Иоанна Хмелевская - Третья молодость
Получив товар, я позвонила по указанному номеру. Кустарь оказался дома, но передумал; начал другое производство и листики мои не возьмет.
У меня руки опустились. Этих листиков у меня одиннадцать тысяч – дети обнаружили какие-то более привлекательные цвета и докупили еще, заняв денег у приятелей. Да, бизнесмен из меня непревзойденный. Собственного сына довела до банкротства. И что, скажите на милость, мне теперь со всем этим добром делать?!
Сразу признаюсь: отравила я себе жизнь этой авантюрой больше чем на два года. Советов получила кучу. Дала объявление в газету, листочки прекрасно подходили для сережек и для аппликации на одежду– в них были дырки. Это как раз входило в моду во Франции. Вся проблема заключалась в том, что преобладали белые листики, а покупатели требовали цветных. Я послала отчаянное письмо детям – пусть кто-нибудь привезет разноцветные. Кто-то привез. Безумие шло по нарастающей, кто-то придумал продавать листочки в торговом центре «Искра». Я уступила, чувствуя себя ответственной за грандиозное мероприятие, а ситуация сложилась выгодная – направо от входа подростки продавали книги. Они дали мне место для складного походного столика и стула, а я им за это украдкой надписывала книги. С автографом книги шли на сто злотых дороже. Точка оказалась великолепная, успех имела колоссальный и неожиданно выяснилось – я обожаю торговать с лотка.
В результате у меня появилось прекрасное, хотя и утомительное, развлечение. Я подбирала моим покупательницам сочетание колеров. Естественно, украшения были дешевые, но броские. Некий очередной покупатель – мастер, ибо кустари вдруг обнаружились – по доброте своей посоветовал мне делать готовые сережки. Я втянула в производство Мацека, с которым работала еще в Энергопроекте. (Мацек выступает в «Бесконечной шайке».) Начали мы производство сережек с золочения и серебрения проволоки. Продавался наш товар не только в «Искре», но и в магазинах – рекламу делать мы умели первоклассную. В общем, целыми днями пересчитывали мы товар в штуках, отчего недолго было и ослепнуть, и вытягивали медную проволоку из электрических проводов. Марек в нашем предприятии участия не принимал. По непонятным причинам он был против, а его дети – за, с большим энтузиазмом. Особенно старший сын с женой.
К листикам вскоре прибавились два вида раковинок. Однажды прибыла посылка, где все перемешалось, куда там Золушке разбирать, все этим занимались. Помотала даже мать, которой наша затея пришлась по вкусу. Короче, впору было нанимать бухгалтера. Как-то одна девушка под проливным дождем накупила этого мусора полторы тысячи штук. На сережки с азартом бросились все туристы из ГДР. Безумие поглотило меня основательно, о своей работе некогда было и подумать. Сникла наша предпринимательская деятельность лишь тогда, когда у арабов кончился товар – перестали производить. Наверное, во Франции мода прошла.
Кутерьма с листочками не оставила мне времени на раскрытие тайны того кустаря на улице Мадалинского. А заработок мой составил в результате сто пять долларов. Шанс же на детектив об экономических преступлениях я проворонила навсегда. Мир, сверкающий мишурным блеском пестрых листиков, исчез с глаз долой, а конечный результат был поучительным. Я решила больше никогда не впутываться ни в какие гешефты.
* * *
После моего возвращения из Алжира туда поехало по контрактам множество знакомых. Я сама их убеждала, в рамках борьбы с «Полсервисом», который ничем не занимался, кроме всяческих поборов, а там на месте я собственными глазами видела крайнюю потребность в хороших специалистах. Арабы требовали строителей. «Полсервис» в Варшаве ждал крупных взяток. Отправься я в Алжир, меня взяли бы на работу с удовольствием, но, честно говоря, я не хотела возвращаться к оставленной профессии. Зато с радостью начала выпихивать в Алжир кого только могла. Взятки мне доставляли добровольно. Однажды контрактники явились с бутылкой коньяка, который мы сообща и вылакали. Правда, не весь, немного осталось. А однажды мне притащили огромную бутыль виски. Занятая листочками и сережками в детали оформления я особенно не вникала, но «Полсервис» ярился с пеной у рта, что доставляло мне прямо-таки райское удовольствие.
Среди прочих в Алжир отправились Донат, муж Янки, Анджей, муж Боженки, и мой собственный ребенок Роберт, муж Зоси. Точнее говоря, контракт получила Зося, техник-архитектор, а поехали всей семьей, забрав восьмимесячную Монику. Машину отправили грузовым транспортом. Насчет основного багажа я не совсем уверена, во всяком случае, неделю в моей прихожей приходилось протискиваться вплотную к стене – посередине громоздились ящики. Вдвоем с Мареком мы обивали деревянные ящики полосками железа, чего требовали какие-то инструкции, и обстановка у меня дома очень напоминала времена ремонта.
Роберт рвался уехать, весьма рассудительно мотивируя свое желание:
– Мать, я люблю работать. И хочу. А если работаешь и результаты складываешь в ящик стола, то всякая охота пропадает. Здесь у нас труд никто не уважает, я поеду туда, где трудиться имеет смысл.
Я хорошо его понимала, хотя и считала, что он преувеличивает. И оказалась не права. Позже, высылая ему какие-то дополнительные документы и роясь в его столе, я обнаружила множество хвалебных отзывов, грамот, поощрений и даже свидетельств о премиях по две тысячи злотых за всякие усовершенствования, изобретения и другие рацпредложения. И при каждой грамоте письмо почти одинакового содержания: изобретатель сам, дескать, понимает, что его великолепный проект пока что не может быть осуществлен по причинам объективного характера. Прочитав письма, я уже не удивлялась – мне бы тоже расхотелось работать.
Они поехали и поселились вместе с Ежи и Ивоной, что оказалось ужасной ошибкой. Но арабы, во-первых, не предоставляли техникам отдельной квартиры, а во-вторых, придерживались принципа семейственности. Ежи к тому времени переехал из Махдии в Тиарет. Здесь опять следует взять «Сокровища», вся топография местности изложена там подробно, многое видно и на фотоснимках. В детали событий, случившихся позже, вдаваться не стану, ибо пишу свою биографию, а не биографии детей. Если хотят, пусть пишут сами.
Через несколько месяцев Зося с Моникой вернулись, на работу взяли Роберта. Он проектировал санитарные узлы. Именно тогда из Африки до меня дошел отчаянный вопль – «пришли учебники для студентов первого курса!!!» И вообще мои дети работали в Алжире как бы совсем не по профилю: Ежи, спец по электронике и инженер телефонной связи, не имеющий понятия о строительстве, занимал в строительно-архитектурной мастерской пост главного электрика. От Роберта пришло сообщение: он проектирует санитарные устройства в мечети, при этом понятия не имеет, как отнесется к уборной общественность: как к жизненной необходимости или, наоборот, кощунству, за которое его побьют каменьями? Он решил эту проблему перепиской с арабским министерством по делам религий.
С языками дело у него обстояло неплохо. Роберт знал английский. Когда уезжал, я умоляла его фонетически записать французские слова: «Там стоит мой брат, он заплатит», необходимые в разговоре с носильщиками. Сын записал на газете. Позднее, уже во время своего пребывания в Алжире, он пытался купить в магазине шестьдесят глаз и полкило сушеных зрачков. Неизвестно почему его потянуло на оптику, но требовал он, разумеется, шестьдесят яиц и полкило чернослива. А получив и разбив машину – он пренебрег правилом «смотреть, куда смотрит араб», – к механику обратился так:
– Сделать лицо. Потом идти, я гнездышко, ты гнездышко.
Ничего удивительного, что арабский механик офонарел. Ведь речь-то шла о том, чтобы сперва снять капот, а потом договориться о цене.
Зато через три месяца Роберт переводил новичкам. Я уже писала – некоторые черты дети, к счастью, унаследовали от отца, а не от матери.
Теперь предстоит рассказать о событиях кошмарных. Причем я не хочу добивать ни себя, ни читателей. Это были страшные минуты для всей семьи. И несмотря ни на что, Люцина даже в последние, ужасные минуты жизни умела углядеть комическое...
Летом Ежи, Ивона и Каролина приехали в отпуск, провели дома месяц и отбыли. Вся семья провожала их в аэропорт. Мы с Люциной стояли на открытой галерее в жуткую жару и смотрели на самолет, который даже не собирался двигаться к старту, хотя время отлета давно прошло и пассажиры сидели на местах. Стояла эта махина довольно далеко, около нее мельтешили люди и что-то делали. Через час я, перегнувшись через перила, спросила солдата пограничной службы, проходившего внизу, не в курсе ли он, случаем, почему не дают взлет.
Солдат оказался в курсе.
– Устраняют какие-то неполадки, – успокоил он нас.
Я вернулась с этим сообщением к Люцине. Мы напряженно следили за дальнейшим ходом событий.
