Александр Силаев - Гуманная мизантропия

Бывает: сетую на плохие условия. Мол, нет условий для творчества, и т. п. А какие тебе условия — кроме чисто физических: поесть, поспать, и чтобы не били палкой? Вспоминаю, что Набоков писал свой «Дар», сидя на унитазе. Больше было негде. И написал — целый «Дар». А ты, блин? Помогает плохо. Но все равно: надо вспоминать Набокова. Еще можно сравнить условия Моцарта и Сальери…

Сидим в красноярском ресторане с Толиком, московским поэтом, подрабатывающим тут копирайтером. Толик угощает. Мне звонит знакомая девушка. Зовет в гости, но в итоге зовется сама. Девушка с парнем, тот с бритой головой и еще каким-то кентом. Толик угощает всех.

— В случае чего отобьемся? — шепчет он мне, разливая под рыбу водочку, — али нет?

Во как. Центральную Сибирь угощают не абы как, а с риском для жизни. Вдруг чего-нибудь откусит.

В большой квартире в Красноярске жили приезжие «специалисты от оппозиции», двое левых и двое правых. Все очень не любили Путина, и неплохо относились друг к другу.

Как-то утром захожу в гости. Меня зовут к завтраку.

— На нормальную квартиру в Москве, — говорит правый, — надо работать уже года три. Абзац какой-то.

— Ничего, — отвечает левый, — когда мы придем, в Москве станет много пустых квартир.

— Только нас не трогайте.

Так и сидели, с шутками-прибаутками.

Потом левого товарища, говорившего про квартиры, немного арестовали. И он немного посидел в тюрьме.

Иногда я получаю от него письма.

А от правого товарища у меня есть фиолетовый шарф.

— Наша революция, — сказал он, — будет не оранжевой, а фиолетовой. Так благородней.

Потом знак революции носила моя подруга.

Гордится можно, при желании, чем угодно. Я вот, например, горжусь китайской рубахой. Она у меня антикварная. Дедушка носил ее в 1940-е после Великой отечественной войны. И вот уже десять лет я ее одеваю. Еще в 1999 году меня спрашивали — где купил такую славную вещь? Я подробно, с чувством за цельно прожитые годы, все объяснял… И никто не заметил, что я не прав. Народ тоже хотел китайских рубах.

Выпив 500 грамм водки, я вступил в «Единую Россию», написал заявление. Либералы поняли — я пропил последнее. Левые поняли лучше: парень, принявший с десяток людей в НБП, вступал вместе со мной… по приколу. Что до просто пьющих, те встретили с пониманием. Что до людей вдумчивых, они этой байке попросту не поверили. «А зачем ты это сделал на самом деле?»

У меня, помнится, было на то целых четыре повода. Ну, во-первых, за компанию. Чего у нас за компанию не бывает? И девственность теряют, и деньги, а я — чего потерял? Во-вторых, с научными целями — дикарь, поехавший изучать на местный политсовет Миклухо-Маклаев. «Не мешайте, у меня прикладная антропология». В-третьих, карьеры для (насчет карьеры ошибся). В-четвертых, послужить родине.

На докучливые вопросы отвечаю — мол, я «агент влияния», правда, ни хрена ни влиятельный. Чей агент? «Шпион неизвестной родины», — отвечаю из Мераба Мамардашвили.

Есть такая игра: слово расшифровывается чудным образом, и на его окончание надо придумать слово, которое снова расшифровать, и т. д. Играют в компании по кругу. Что бы вы подумали о компании, которая сыграла вот так?

пидар-ас — педик высочайшего класса

сук — собака мужского пола

кровля — кровная месть

явство — видимость на-личия-в-при-сутствии (по Хайдеггеру)

оргия — небольшая временная организация

ямщик — обитатель ямы, бомж

кроссовка — недорогая красотка

аська — политически корректное именование «письки»

Абрам — вселенский антипод Брамы

Матера — бывалая волчиха

амбар — бар, где можно пожрать

рассомаха — драка на расовой почве.

А чтобы вы сказали, если это я играл — сам с собой?

Несколько лет назад. Дело к ночи.

— Пойдемте пиво в бар пить.

— Не, — говорю, — мы уже там водку пили. Сейчас надо водку в подъезде. Средний класс, что ли — пиво по барам?

Подъезд так подъезд. Взяли еще 0,5 на троих и на закусь пакетик «кириешек»: 50 грамм сухариков.

Надо и поговорить за жизнь.

— У меня, — рассказывает девушка-искусствовед, — бывают мультиоргазмы.

Рассказала, что это такое.

— Я, — говорит парень-юрист, — недавно стрелял в человека.

Тоже рассказал.

— Эх, ребята, — говорю, — а я вот читал Делеза.

— Ну ничего, — говорят ребята, — тоже дело.

Так я нашел контекст постструктурализму.

Мог бы написать «Мой словарь». Несколько слов на каждую букву, и типа эссе на каждое слово. На это дело долгое и безответное. Некогда меня хватило на десять минут, просто сами слова… Вот они:

А: армия, анархия, Азия, антихрист, антикоммунизм, антиглобализм.

Б: будущее, ботаник, буржуазия, бухло, будущее, брак.

В: викинги, «вашингтонский обком», вопрос, война, воспитание, вурдалак.

Г: гомосексуализм, Грамши, гопник, горизонт, государство, гарантии, гармония, гражданское общество, грамотность.

Д: демократия, Дума, драйв, душа, дача, дурак, дар, духовность, драка, диплодок, дыра, дуэли, доллар, Достоевский.

Особенно меня радуют в списке главных понятий «вурдалак» и «диплодок».

Про каждого хотел сказать что-то важное.

У меня знакомые разные. Один здоровался фразой — «в рот волка ебать». Другая морщилась от таких ругательных слов, как, скажем, гадство и негодяйство. Нельзя так — о людях. Некрасиво. Сказать при ней слово задница было равносильно публичному испражнению где-нибудь в конференц-зале… Даже как-то не мыслимо.

И со всеми мне было хорошо.

Однажды видел неземного сантехника. Собственно, он был даже не сантехник. На визитке было написано мастер-универсал. Он делал все: крутил краны, плотничал, столярничал, присобачивал все, что угодно — куда угодно.

…Трубы засорились, и мы позвали универсала. Пришел молодой человек в очках. А дело было 23 февраля, я — еле живой с превентивной корпоративной. Охмелится бы. Подкатываю у универсалу. «Да я вообще, — говорит. — Не любитель этого дела». Пым. Уговариваю сантехника — на 50 грамм.

Потом он уговорил трубу.

Потом мы родили список на 8 пунктов: что в квартире присобачить.

Потом он присобачил все оптом.

Звали универсала — Флорид. Это такое имя.

Самое подходящее.

Для агента дивной параллельной реальности.

Не могу занимать некруглые суммы, равным образом просить или жертвовать.

— Саш, займи четыре тысячи…

— Не могу. Только три или пять. Лучше, конечно, пять.

А если кто попросит, к примеру, две восемьсот — хрен ему. И сто пятьдесят рублей — хрен. Либо сто, либо уж пятьсот. А лучше всего — ничего. Потому что ничего — самое круглое и ровное. Это не жадность, потому что потерять сто рублей мне лучше, чем восемьдесят восемь.

Имеет ли сие отношение к тому, что на бытовом языке зовется шиза?

А на специальном, шизоаналитическом, имени Ж. Делеза и Ф. Гваттари — тяготением к параноидальному полюсу? Как известно, фашизоидному? И вся моя типа революция — укрывается лопухом?

Подруга затащила на йогу. Не знаю, какое отношение секция имеет к традициям Древней Индии, к одной, как водится, из шести даршан… Наверное, никакого. Но секция — хорошая. И девушка-тренер — хорошая. И упражнения. В основном — на несчастный мой позвоночник.

Но что любопытно — в группе ни одного мужчины. Они качаются железом в соседнем зале. «Чего так? — спрашиваю девушку-тренера. — Брезгуют?» — «Не выдерживают. Слишком тяжело им. Приходят и уходят. Вот мой молодой человек — не выдержал…»

И действительно: чистое «качание» легче. Я чуть-чуть сравнил. Что угодно проще, нежели силовая йога. И есть женщины в русских селениях…

Я походил немного — и сбег.

Не выдержал. Как настоящий мужчина.

Если верить в линейную экстраполяцию текущих трендов — лет через десять я сдохну. Или стану тяжким инвалидом. Или даже через пять.

Просто вспоминаю, что я успевал — лет семь-десять назад. Учиться, работать двойную норму (или на двух работах), рьяно выпивать (ноль пять в рыло, и с утра на работу), еще более рьяно — читать (однажды я посчитал — закладки в сорока книгах), влюбляться, маяться дурью, шляться по каким-то окраинам, и писать за вечер рассказ… А сейчас?