Юрий Безелянский - 5-ый пункт, или Коктейль «Россия»
А мы с вами всматриваемся в новую фигуру — в лидера русского символизма Валерия Брюсова. Брюсов без всяких там немецких корней. Чисто нашенский. Русский. Дед поэта Кузьма был крепостным графа Брюса, у которого много лет состоял буфетчиком. Отец Яков Кузьмич. Мать — Матрена Александровна, женщина русская, но обожавшая читать французские романы.
Валерий Брюсов гордился:Я — твой, Россия, твой по духу!Мой предок вел соху в полях.Люблю твой мир, твою природу,Твоих творящих сил размах!..
Конечно, возникает маленький вопрос: что вел предок? Соху или буфет? Но что возьмешь с поэта? Поэты всегда преувеличивают, возвеличивают, переиначивают и вообще чего-то придумывают, на то они и творцы-сочинители. Вот и Брюсов в стихах по-разному себя представляет: то он «сын греха», то «ловец в пучине бытия стоцветных перлов ожиданья», то «искатель островов, скиталец дерзкий в неоглядном море», то… Не будем перечислять.
«Когда мне становится слишком тяжело от слишком явной глупости моих современников, — признавался Брюсов, — я беру книгу одного из «великих», Гёте или Монтеня, или Данте, или одного из древних, читаю, вижу такие высоты духа, до которых едва мечтаешь достигнуть, и я утешен…
Мне Гёте — близкий, друг — Вергилий,Верхарну я дарю любовь…
Февральскую революцию Брюсов встретил восторженно:
Освобожденная Россия, —Какие дивные слова!..
Поэт активно сотрудничал с новой властью, уже большевистской, и будущее России рисовалось ему в весьма радужных тонах:
В стозарном зареве пожара,Под ярый вопль вражды всемирной,В дыму неукрощенных бурь, —Твой облик реет властной чарой:Венец рубинный и сапфирныйПревыше туч пронзил лазурь!Россия! в злые дни БатыяКто, кто монгольскому потопуВозвел плотины, как не ты?Чья, в напряженной воле, выя,За плату рабств, спасла ЕвропуОт Чингисхановой пяты?Но из глухих глубин позора,Из тьмы бессменных унижений,Вдруг, ярким выкриком костра, —Не ты ль, с палящей сталью взора,Взнеслась к державности веленийВ дни революции Петра?И вновь, в час мировой расплаты,Дыша сквозь пушечные дула,Огня твоя хлебнула грудь, —Всех впереди, страна-вожатый,Над мраком факел ты взметнула,Народам озаряя путь.Что ж нам пред этой страшной силой?Где ты, кто смеет прекословить?Где ты, кто может ведать страх?Нам — лишь вершить, что ты решила,Нам — быть с тобой, нам —славословитьТвое величие в веках!
«России», 1920К сожалению, следует отметить риторику и напыщенность подобных песнопений в честь России. Ангажированность Брюсова в данном стихотворении чувствуется весьма явственно. Любовь к родине, к России все же чувство интимное, скрытое, а когда его выставляют напоказ и тем более начинают о нем кричать, то это всегда подозрительно и отдает явной фальшью.
Никакой ангажированности не было в творчестве другого поэта Серебряного века — Максимилиана Волошина.
Вышел незванным, пришел я непрошенным.Мир прохожу я в бреду и во сне…О, как приятно быть Максом Волошиным —Мне!
Поэт и художник, критик и историк, человек энциклопедических знаний, страстный путешественник, объездивший и обошедший пол-Европы. Волошин — «продукт смешанных кровей», как он писал сам о себе. По отцовской линии он имеет первокорни в Запорожской сечи, по материнской — в Германии. Мать — Елена Оттобальдовна Глазер. В статье «Живое о живом» Марина Цветаева писала:
«Скрытых родников у Макса было два: Германия, никогда не ставшая явным, и Россия, явно ставшая — и именно в свой час… Начнем с самого простого бытового — аккуратность, даже педантичность навыков, «это у меня стоит там, это здесь, и будет стоять», но — страсть к утренней работе, функция утренней работы, но культура книги, но культ книжной собственности, но страсть к солнцу и отвращение к лишним одеждам, но — его пешеходчество, его одиночество: 8 месяцев в году один в Коктебеле со своим ревущим морем и собственными мыслями, — но действенная страсть к природе, вне которой физически задыхался, равенство усидчивости за рабочим столом и устойчивости на горных подъемах… Но — прочность его дружб, без сносу, срок его дружб, бессрочных, его глубочайшая человеческая верность, тщательность изучения души другого, были явно германские…»
А некоторые утверждают, что национальные корни ничего не значат! Значат, еще как значат!..
Послушаем Максимилиана Волошина: «Французов поражает в русских больше всего наше духовное бесстыдство… К основным чертам русского характера относится это непреодолимое стремление душевно обнажиться перед первым встречным. Сколько есть людей, которые не могут сесть в вагон железной дороги, чтобы через несколько часов пути не начать подробно рассказывать случайному дорожному спутнику всей своей жизни с самыми сокровенными подробностями семейных и сердечных историй… Французы дико стыдливы во всем, что касается переживаний…»
Волошин и Россия — тема необъятная. Как реагировал поэт на события на своей родине? Когда произошла революция 1905 года, Волошин написал своего «Ангела мщенья», в котором грозно предупреждал:
Народу русскому: Я скорбный Ангел мщенья!Я в раны черные — в распаханную новь Кидаю семена. Прошли века терпенья,И голос мой — набат. Хоругвь моя, — как кровь.На буйных очагах народного витийства,Как призраки, взращу багряные цветы.Я в сердце девушки вложу восторг убийстваИ в душу детскую — кровавые мечты…
(Париж, 1906)Октябрь 17-го Максимилиан Волошин резко не принял, ибо сразу понял всю пагубность пути, предложенного красными комиссарами — Лениным и Троцким:
О Господи, разверзни, растопчи,Пошли на нас огнь, язвы и бичи,Германцев с Запада, монгол с Востока.Отдай нас в рабство вновь и навсегда,Чтоб искупить смиренно и глубокоИудин грех до Страшного суда.
Это вам не холодная риторика Валерия Брюсова, это крик души, строки, насыщенные горячей апокалипсической энергией. В огненные годы гражданской войны Волошин пытался удержаться «над схваткой», равно осуждая и «красных» и «белых» за творимые ими насилие и кровопролитие.
А я стою один меж них В ревущем пламени и дыме И всеми силами своими Молюсь за тех и за других.
Но не только молился, но и пытался что-то сделать и кому-то реально помочь:
И красный вождь, и белый офицер,Фанатики непримиримых вер,Искали здесь, под кровлею поэта,Убежища, защиты и совета.Я ж делал все, чтоб братьям помешатьСебя губить, друг друга истреблять.И сам читал, в одном столбце с другими,В кровавых списках собственное имя.
Бедная, бедная Россия со своей кровавой историей! Как не болеть за нее! Как не молиться! Свою боль и молитву Максимилиан Волошин изливает в стихах:
Расплясались, разгуделись бесыПо России вдоль и поперек.Рвет и крутит снежные завесыВыстуженный северо-восток.Войте, вейте, снежные стихии,Заметая древние гроба:В этом ветре вся судьба России —Страшная, безумная судьба.В этом ветре гнет веков свинцовых:Русь Малют, Иванов, Годуновых,Хищников, опричников, стрельцов,Свежевателей живого мяса,Чертогона, вихря, свистопляса —Быль царей и явь большевиков.Что менялось? Знаки и возглавья.Тот же ураган на всех путях:В комиссарах — дурь самодержавья,Взрывы революции в царях.Вздеть на виску, выбить из подклетьяИ швырнуть вперед через столетья Вопреки законам естества —Тот же хмель и та же трын-трава.Ныне ль, дале ль — все одно и то же:Волчьи морды, машкеры и рожи,Спертый дух и одичалый мозг.Сыск и кухня Тайных Канцелярий,Пьяный гик осатанелых тварей,Жгучий свист шпицрутенов и розг,Дикий сон военных поселений,Фаланстер, парадов и равнений,Павлов, Аракчеевых, Петров,Жутких Гатчин, страшных Петербургов,Замыслы неистовых хирурговИ размах заплечных мастеров.Сотни лет тупых и зверских пыток,И еще не весь развернут свитокИ не замкнут список палачей,Бред разведок, ужас Чрезвычаек —Ни Москва, ни Астрахань, ни ЯикНе видали времени горчей.Бей в лицо и режь нам грудь ножами,Жги войной, усобьем, мятежами —Сотни лет навстречу всем ветрамМы идем по ледяным пустыням —Не дойдем и в снежной вьюге сгинемИль найдем поруганный наш храм?Нам ли весить замысел Господний?Все поймем, все вынесем любя.Жгучий ветр полярной преисподней,Божий Бич! приветствую тебя.
Это стихотворение «Северовосток» Волошин написал в 1920 году. Он умер через 12 лет, в 1932-м, не дожив 5 лет до апофеозного террорного 37-го. Но поэт его предчувствовал: «И еще не весь развернут свиток, / И не замкнут список палачей…» Ягода-Ежов-Берия, ну и, конечно, главный палач России в мягких кавказских сапогах.