Дмитрий Губин - Под чертой (сборник)

Реформа истории – и школьной, и университетской – необходима просто потому, что существующая история имеет своим родителем выправленный товарищем Сталиным краткий курс ВКП(б). Взять элементарное. 9 мая со слезами на глазах мы празднуем день победы над кем? Правильно, над фашистской Германией. Так вот, «фашистская Германия» – это изобретение сталинской пропаганды: в Германии фашизма не было. Там, к сожалению, был нацизм, а фашизм был в Италии. Безусловно, все три чумы XX века – нацизм, фашизм и большевизм – крайне схожи и по методам, и по результатам, однако есть и различия, за подробным описанием которых отошлю хотя бы к третьему тому «Русской революции» Ричарда Пайпса.

В высшей школе история считается важной дисциплиной разве что на истфаках. Будущим журналистам в МГУ историю преподают всего два семестра. История отечественной литературы, зарубежной – это да. А история Европы и России, подробно и в деталях, – это нет. В итоге уровень публичных дискуссий на любую больную историческую тему (а именно такие дискуссии и формируют представление обывателя) соответствующий. Почему немецкие подлодки ремонтировались и отдыхали на базе под Мурманском еще в 1940-м? Как случилось, что спустя 5 дней после начала войны вермахт замкнул кольцо – с 300 тысячами красноармейцев внутри – уже в 300 километрах от границы? Любые попытки разобраться в подобных темах провоцируют вопль: «Не дадим очернять подвиг!» Вон, Всемирный русский народный собор требует защищать «память о победе советского народа над фашизмом» уже законодательно. Я, видимо, в этом абзаце на 15 суток уже понаписал.

Господи, да у нас и так каждый убежден что Вторая мировая война (в которой принимало участие 61 государство и 80 % населения Земли) была малозначительным эпизодом Великой Отечественной. У нас и так главные герои – Сталин и Невский, причем о Невском судят по фильму Эйзенштейна. Помните? Пир в новгородском кремле, победа над немецкими псами-рыцарями, «Кто с мечом к нам войдет, от меча и погибнет»… У фильма, кстати, планировался другой конец. После фразы про меч к князю подбегал гонец и что-то шептал на ухо. Александр бросал пир и выезжал в поле. А там до горизонта – огни: подошла Орда. И гордый князь вставал на колени и полз между двух костров к юрте хана…

Кто вычеркнул Эйзенштейну этот финал (кстати, исторически достоверный: не в смысле стояния Орды под Новгородом, но поведения русского князя в Орде)? Правильно, товарищ Сталин.

По хорошему, в школах и университетах следовало бы преподавать не историю или физику, и Big History, Всеобщую историю, то есть историю Вселенной начиная с момента Большого Взрыва, случившегося 13 с лишним миллиардов лет назад. А уж параллельно говорить и о физике, и о химии, и о географии, и о естественных и социальных дисциплинах. Потому что если смотреть на историю Вселенной в целом, то видно, что деление на дисциплины условно. И что дисциплины ограничены в своем существовании временным периодом (метафизика, например, вовсе исчезла). А в третьих, что все взаимосвязано, и порой эта взаимосвязь невероятно важна.

И вот тут бы, конечно, я бы уделил внимание квантовой физике, и уж познакомил бы, как минимум, с общей и частной теориями относительности, с принципом неопределенности Гейзенберга, с «болонским прочтением» Нильса Бора и прочими штучками, которые совершенно меняют взгляд на привычные вещи. Ведь без этих идей кажется, что в мире процветает детерминизм: у всякого следствия есть причина, и, зная закон, все можно рассчитать. А принцип неопределенности доказывает: со 100 % вероятностью рассчитать не-воз-мож-но! Это открытие потрясло в свое время многих – от теологов, увидевших в спонтанности микромира доказательство существования бога, до писателя Уэльбека, увидевшего в поэзии выражение квантовой механики.

Кстати, знакомство с физическими терминами, принципом неопределенности или с точками полифуркации (неустойчивыми состояниями, в которых последствия применения силы многократно превышают саму силу) позволяет по-другому посмотреть и на историю. Отказаться, например, от популярной идеи, что «история сослагательного наклонения не имеет» (о господи, этим «не имеет» мне тычет каждый второй комментатор, когда я пишу, что итог Великой отечественной войны – или, скажем, 1917 года – мог быть иным). Напротив: с моей точки зрения, сослагательное наклонение можно и нужно использовать как исследовательский инструмент. Так инженер при расчете подставляет разные значения переменной. А отмазку про отсутствие уловного наклонения оставить политикам для прикрытия собственных задов.

На моих глазах в Финляндии случилась революция.

Двадцать лет назад по-английски там говорили лишь люди с высшим образованием в Хельсинки. Сейчас по-английски шпарит любой старший школьник. Лю-бой. И в Хельсинки, и на хуторе близ Уусикаупунки. Это результат реформы, выведшей финское школьное образование в европейские лидеры.

В Европе обычно небольшие страны хорошо владеют английским; в больших странах (скажем, Франции) с этим хуже. Но Европа едина, новости из Хельсинки в Париже воспринимаются как свои, из страны в страну съездить легче, чем по пробкам добраться из Москвы до Истры.

У нас незнание иностранных языков усугубляется незнанием других мироустройств. Типа, нам все ясно: Европа ваша – гы-гы – скоро развалится, если всех арабов вон не вышвырнет, и знаем мы ихнюю демократию, просто на них костюмчик лучше сидит. Стоит мне написать про мультикультурность Лондона, как тут же в комментариях вой: да долбанулась давно в Европе твоя мультикультурность сраная, вон, даже Меркель признала! Стоило упомянуть, что мэр Лондона добираются на работу на велосипеде, в ответ – да это они очки зарабатывают! (А если уйти от комментаторов, то даже Михаил Веллер в книжечке «Отцы наши милостивцы» утверждает, что покупка универмага «Хэрродз» арабом была позором Великобритании).

Хотя на самом деле Мухаммед Аль-Файед такой же лондонец, как и многие представители еще 270 национальностей, говорящие на 250 языках (включая русских и русский). И лондонцы этим невероятно гордятся, и в чайна-таун там по-прежнему дорожные знаки на китайском, и «Хэрродз» (который Аль-Файед в 2010 продал – катарцам) с Бромптона в Доху не перевезли. А на работу мэры Лондона ездят на велике, потому что архитектору Фостеру здание мэрии было заказано с минимальным паркингом для машин, зато с максимальным для велосипедов, потому что чиновник, борясь за экологию, должен начинать с себя. И знаю я об этом не потому, что в Лондоне жил, но потому, что по-английски про это читал. И читаю до сих пор. Вот, что сейчас под рукой? Ага, The Mail on Sunday – это типа нашей «КП» или, хуже, «Жизни». Что пишут? Что проживающий в Лондоне русский бизнесмен Герман Горбунцов, чей бизнес связывают с Кремлем, пришел в себя в госпитале после того, как в него киллер на улице средь бела дня всадил шесть пуль. И попросил чай и сигарету. Вынос о расстреле русского бизнесмена – на первой полосе.

Вот теперь представьте: живете вы в своем родном городе, гордитесь своими 270 национальностями – как садовник садом. И узнаете, как представителей одной национальности то травят полонием в чае, то публично расстреливают. Причем предполагаемого отравителя у него на родине делают депутатом парламента.

Ну, и что вы будете об этой нации думать?

Незнание языков очень способствует русской фанаберии. И, к сожалению, очень мешает понять, что – и почему – о тебе реально думает в мире.

Учить английский, немедленно учить!

Хоть по самоучителю, по часу в день: принимать в пробках или перед сном.

Попробуйте завести аккаунт в ЖЖ или в твиттере – и сами быстренько получите ответ на этот вопрос. Возможно даже, аккаунт закроете (Гришковец, кстати, устав от нападок комментаторов, так и поступил) или начнете троллей-недругов вовсю банить (так поступил некогда депутат Алкснис, не ожидавший, что в интернете ему сразу влепят промеж глаз).

Я же, повторяю, ничего не закрываю и не стираю – и не только потому, что в куче навоза порой находится жемчужина (и не только потому, что навоз – неплохое удобрение, хотя бы для этого текста).

А потому, что возможность безопасно (под псевдонимом, под ником) укусить, лягнуть, тяпнуть, нагадить и просто сболтнуть глупость отражает все же гигантскую нашу тоску по свободной дискуссии.

У нас не учат риторике.

У нас «схоластика» – ругательное слово.

У нас не дискутируют в школах.

У нас в школьных учебникам не считают нужным приводить различные версии.

У нас на телевидении под запретом прямые эфиры.

У нас признание неправоты почитается за слабость, и слабых не защищают, а бьют (кстати, я бы учил христианству. В рамках дискуссии о том, как соотносится с учением Христа деятельность РПЦ).

У нас «порядок» – это, чтобы, во-первых, одинаково, а во-вторых, как у меня.