Избранное - Алессандро Мандзони
Что касается материалов, послуживших нам для составления этой краткой истории, то прежде всего надо сказать, что предпринятые нами усилия по разысканию оригинала судебного дела хотя и облегчались самым любезным и благожелательным к ним отношением, а зачастую и прямой помощью, все же не привели ни к чему иному, как к растущему убеждению, что он безвозвратно утерян. С его значительной части была, однако, сделана копия, и вот при каких обстоятельствах. Среди убогих людишек, привлеченных к суду, оказался и, к сожалению по вине одного из них, {59} некий важный человек, — Джованни Гаэтано де Падилья, сын коменданта Миланского замка, кавалер ордена Сантьяго и капитан от кавалерии, который смог опубликовать материалы в свою защиту и снабдить их выдержками из следственного дела, сообщенного ему как признанному виновным. Судьям, разумеется, было невдомек, что они позволили типографу изготовить более внушительный и прочный памятник, чем тот, который они заказали архитектору.
Эти же самые извлечения из дела существуют еще в одном, рукописном, экземпляре, местами более кратком, местами более подробном, который принадлежал графу Пьетро Верри и был с большой любезностью и вниманием предоставлен в наше распоряжение его достойнейшим сыном г-ном графом Габриэле Верри. Этот список служил прославленному писателю для работы над упомянутым выше трактатом и весь усеян заметками, отражающими беглые размышления или внезапные порывы горестного сострадания и священного гнева. Он озаглавлен: «Summarium offensivi contra Don Johannem Cajetanum de Padilla» [6]. В нем подробно говорится о многих вещах, лишь сокращенно изложенных в печатном экземпляре, на полях отмечены страницы оригинала следственного дела, откуда взяты различные выдержки, а также встречается множество очень кратких латинских помет того же свойства, что и сам текст: Detentio Morae; Descriptio Domini Johannis; Adversatur Commissario; Inverisimile; Subgestio [7] и другие, являющиеся, очевидно, заметками, которые делал адвокат Падильи для его защиты. Все это явно свидетельствует о том, что речь идет о точной копии с подлинных выписок из дела, сообщенных защитнику, который при их публикации кое-что опустил за ненужностью, а кое-что кратко пересказал. Непонятно лишь одно, каким образом в печатном экземпляре оказались некоторые выдержки, отсутствующие в рукописи? Возможно, защитнику удалось снова просмотреть судебное дело и выписать из него ряд новых мест, показавшихся ему полезными для защиты своего клиента.
Из этих двух материалов мы выжали, разумеется, все, что можно; а поскольку первый из них, в прошлом величайшая библиографическая редкость, недавно перепечатан, то читатель, если ему захочется, может сравнить с ним места, извлеченные нами из рукописи.
Материалы защиты, о которых мы упоминали выше, также послужили источником различных сведений и навели нас на некоторые размышления. Поскольку они никогда не перепечатывались и известны в немногих экземплярах, то мы не преминем давать из них выдержки всякий раз, когда к ним придется обращаться.
Кое-какие мелкие подробности нам удалось наконец почерпнуть из немногих и разрозненных подлинников, оставшихся от этой беспорядочной и расточительной эпохи и хранящихся в архиве, неоднократно упоминавшемся в предыдущей книге.
Кратко изложив историю процесса, мы сочли также, что не будет неуместным в еще более краткой форме сообщить историю общественных взглядов в этой области, господствовавших вплоть до Верри, то есть почти полтора века. Речь идет о взглядах, изложенных в книгах и потому являющихся в значительной мере единственно доступными для потомков. В любом случае они имеют свою особую ценность.
В нашем же случае поистине курьезным было видеть, как авторы, подобно дантовым овечкам, {60} слепо следуют друг за другом, не давая себе труда выяснить факты, о которых они считали нужным говорить. Не скажу, что это было приятным делом: после того, как перед глазами прошла вся эта жестокая битва и заблуждение одержало злосчастную победу над истиной, а всемогущая ярость — над безоружной невинностью, нельзя испытать ничего, кроме неприязни и почти бешенства, когда слышишь слова, кому бы они ни принадлежали, в поддержку и во славу ослепления, когда видишь, как люди смело утверждают то, что им внушило легковерие, как они порочат жертв и выражают возмущение не тем, чем надо. Но это чувство неприязни не проходит даром, ибо оно увеличивает отвращение и недоверие к старинной привычке, никогда не подвергавшейся достаточному осмеянию, повторять, не думая, или, если нам позволят так выразиться, угощать людей их собственным вином, уже не раз туманившим им голову.
С этой целью вначале мы подумывали, не представить ли читателю обзор различных суждений но этому вопросу, которые удалось бы разыскать во всех книгах. Но боясь слишком наскучить терпеливому читателю, мы решили затем ограничиться немногими далеко не второстепенными, а зачастую и просто знаменитыми писателями, ошибки которых поучительны, особенно теперь, когда они уже не опасны.
ГЛАВА I
Утром 21 июня 1630 года, приблизительно в половине пятого, молодая женщина по имени Катерина Роза, оказавшись на беду возле окна галереи, пересекавшей тогда улицу Ветра де Читтадини у самого выхода на бульвар Порта Тичинезе (почти напротив колоннады церкви св. Лаврентия), заметила неизвестного ей человека, одетого в черную мантию {61} с капюшоном, опущенным до бровей. В руках у него была бумага, «по которой», как говорится в ее показаниях, «он водил пальцами, словно писал». Ей бросилось в глаза, что, едва выйдя на улицу, «незнакомец приблизился к стене дома сразу за углом и мимоходом отер о нее руки». «Тогда, — добавляет свидетельница, — мне пришло в голову,
