От Александровского централа до исправительных учреждений. История тюремной системы России - Александр Викторович Наумов
Уже с 1958 г. Баркова страдала астмой. Удивительно, как при тяжелом недуге она сумела прожить (точнее промучиться) такую долгую жизнь и при этом сделать ее столь наполненной… В одну из наших бесед (они случались чаще всего вечерами, когда я возвращалась с работы и была в силах пойти в инвалидный барак) Анна Александровна рассказала историю своего третьего ареста. Может быть, самое грустное и настораживающее — он относится к такому, казалось бы, замечательному времени, когда делались усилия восстановить законность в стране: к 1957 году Баркова, освобожденная после второго срока, даже досрочно, по «актировке» (то есть по состоянию здоровья), приехала в Москву и жила у своей подруги по лагерю. Она ждала собственного жилья и постоянной прописки. «В связи с подготовкой первого в нашей стране Московского международного фестиваля молодежи и студентов» ей предложили на время покинуть Москву. Она уехала к другой бывшей солагернице в Донбасс, когда же собралась в обратный путь, то все, кроме смены белья, отправила по почте. Среди отправленных вещей были и рукописи, в том числе и новые. Рукописи попали совсем не туда, куда она их послала, а она сама — вновь в исправительно-трудовой лагерь, да еще с приютившей ее женщиной… Особенно мучительным был для Анны Александровны этап накануне 1960 года, когда наш лагерь переводили из Кемеровской области в Иркутскую, на тайшетскую трассу. Нам надо было пройти несколько километров пешком. Стояла морозная ночь. Наши вещи погрузили на подводы, а мы шли пешком по нетоптанной дороге, подгоняемые конвоем. Шли, разумеется, медленно, но Анна Александровна, задыхаясь от астмы, вообще еле передвигала ноги. Вскоре она выбилась из сил, села на снег и сказала, что больше идти не может, пусть ее застрелят. Тогда мы связали два головных платка, положили ее, как на носилки, и понесли. Платки провисали, и мы практически волокли ее по колючему снежному настилу. Анна Александровна терпеливо молчала. Наконец, одна женщина взяла ее на руки, как ребенка, а вскоре удалось остановить подводу с багажом и усадить Баркову. Честно говоря, мы не чаяли, что она останется живой. В апреле 1961 г. нас опять перевели. На сей раз в Мордовию. Вскоре возникли новые трудности. Вышло правило: посылки и продуктовые бандероли можно получать только от родственников. У Барковой их не было. Жить приходилось на скудный тюремный паек (из расчета тридцать четыре копейки в день). Годами Анна Александровна голодала. Слабело тело, развивались болезни, но не слабела сила ее духа…». (Ирина Савельевна Вербловская родилась в Ленинграде. В 1954 г. окончила исторический факультет ЛГУ. В марте 1957 г. в Ленинграде была арестована группа молодежи — Пименов, Заславский, Вайль, в Курске — Данилов. С ними была осуждена на 5 лет лишения свободы и И. Вербловская — ст. 50–10, 11 УК РСФСР). «Баркова… кто такая Баркова?» — заинтересованно спросит читатель. И действительно, имя А.А. Барковой мало что говорит современной публике. Она была «открыта» в конце восьмидесятых годов, тогда же в нескольких журналах и альманахах были напечатаны некоторые ее стихи, а в 1990 году в Иванове вышла ее книжка «Возвращение».
Есть в архиве Т.А. Селезневой и Е.С. Селезнева описание и других трагических судеб. «Рассказывая о некоторых заключенных Озерлага, мы стараемся, чтобы их судьбы были как бы примером судеб отдельных групп заключенных Озерлага, связанных общностью профессий, убеждений или общностью причин осуждения», — подчеркивают они. В Озерлаге оказалась большая группа советских разведчиков до и после военного периода. Об одном из них — следующий рассказ. «…На рассвете выгрузили всех, весь вагон. Конвойный больно ударил меня валенком в зад при выходе из купе и прикладом в спину на лестнице, — после одиночки я был еще нервно-психически больным и плохо определял высоту и боялся ее. Кто-то из опытных урок, жмурясь от дневного света, оглянулся и узнал станцию: «— Тайшет! Пригнали строить дорогу, братцы!». Я даже не взглянул вокруг: какое мне дело? Очень холодно. Неглубокий снег. Ветер. Ходячих построили в колонну, больных посадили и побросали на три телеги и мы тронулись по будним приземистым улочкам жалкого городка…». Это отрывок из воспоминаний сотрудника советской разведки Дмитрия Александровича Быстролетова. В 1938 г. его, как и многих других сотрудников, вдруг отозвали из-за границы и арестовали. Обвиненный в шпионской и террористической деятельности против СССР, искалеченный на допросах Быстролетов был отправлен в ГУЛАГ, где провел 16 лет. После почти десяти лет заключения он отказался от амнистии, так как требовал полной реабилитации. За такую «строптивость» разведчика отправили в Озерлаг. Это был человек замечательного образования — в 1921 году он окончил колледж для европейцев-христиан в Константинополе и был направлен в Прагу для продолжения учебы в университете. За рубежом он получил ученые степени доктора медицины и доктора права, он свободно владел 22‑мя иностранными языками. Он был удивительно одаренным человеком — с блеском окончил Пражскую академию художеств, оставил огромное литературное наследие. В кругу общения и оперативных интересов разведчика Быстролетова были Франко, Геббельс, Муссолини, британские лорды. Играя со смертью — то под видом чикагского