Юмор императоров российских от Петра Великого до Николая Второго - Арсений Александрович Замостьянов
Александра Фёдоровна ещё больше смутилась и удивлённо спросила:
— Откуда вам это известно, Государь?
— Нетрудно догадаться, ведь это последняя книга, которую я запретил! — улыбаясь ответил Николай.
Дюма, всегда питавший интерес к России, с наслаждением пересказал эту историю в своих мемуарах.
Только ты да я не воруем…
Складывалось впечатление, что без личного участия самодержца в России ни одна коляска не может с места сдвинуться. Свою миссию «главного инженера страны» он исполнял до изнеможения. Почтительные легенды слагались о том, как бравый царь, проезжая по России, примечал недостатки и незамедлительно исправлял их. Как пожарная команда. Так год за годом и шла в империи политическая жизнь.
Известно, что Николай Павлович сочувствовал идее освобождения крестьян, но на полноценную реформу не решался. Однажды по этому вопросу было созвано экстренное заседание Государственного совета. Председательствовал сам и император. Ждали только прибытия графа Павла Киселёва, ответственного за крестьянскую реформу. Прошло полчаса, а графа всё нет. Государь не скрывал волнения.
— Вы разве не посылали ему извещения? — спрашивает он попеременно то членов совета, то государственного секретаря.
Все отвечали утвердительно.
Наконец, когда стрелка показала целый час опоздания, с шумом раскрываются двери, и взъерошенный Киселёв появился в зале — с порванной эполетой и одним аксельбантом.
Император окинул его суровым взглядом.
— Простите, государь, — растерянно залепетал Киселёв. — Я не виноват, со мной случилась беда. Жена, от которой я не мог скрыть цели сегодняшнего заседания, вчера от радости проболталась прислуге, а с утра вся дворня разбежалась кто куда и оставила меня вот в таком виде…
Николай Павлович зычно расхохотался. С тех пор остроумца Киселёва (которого, кстати, и многие декабристы прочили в министры, а то и в диктаторы) он называл «начальником штаба по крестьянской части». В 1837 году графа назначили главой Министерства государственных имуществ, и он не худшим образом провёл реформу управления государственными крестьянами.
Николай не слишком увлекался живописью, но хороших портретистов ценил высоко. Немецкому художнику Францу Крюгеру, создавшему недурное изображение императора, Николай велел подарить золотые часы, усыпанные бриллиантами. Однако чиновники дворцового ведомства преподнесли Крюгеру только золотые часы. Бриллианты отсутствовали… Николай Павлович, конечно, узнал об этом и сказал художнику: «Видите, как меня обкрадывают! Если бы я захотел по закону наказать всех воров моей империи, для этого мало было бы всей Сибири, а вся Россия превратилась бы в Сибирь!»
Это характерный юмор сильного правителя, ощущающего свое превосходство над нерадивыми соратниками… Подобным образом лидеры иронизируют и в наше время. «Сначала я никак не мог вразумить себя, чтобы можно было хвалить кого-нибудь за честность, и меня всегда взрывало, когда ставили это кому-либо в заслугу. Но после пришлось поневоле свыкнуться с этой мыслью», — рассуждал император, набравшись политического опыта. Честность оказалась диковинным качеством. Из той же оперы такие его саркастические высказывания: «Среди всех членов первого департамента сената нет ни одного, которого можно было бы не только что послать с пользою для дела, но даже показать без стыда», «В Европе государь должен обладать искусством быть то лисою, то львом. Так учил политиков генерал Бонапарт. В России — только львом». Но, несмотря на политическую изощрённость, до последних дней он считал своей путеводной звездой солдатское прямодушие. И он не лукавил, когда говорил: «Честный человек, даже среди поляков, отдаст мне справедливость, сказав: я ненавижу его, потому что он не исполняет наших желаний, но я уважаю его, потому что он нас не обманывает». Он действительно на это надеялся, отбрасывая цинизм.
Любимому сыну и наследнику, Александру Николаевичу, он говаривал: «Пожалуй, во всей России только ты, да я не воруем». И это, пожалуй, тоже вечная история.
Однажды, осматривая строительство Брест-Литовской крепости, император Николай I взял в руки кирпич и поинтересовался у одного из окружавших его сановников, знает ли тот, из чего сделан этот кирпич?
— Полагаю, из глины, ваше величество — ответил чиновник.
— Нет, он сделан из золота, — произнёс император, — по крайней мере, я столько за него заплатил.
И это тоже история про коррупцию.
Уход императора сравним с последними днями Перикла. Свою вахту он отстоял. «Сдаю тебе мою команду, к сожалению, не в том порядке, как желал, оставляя много хлопот и забот», — такое завещание услыхал от него сын в горькие дни Крымской войны. Но величие политика, к счастью, определяется не только его последними днями.
Эхо анекдотов
В отличие от старшего брата и предшественника на троне, Николай Павлович любил военный флот и старался его развивать.
В 1827 году, перед отправкой русской эскадры в Средиземное море, корабли разыгрывали перед императором Николаем I учебный бой. «Азов», которым тогда командовал будущий адмирал Михаил Лазарев, сманеврировал столь неудачно, что подставил свою корму одному из линкоров противной стороны. По условиям учений это было равносильно уничтожению. Репутация Лазарева перед императором, как опытнейшего из моряков, была сильно подмочена. А потому уже на следующий день при посещении его корабля Лазарев приготовил Николаю приятный сюрприз. Когда царь со свитой спустились посмотреть крюйт-камеру, то увидели, что из орудийных замков на палубе выложена фраза: «Гангут, Чесма и…»
