съезд по внешкольному образованию.

Из глухих своих захолустий мы были вызваны в столицу, в Москву, и глава правительства пришел сам сказать нам об огромной важности нашего труда для страны. С того дня прошло больше двадцати лет, но в благодарной памяти и сейчас встает передо мной Ленин, как живой, в его простом величии.

С трибуны говорила Александра Коллонтай. Она — прекрасный оратор. Участники съезда слушали ее с большим вниманием. Но в конце ее речи, совершенно необъяснимыми путями, в аудиторию дошел слух, что приехал Владимир Ильич. В зале, в рядах, началось затаенное движение, послышалось взволнованное дыхание и шепот, похожий на шум волн в нарастающем прибое. Коллонтай поспешила сказать заключительную фразу и уйти с трибуны. Тогда в дверях смежной с залом заседания комнаты на возвышении для президиума показалась невысокая, но хорошо и крепко сложенная фигура Владимира Ильича. Быстро, очень легким шагом, он шел к трибуне. Волнение аудитории разразилось в шквал аплодисментов.

Ленин окинул взглядом весь зал, слегка приподнял левую руку, значительно взглянул на часы, надетые у кисти этой руки, и снова серьезно, почти строго посмотрел на аплодирующих участников съезда. И аплодисменты разом прекратились. Безмолвное приказание не тратить времени на приветствия на лице Владимира Ильича было выражено властно, непререкаемо. И вот эта особенная внутренняя убежденность человека в том, что его слова и действия абсолютно целесообразны, необходимы в данный момент и предельно точны, мне кажется, и были основной силой речей Ленина, Позднее слышала я, что у Владимира Ильича глаза не были черными. Но тогда показались мне эти проницательные с острым блеском глаза совсем черными. К основной сущности своего выступления Ленин приступил сразу, без обычных вводных фраз. Он сказал, что на заседании в Малом Совнаркоме был против переименования отделов внешкольного образования в политпросветы, потому что образование бывает в школе и вне школы, аполитичного образования не существует, но на своем мнении он не настаивал, так как дело не в названии. И дальше, в словах очень простых, в скупых словах, он развил перед нами такую грандиозную задачу нашей просветительной работы, так четко обрисовал необходимость и ответственность ее в мощном творчески, многомиллионном, но культурно отсталом народе, что высоким волнением, подлинным вдохновением преисполнилась душа каждого из нас. Каждый почувствовал себя единицей в миллионах, и перестали быть страшными для нас глушь, бездорожье, культурная разъединенность.