Газета День Литературы - Газета День Литературы # 81 (2004 5)
В.Б. Вот вы, дворянин, аристократ, и сейчас считаете, что Октябрьская революция была неизбежна?
С.М. Я думаю, что самодержавие неизбежно ушло бы в то время. Интеллигенция была возмущена влиянием Григория Распутина. Февраль был предопределен. Офицерство было возмущено мягкотелостью Николая Второго. А дальше пошло, покатило. Но, конечно, дальнейший расстрел всей семьи — это акт великого позора. Расстрелять семью православного царя?
В.Б. Но был потом и подъем народа, был всеобщий энтузиазм? Или это сказки? Все делалось по принуждению?
С.М. У меня отец Владимир Александрович был внуком статского советника, одного из старейших русских библиофилов. Так у этого статского советника была библиотека личная 50 тысяч томов. Он эту библиотеку завещал после смерти Академии наук. Не успел передать, умер. Мой отец, его внук, уже в 1911 году передал библиотеку. Недавно был там пожар, но наши книги все сохранились. Мой отец не имел никакой собственности. Собственность принадлежала отцу его — моему деду, а сам отец был под опекой государства, так как был душевнобольной после смерти жены от родов, может, потом собственность и передали бы моему отцу. Но до этого не дошло. И после революции отец писал: никакой собственности не имею. И заявил своим домочадцам: я против новой власти бороться не собираюсь. А мне было тогда 4 года. Если Россия выбрала себе другой путь, я ей буду помогать, решил отец. И стал помогать. Посвятил себя птицеводству, написал первую книжку, которую я сам продавал по деревням, "Что надо знать крестьянину-птицеводу?". А вторая книжка была "Почему в Америке куры хорошо несутся?". И когда был призыв партии поднимать хозяйство в провинции, он поехал в Пятигорск. И я учился в пятигорской школе…
В.Б. Не пора ли новый призыв партии власти бросать: ехать спасать русскую провинцию? И кто сейчас поедет? Какие специалисты?
С.М. Не знаю. Вот отец был первым организатором инкубаторской станции на Кавказе. Преподавал на птицеводческих курсах, много работал и умер в 1932 году. Перед этим его пригласили на кафедру преподавать в Воронежский сельскохозяйственный институт. Он поехал, принял предложение, но в пути заболел крупозным воспалением легких и умер в Георгиевске. Не было еще антибиотиков, нельзя было спасти. Осталась мать и три сына. Я — старший. Уже работал в Москве.
Я приехал, мы продали всё имущество за 500 рублей. И я забрал всю семью в Москву. Рассовал братьев по родственникам и знакомым. И судьба мне благоволила. Я работал тогда в редакции "Известий". Я подробно написал в книге "От и до" всю историю своего стихотворения "Светлана", которое на самом деле не имело никакого отношения к дочери Сталина. Но Сталину оно понравилось, меня вызвали в ЦК, вскоре дали Сталинскую премию вместе с Маршаком, Шолоховым, Фадеевым. Потом вторую премию за фильм "Фронтовые подруги". Третью за спектакль "Я хочу домой". Потом война, фронтовой корреспондент и так далее. Много раз уже рассказывалось.
В.Б. Что вы больше всего цените в своем творчестве?
С.М. То, что я еще не написал.
В.Б. Всё равно, наверное, "Дядю Степу" любят больше всех.
С.М. Наверное. Из детских пьес ценю "Сомбреро".
В.Б. Я ведь когда-то играл в этом спектакле в петрозаводском драмкружке. Хорошо помню.
С.М. Она прошла 1600 раз в одном только театре. Еще пьеса "Раки" сначала была поставлена в театре Вахтангова, а потом прошла по всей России 5000 раз.
В.Б. У вас, Сергей Владимирович, все давно уже числится в миллионах — количество изданий ваших книг, спектакли, басни, сам Гимн. У вас крепкая основа была. Крепкий род Михалковых. Как вы относитесь к чувству рода?
С.М. К чувству рода я отношусь так: все мои предки служили Отечеству. Почти все были военными. Один был воеводой в Чебоксарах. Другой в Тотьме на Севере. И так далее. Один из моих предков получил награду от князя Пожарского за московское сидение. Я, когда выступал на своем 80-летии, обращаясь к президиуму сказал: мой предок за московское сидение награду от князя Пожарского получил, а я от Союза писателей — тоже за московское сидение… Так что я к роду своему отношусь с большим уважением. На опасное дело когда-то надо было послать Ивану Грозному своего доверенного. Он сказал: пошлите Михалкова, убьют, не жалко… Все всегда служили. Один из них был 47 лет в армии.
В.Б. А вы уже в Союзе писателей служите полвека. Тоже служивый, да еще какой.
Вот и сын Никита служит, он тоже по характеру своему — служивый. Ему одного кино мало. Ваше высшее качество: служение рода — Родине. Это качество очень ценное, необходимое и ныне.
С.М. Я служил всё время.
“НЕ ХВАТАЕТ РОДИНЫ И ВОЗДУХА...” (Стихи поэтов России)
К сожалению, "День поэзии", который планировался к изданию в 2002 году, не вышел в свет по причинам финансового порядка. Министерство печати не выделило деньги, а спонсоров найти не удалось. Приношу извинения всем обнадеженным авторам от имени составителей и от имени издательства. Жаль, что опять прервалась традиция. Некоторые считают, что ежегодные большие альманахи этого типа изжили себя. Не знаю. Просто жалко, что в рукописи лежат не прочитанные любителями поэзии хорошие стихи, много других интересных материалов… Я решил некоторые из них опубликовать в "Дне литературы" и в "Российском писателе". В мае-июне выйдет номер "Российского писателя", где восемь полос главный редактор обещает отдать "Дню поэзии".
Геннадий Иванов
ГЛЕБ ГОРБОВСКИЙ
ДВОРЦОВАЯ ПЛОЩАДЬ
Всегда, как бы на тонкий лед,
ступаю на ее каменья.
И столпный Ангела полет —
меня приводит в онеменье.
Скульптуры Зимнего дворца
и взгляды царственные окон, —
они сгоняют кровь с лица
и ударяют мысли током!..
И мне все кажется: вот-вот —
дворца откроются ворота,
и царь взойдет на эшафот,
и перед ним возникнет рота.
Смерть будет словно торжество —
не как в Ипатьевском подвале,
где приключилось воровство
смятенных тел… А дух попрали…
ВЛАДИМИР ШЕМШУЧЕНКО С.-Петербург
***
Все никак не привыкну к лесам и болотам —-
Не хватает простора глазам степняка.
Здесь поют соловьи по невидимым нотам.
Здесь в Балтийское море впадает река.
Я завидую тем, кто родился у моря.
У людей Петербурга особая стать.
Я стою на мосту в одиночном дозоре
И учусь по слогам этот город читать.
Свирепеет зюйд-вест, и вода прибывает.
Застонали деревья в окрестных лесах…
Я представить не мог, что такое бывает:
Город в море выходит на всех парусах!
ЮРИЙ КУЗНЕЦОВ
ПОДО ЛЬДАМИ СЕВЕРНОГО ПОЛЮСА
Подо льдами Северного полюса
Атомная лодочка плыла.
На свою могилу напоролася,
На свою погибель течь дала.
Подо льдами северного полюса
Солнышко не светит никогда.
И доходит мне уже до пояса
Темная печальная вода.
Не хватает маленького гвоздика —
Имя нацарапать на духу.
Не хватает Родины и воздуха.
Все осталось где-то наверху.
Подо льдами Северного полюса
Бьется в борт любимая жена.
Отозваться не хватает голоса.
Отвечает только тишина.
ВАСИЛИЙ КАЗАНЦЕВ
***
Песни сбирал. Полевые, лесные.
Трудно, настойчиво. Множество лет.
Зыбились птиц голоса проливные.
Вскрикнул восторженно — отзыва нет.
Землю лелеял. Густой, светоносный
Лес, непроглядные дебри его.
Кедры, черемухи, ясные сосны.
Глянул нечаянно — нет никого.
Как никого? А над голой землею
Кто это, кто это снегом метет?
Кто это вьюгою стонет? И воет?
Кто это за сердце песней берет?
ГЕННАДИЙ ФРОЛОВ
***
