Константин Скворцов - Каменный Пояс, 1986
Не удовлетворившись только изучением документов и знакомством с опытом своих предшественников, Есенин весной 1921 года предпринимает поездку в киргизские степи и на Волгу, чтобы проделать тот исторический путь, которым шел Пугачев со своим войском. Путь этот проходил по маршруту: Москва — Самара — Оренбург — Ташкент.
Поезд шел медленно, подолгу задерживаясь на больших станциях. В Самаре он стоял несколько суток. «Вот так сутки, другие, третьи, четвертые, пятые, шестые едем-едем, а оглянешься в окно — как заколдованное место проклятая Самара, — писал Есенин с дороги. — За поездом у нас опять бежала лошадь (не жеребенок), но я теперь говорю: «Природа, ты подражаешь Есенину...»
Еще не отгремела гражданская война. Время было голодное и холодное. Не хватало хлеба, не хватало топлива, не хватало бумаги. В Оренбурге, где остановился поезд, гуляла холера. На заборах висели плакаты, призывающие к борьбе с эпидемией. Война, разруха, голод, болезни — этим темам были посвящены полосы выходящих в то время в Оренбурге газет «Степная правда» и «Коммунар». Санчасть 1-й Армии издавала журналы «Красные зори» и «Санпросвет», вокруг которых группировались оренбургские поэты: Постников, Васильев, Батрак, Шибаев, Корсаков. Активно действовал кружок пролетарских писателей, руководимый П. И. Заякиным-Уральским (умер в 1920 году).
Есть косвенное свидетельство (книга А. Мариенгофа «Роман без вранья»), что Есенин во время своего вторичного пребывания в Оренбурге вновь побывал в редакциях местных газет, выступал перед поэтами. Поэт бродил по городу, беседовал со старожилами уральского края, купался в реке Урал. Его интересовало буквально все: оренбургские казачьи песни и предания уральской старины, приметы нового в жизни, суровые очертания природы.
Возвращаясь в вагон, Есенин работал над рукописью поэмы «Пугачев». По мере накопления впечатлений в черновиках все чаще и чаще проскальзывают названия уральских городов, рек, местечек: Черемшан, Яик, Иргис, Сакмара, Оренбург, Уфа, Сарепта, Гурьев, Челябинск:
«От Сакмары проползло на Иргис»;«Оттого шлет нам каждую неделюПриказы свои Оренбург»;«Задремал буйный Яик»;«Оренбургская заря красношерстной верблюдицей»;«Видали, как тянулись за Чусовой» и т. д.
Более того, за каждым эпизодом «Пугачева» стоит реальное событие, описанное в научной литературе. Вспомним хотя бы страстный поэтический монолог казака Шигаева, за которым стоит подлинный факт:
Не дрожим мы, ничуть не дрожим!Наша кровь — не башкирские хляби.Сам ты не знаешь ведь, чьи ножиПробивали дорогу в Челябинск...
Или монолог Зарубина, тоже имеющий фактическую основу:
Двадцать крепостей мы забрали у неприятеля,И еще тысячи возьмем крепостей,И в Казани, и в Перми, и в СаратовеТочит чернь топоры на властей.
Рукопись поэмы с первоначальным заглавием «Поэма о великом походе Емельяна Пугачева» отражает процесс работы поэта. Такая, казалось бы, простая строка, как «Яик, Яик, ты звал меня», имела более десяти редакций. (Напомним читателям, что Яик — старинное название реки Урал.) В целом, как подсчитали исследователи, количество вариантов вчетверо превышает основной текст. Поездка, продолжавшаяся-около двух месяцев, оказалась весьма продуктивной в творческом отношении. На обратном пути Есенин уже заканчивал работу над поэмой. На последней странице черновика, хранящегося в Центральном государственном архиве литературы и искусства, рукой Есенина обозначено время непосредственной работы над поэмой: «1921, старый стиль: февраль-август, новый: март-август». Поэму «Пугачев» сам поэт охарактеризовал как «действительно революционную вещь».
В период работы над поэмой «Пугачев» Есенин, по словам его сестры Е. А. Есениной-Наседкиной, собирался также посетить Башкирию. О ней ему много рассказывал его близкий друг, поэт Василий Федорович Наседкин, с которым Есенин близко сошелся в период учебы в университете Шанявского. Поэтов сближали возраст, общность поэтических биографий, размышления о судьбах русского и башкирского крестьянина, о путях перестройки деревни. Однокурсник Есенина и Наседкина Б. А. Сорокин рассказывал о Наседкине: «Он приехал из Башкирии. Пишет стихи. В них много солнца, ветра, тихой грусти к людям бедных деревень, разбросанных в неоглядных просторах пахучих степей».
Есенина тянуло к Наседкину, который с грустью простился с патриархальной деревней и, не колеблясь, принял новую, которую утверждал и отстаивал семь лет с винтовкой в руках. «Твои стихи близки мне, — признавался Есенин, — но у тебя степи, а у меня приокский край, мещерская глухомань, березы и рябины. У вас в Башкирии и ветел-то, должно, нет? А у нас без ветел не обходится ни одно село...» Однако Есенин на этот раз ошибся. Вот какой предстает в стихах Василия Наседкина его родная башкирская деревня Веровка, приютившаяся на речке Сухайле:
Ветер тише — темный, дальний, древний.Я иду обратно. Мне приветноМашут ветлы над глухой деревней,Очень низкой и едва заметной,Словно вся она объята дремойПод истлевшей выцветшей соломой.Я смотрю и чувствую — униженЭтим видом азиатских хижин...
Конечно, В. Наседкин долгое время находился под влиянием С. Есенина, которого считал «величайшим лириком наших дней», и в его стихах — не редкость есенинские интонации. Но было и обратное влияние. Сестра Есенина, Екатерина Александровна, рассказывала о встрече двух поэтов после длительной разлуки в начале 1924 года в редакции журнала «Красная Новь»: «...Сергей сидел, опустив низко голову, чтобы не смущать товарища, и хвалил стихи Наседкина, особенно стихотворение «Гнедые стихи»... Есенин почти три года не был в своей деревне. «Я последний поэт деревни» — было его прощальное стихотворение. Но, черт возьми, деревня-то жива! Встреча с Наседкиным очень обрадовала Есенина, и одна из первых работ после встречи с Наседкиным называлась «Письмо к матери»: «Ты жива еще, моя старушка?..» Форма писем в стихах Есенина навеяна Наседкиным».
В. Наседкин обладал красивым голосом, знал множество народных песен. Есенин не однажды был слушателем старинных казачьих песен, исполняемых его другом. Особенно восхищала его песня «День тоскую, ночь горюю».
«Знатоки и любители народной песни находились и среди наших гостей. Среди них выделялся своим глуховатым тенором Василий Наседкин, — вспоминала А. А. Есенина. — Как сейчас вижу его, подперевшего щеку рукой, полузакрывшего глаза. И как сейчас слышу негромкую, протяжную песню оренбургских казаков «День тоскую, ночь горюю».
Сергей Есенин, и сам знавший много произведений русского народного песенного творчества, сплошь и рядом пользовался в своих стихах народно-поэтическими средствами художественной выразительности. А многие его произведения построены по образцу и подобию песен: «Подражание песне», «Песня», «Песнь о собаке», «Песнь о хлебе» и т. д. В лирике Есенина отразился особый «лад» русской поэзии, ее национальный характер. «Мне мил стихов российских жар», — признавался он.
И это высказывание относится не только к устному народному творчеству. Есенин был превосходным знатоком поэзии Пушкина, Лермонтова, Кольцова, Некрасова. С поразительной чуткостью он реагировал на яркое поэтическое слово, поддерживал начинающих талантливых поэтов.
В 1960 году литературовед Ю. Прокушев опубликовал не известные ранее критические статьи поэта. Одна из них — отзыв Есенина на «Сборник пролетарских поэтов», вышедший в 1918 году в издательстве «Парус» под редакцией А. М. Горького, — особо привлекла наше внимание. Сочувственно в целом оценивая творчество начинающих пролетарских писателей, как первые шаги ребенка, «когда этот ребенок, неуверенно и робко ступая, качается во все стороны и ищет инстинктивно опоры в воздухе», Есенин едва сдерживает снисходительную улыбку. Безжалостно критикует печально известные строки поэта Кириллова: «Во имя нашего завтра сожжем Рафаэля, растопчем искусства цветы», называя их «довольно громкими, но пустыми». А в стихах Ивана Морозова отмечает «шаткость строк, похожую на сосну корнями вверх». «Но узоры у некоторых, — пишет далее Есенин, — как, например, у Кондратия Худякова, попадаются иногда довольно красивые и свежестью своей не уступают вырисовке многих современных мастеров». Речь здесь идет о стихах уральского поэта-самоучки Кондратия Худякова, который в 10—20-х годах жил в Кургане, печатался в «Народной газете» и «Курганском вестнике», был близок Ивану Малютину и Всеволоду Иванову, при участии которого издал в 1916 году свой первый поэтический сборник «Сибирь». Стихи К. Худякова были проникнуты общественными мотивами. В них слышались боль и сочувствие угнетенному человеку, звучал гневный протест против произвола и насилия, раздавались призывы к борьбе за свободу и счастье народа. В стихотворении «Сибирь» он писал:
