Мысли о главном. О жизни и смерти - Валерий Степанович Миловатский
На всякой особенной местности прививается дух, стойко сохраняющийся в ней. Новым поселенцам передаётся всё та же своя «психология земли» и уклада. Между прочим, на Кубани часто главенствует в семье, в быту, да и на производстве женщина.
15/05/1994. Мнимых друзей оставлять без сожаления, забывать их – не из-за обиды или мстительности, а именно потому, что они мнимые величины; что, уже не существуя для тебя, они продолжают по инерции занимать место в твоей жизни, а ты опять же по инерции продолжаешь надеяться на них. Они лишь маскируют пустоту – так что точно и трезво стоит знать, где пусто, а где полно, и не принимать пустое за полное. Не нужны миражи и видимости – они мешают мобилизовываться для поиска истинных ориентиров.
* * *
Становится понятной христианская радость врагу. Ведь враг – нелицеприятный, спуску не дающий, пристрастный твой свидетель, свидетельствующий твою жизнь и личность. Кто ещё так способен тебя свидетельствовать, что ты есть, что ты не пустое место, не отсутствие или не никчёмность? Кто, как не враг! Редкий друг или женщина способны на это. Разве мать ещё.
Удивительный феномен врага: он готов уничтожить твою личность, но он же поэтому сильнейшее свидетельство твоего существования. Твоё существование чрезвычайно ощутимо, значимо для него. (Нет, он не тестер твоего существования – гораздо глубже.) Есть твои враги – значит, есть ты. Ты искривляешь поле их существования – и они сдвигаются, смещаются со своих орбит, делая твоё существование значимым.
* * *
И вот что ещё. Всегда ли подставлять щёку? Серафим Саровский подставил себя всего – русская жертвенность: весь на амбразуру! У немцев этого не было, хотя и не менее храбры.
Христос – галилеянин. Он не мог быть всем сразу: эллином, скифом, индейцем… И «прочитывать» Его надо в конкретном контексте конкретного времени и конкретного народа.
Он говорил, как должен говорить израильтянин: «подставь другую щёку», «истинно глаголю вам» и т. д. И любить Христа надо как израильтянина, свершавшего всечеловеческий подвиг, подвиг Сына Человеческого и Сына Божьего. Владимир Соловьёв и любил Его и Его еврейство. И «прочитывал» Его по-еврейски. «Прочитав» таким образом, можно «транслировать» Его на русскую или немецкую почву-культуру. В России Он был бы иным. Не по сути, конечно. В России говорят: «подставить грудь свою» и т. д.
17/05/1994. Человек должен отвечать за всё им творимое. Есть люди, которые стараются уйти от ответа. Но отвечать всё равно придётся. Перед собой, перед совестью, перед миром, в итоге – перед Богом! Даже если никто не спросит с тебя – сам захочешь отвечать, захочешь вопрошания. Человек – вопрошающее существо. Он постоянно вопрошает: за что? Какой смысл? Что истина? и т. д. И он не может не спросить на каком-то этапе и самого себя: а в чём смысл и назначение моей жизни? Почему я впустую живу? Что оставлю?
И тут становится ясно, что коль человек – спрашивающее существо, то он же неизбежно – и отвечающее существо. Отвечающее и ответственное за всё своё и за весь мир. Когда человек приходит к тому, что надо за всё отвечать, он приходит и к тому, перед Кем надо отвечать.
25/05/1994. О ясенях
Боже мой, сквозящей нежно-золотистой зеленью на фоне синего неба, озарённый солнцем, – ясень. Что за Божие создание! Он светится изнутри каждого своего листочка! И своим сиянием соединяется с сиянием солнца и неба. Он как бы создан для того, чтобы солнце просвечивало каждую жилочку его листика и наполняло мир нежно-зеленоватым его светом: и землю, и стены домов, и мои глаза.
Своей нежной прозрачностью его молодые листики почти готовы раствориться в небесах, слиться с ними и вознестись, как облака. Как нечто воздушное, эфемерное, горнее. В молодых ясенях с их чудным веяньем есть что-то ангельское.
03/06/1994. Берёзы стоят высокие, они оторвались своими вершинами от земли и, кажется, достигли неба. И хочется спросить их снизу: «Что вы чувствуете там, в небе?» Как в детстве, будучи маленьким, думалось, что папа с высоты своего большого роста видит что-то своё большое, взрослое и особенное.
05/06/1994. О страхе Божьем
Великий страх Божий, о котором говорят праведники, – в самом деле не страх, а особое, труднообъяснимое состояние души, какое-то святое, безграничное её беспокойство не прожить впустую, не отступить от правды, не сфальшивить – некое неизбывное стремление оправдать свою жизнь пред Вселенной, пред Вечностью, пред Богом. Тоска о необратимости жизни ввиду её упущений, нескладности, пустоты и бессмысленности. Как будто мы знаем, зачем нам дана жизнь, и сокрушаемся, видя, как сильно она расходится – нет, не с идеалом даже, – а с тем глубинным внутренним самоощущением и самосознанием, которые живут в каждом и время от времени тихо и неопровержимо выносят нам приговор то ли голосом совести, то ли жгучими сожалениями о несвершённом; то ли тревогой от неудавшейся правды, цели, тайны твоей жизни. От обид, которые другим причинил, от зла, которое не поправить.
24/06/1994. Вспомнилось детство. Моя вписанность в мир. В его Единство. Моя вечная связь с ним, с его порядком.
И в этой моей вечности: мать, отец, чреда ночи и дня, комната наша, лес-природа, море, горы… И всё это, как в единой чаше, соединяется в моей душе, как нечто вечное, никуда не исчезающее и таинственным образом существующее в непостижимой безграничности само по себе, уходящее к какому-то бесконечному, могучему, вызывающему благоговение и трепет, Единству.
И вот малейший раздор матери с отцом, моё какое-то несогласие сразу ставят под угрозу уничтожения это Единство. По крайней мере, во мне самом и в моём мире, от которого зависит всё моё существование.
02/07/1994. 106-й км. Тоска по вечному
Нет, не вечное движение и не та вечность, которую мучительно разгадывают философы… Эта вечность здесь и сейчас присутствует в самых обыденных преходящих вещах. Она в этом ветре, треплющем листья. В птице, мелькнувшей пред взором твоим. В твоём дыхании. В солнечном свете. Она в том, что существует неуловимо во всём, гармонично объединяя это «всё». Во всём, что с детских лет представлялось должным и чаемым.
Вечное – не потому, что остановилось и застыло («остановись, мгновение»). Вечное – потому, что хочет быть вечным. Неоскудевающим, неизбывным. И даже не это… Просто хочет быть. Неистово. Грозно. Смиренно. Всячески хочет быть! Постоянно, во всём, бездонно, неисчерпаемо, неутолённо, всё снова и снова быть! Быть, быть!!
Не вообще быть, не абстрактно. А в самых тончайших и точнейших формах, в конкретнейшем: в листьях рябины,
