Иоанна Хмелевская - Третья молодость
Мы разговорились на темы экономико-политические.
– У вас в Польше голод, – заявили полицейские.
– Ничего подобного! – патриотически возмутилась я. – Разве я плохо выгляжу?
И сразу же вспомнила, как выгляжу. Девятый день в пути, грязная, умаянная, с мокрыми патлами, свисающими на лицо, – дождь шел повсюду. Я поскорее изменила фразу и спросила: разве я выгляжу голодающей? Как я с ними объяснялась, опять же понятия не имею, но мы прекрасно находили общий язык.
В Праге сперва подвернулся чех из Америки, а потом обычные носильщики. Один даже из жалости подвез не только багаж, но и меня через весь перрон. На багажной тележке. В ожидании поезда я уже не бродила по городу, а сидела в кафе и вязала. Вечером села в вагон в домашних, расшитых золотом тапочках. Перрон был ярко освещен, золото вызывающе блестело в свете ламп, каждый входящий пассажир тут же смотрел на мои ноги, но мне все было трын-трава.
Чешский таможенный досмотр – это отсутствие всякого досмотра. Я уже писала. Границы вообще появились только тогда, когда въехали в наш взаимно обожающий друг друга лагерь. До того про границы я просто забыла. Польский таможенный досмотр протекал следующим образом.
– Что вы везете? – спросил таможенник.
А я уже сыта была по горло своим путешествием, к тому же в Польше мне еще предстояло пересесть в другой вагон.
– Все надо перечислить? – безнадежно осведомилась я. – Много чего везу. Съедобные желуди, одеколон...
– Да нет, – прервали меня. – Не везете ли какие-нибудь печатные издания подрывного характера?
Я задумалась.
– Если отдельные страницы старого журнала «Женщина и жизнь» – подрывное издание, в таком случае да. Другой литературы у меня нет. Ах да, еще филателистические каталоги...
Таможенник махнул рукой и оставил меня в покое. Я добралась наконец до Варшавы, взяла сумочку и удалилась из вагона все в тех же домашних тапочках. Остальным занялся Марек. В некоторых ситуациях он и вправду был незаменим.
Вскоре отправилась я в польское гастрольно-концертное агентство сдавать паспорт. Большой очереди не наблюдалось, а все равно я прождала у окошка черт знает сколько – служащая отсутствовала. Наконец она явилась, готовая прямо-таки к киносъемкам, взяла мой паспорт и с осуждением заявила:
– Вы обязаны были вернуться второго ноября!
– Знаете ли, второго ноября я лишь выехала из Польши, – ответила я поначалу еще вежливо. – А вообще-то, конечно, мне следовало и вернуться тем же самым самолетом, которым я улетела. Но ведь дело не в этом.
– Вы обязаны написать объяснительную!
Вежливость мгновенно покинула меня, я заартачилась.
– А вот объяснительную пусть пишет тот, кто задержал мой паспорт, доставляя мне лишние хлопоты, – ответила я голосом, в котором веяло ледяным дыханием Полярного круга. – Это первое. А второе – можете вообще не возвращать мой внутренний паспорт, мне без разницы. Я охотно воспользуюсь заграничным.
Девица поперхнулась, убежала. Вернулась она после довольно долгого отсутствия надутая и оскорбленная и молча положила передо мной мой гражданский паспорт. И вот вам вывод: оказывается, можно обойтись без всяких объяснительных записок. Решение не уступать идиотским наскокам пронизывало все мое существо. Жаль, что все наше общество не последовало моему примеру...
* * *
Сразу же по возвращении я занялась бизнесом, чтоб его черти взяли.
На каком-то арабском лотке нам бросилось в глаза нечто диковинное, оказавшее влияние на большой отрезок моей жизни. Блестящие пластиковые листочки привлекли внимание, сдается, Ивоны, интересовавшейся всевозможными декоративными поделками, а вот кому пришло в голову использовать их для заработка, не припомню. Наверняка не мне. Дети купили таких листиков штук двадцать и повели агитацию.
– Мам, ну что тебе стоит, – начал мой сын. – Поговори с каким-нибудь кустарем, может, удастся что-либо сделать. Сырье дешевое, а оптом и того дешевле.
Я поддалась, хотя и не надеялась на успех. Двадцать листочков забрала с собой и в Варшаве начала новую жизнь.
Разумеется, сперва необходимо было разыскать кустаря, а еще лучше художника. Начала я поиски кустарей самым, казалось бы, простым методом. В магазинах продавались всякие мелкие поделки, вроде сережек, брошек, кулонов и прочих украшений. Кто-то же их делал? К произведениям рукомесла прилагались сведения об их создателях. Этими сведениями я и воспользовалась.
Таким образом, я соприкоснулась со средой весьма подозрительного свойства, ибо с ходу выяснилось: фамилии и адреса кустарей – сплошь мифы и легенды. Я побывала в удивительных местах, где кустари якобы проживали, – никаких следов, и никто ничего о них не слыхивал. Телефоны принадлежали людям, вообще не желавшим со мной объясняться. Нет чтобы бросить затею, так я заупрямилась и решила добраться до сути – меня заинтриговала таинственность. Сразу сообщу, в вихре дальнейших событий до сути дела я так и не добралась, и посему среди моих книг нет детектива про умельцев кустарей.
Наконец очередной, найденный тем же методом производитель имел адрес на улице Мадалинского, недалеко от дома моей матери. И я отправилась туда, решив заодно навестить родственников. Нашла дом и квартиру. Кустарь существовал, чему я даже удивилась. На двери висела записка: «В отпуске до шестого января».
Я пришла седьмого. Зимой темнеет рано, через глазок виднелся свет, и я обрадовалась – кустарь дома. Из-за двери слышались звуки, кто-то разговаривал. Я позвонила. Звуки стихли. Свет погас.
Я удивилась и позвонила снова. Гробовая тишина. Это меня несколько обескуражило. Я оперлась о лестничные перила, закурила и задумалась – как мне теперь быть? Вернуться домой и позвонить? Прийти в другой раз? Подождать?..
Толковая мысль не высекалась. Прошло минуты три, и свет в глазке появился снова. Я обрадовалась, следует сказать, совершенно бездумно, бросила сигарету и принялась названивать. Раз в квартире кто-то есть, не уйду, пока не откроют, и все тут. Откровенно говоря, это оказался первый адрес, существовавший в действительности и соответствующий данным на сопроводительной бумажке. Да и выглядело тут все вполне солидно.
После четвертого звонка дверь открыл тип – вроде нормальный, прилично одетый. Я вежливо извинилась, объяснила: у меня дело к мастеру, хотелось бы с ним поговорить. По-видимому, я не вызвала подозрений – тип пропустил меня в квартиру.
Там оказался еще один тип, несомненно хозяин дома – одетый в халат и с замотанным горлом. На диване разобрана пижонская постель, в шкафчике рядом лекарства. Хозяин явно болел ангиной. Вирусы и бактерии ко мне не цеплялись. Я извинилась еще раз и стала объяснять дело, начав с легкомысленного заявления, что в бизнесе ничего не смыслю – разбираюсь как свинья в апельсинах. Но кто знает, может, из моего предложения что-нибудь получится? Уважаемые паны ориентируются лучше...
Уважаемые паны выслушали мою речь и осмотрели представленный товар. Гость, подумав, отобрал себе восемь листочков и вручил мне за них сто злотых, которые я приняла с превеликой радостью. Хозяин дома долго молчал, потом решился.
– Возьму, – заявил он твердо. – Только мне надо несколько тысяч штук, по меньшей мере шесть. Через две недели доставка, в основном белые и розовые. Восемь злотых штука.
Прикинув, что листочки после всех пересчетов (динары – франки – доллары – злотые) обходились нам по два злотых, я признала гешефт стоящим усилий. Через две недели должен вернуться Богдан. Он и доставит товар. Мы договорилась о деле и, очень довольная, я отправилась домой. Мысль о том, чтобы заключить договор или взять аванс, мне в голову не пришла. Номер телефона дали не такой, как в сопроводительной листовке. Попросили перед визитом позвонить – здесь чужим не открывают. Да уж, это я заметила. Беседа велась тактично и культурно, но было в ней нечто, пробившее даже мою тупость. На какой бизнес напоролась, я не представляла. Но думаю, что там ворочали большими делами.
Хлопот, связанных с поисками оптовика в Алжире, не стану описывать. Богдан приехал через три недели, а не через две, и привез мешок этого дерьма. Заплатил пошлину, как полагается, причем здорово намаялся, ибо в аэропорте никто не знал, в какую рубрику сей товар занести. Кустарь тоже настаивал, желая получить две копии таможенных квитанций об уплате пошлины. Извольте, это нам по карману.
Получив товар, я позвонила по указанному номеру. Кустарь оказался дома, но передумал; начал другое производство и листики мои не возьмет.
У меня руки опустились. Этих листиков у меня одиннадцать тысяч – дети обнаружили какие-то более привлекательные цвета и докупили еще, заняв денег у приятелей. Да, бизнесмен из меня непревзойденный. Собственного сына довела до банкротства. И что, скажите на милость, мне теперь со всем этим добром делать?!
Сразу признаюсь: отравила я себе жизнь этой авантюрой больше чем на два года. Советов получила кучу. Дала объявление в газету, листочки прекрасно подходили для сережек и для аппликации на одежду– в них были дырки. Это как раз входило в моду во Франции. Вся проблема заключалась в том, что преобладали белые листики, а покупатели требовали цветных. Я послала отчаянное письмо детям – пусть кто-нибудь привезет разноцветные. Кто-то привез. Безумие шло по нарастающей, кто-то придумал продавать листочки в торговом центре «Искра». Я уступила, чувствуя себя ответственной за грандиозное мероприятие, а ситуация сложилась выгодная – направо от входа подростки продавали книги. Они дали мне место для складного походного столика и стула, а я им за это украдкой надписывала книги. С автографом книги шли на сто злотых дороже. Точка оказалась великолепная, успех имела колоссальный и неожиданно выяснилось – я обожаю торговать с лотка.
