Частные случаи - Борис Ефимович Гройс
Такая неолиберальная утопия кажется совершенной – но в ней есть один фундаментальный недостаток. Неолиберальное понятие человеческого капитала может использоваться – и де-факто используется – как способ легитимировать экономическое, социальное и политическое неравенство как нечто предзаданное природой. Распределение природной одаренности среди человеческих тел, конечно, неравномерно, и общество, построенное на понятии человеческого капитала, соответственно, будет обществом неравенства. Однако наше понимание утопии непосредственно связано с идеалом всеобщего равенства. И «золотое человечество», как его представляет в своем проекте Альтхамер, очевидно, представляет собой общество, в котором все люди имеют одинаковую ценность – как банкноты одинаковой стоимости. Так можно ли сказать, что у идеала всеобщего равенства в том виде, как его в своем проекте демонстрирует Альтхамер, – коммунистические корни? Навряд ли. По сути, неолиберальное понятие человеческого капитала не особенно отличается от стандартного понимания человека в условиях коммунистического общества. Коммунистическое общество в социалистической традиции определяется принципом «От каждого по способностям, каждому по потребностям». Очевидно, что в основе такого определения коммунизма лежит понятие человеческого капитала: ведь и производство, и потребление регулируются природными качествами, которые и составляют уникальную человеческую личность. То есть можно говорить о том, что неравноправие, характерное для социалистических стран, не обязательно исчезнет, когда они достигнут стадии коммунизма: различие природной одаренности людей и тогда будет и требовать, и диктовать различные способы участия в общественном труде.
Йозеф Бойс в начале 1970-х также вдохновлялся идеей человеческого капитала и пытался на этой общей почве воссоединить капиталистическую и социалистическую утопии. В своих знаменитых ашбергерских лекциях, опубликованных под заголовком «Искусство = Капитал» («Kunst = Kapital»)[71], Бойс заявляет, что любую экономическую деятельность следует понимать как деятельность творческую, а следовательно, каждого человека следует считать художником. В таком случае расширенное понятие искусства (erweiterter Kunstbegriff) должно совпадать с расширенным понятием экономики (erweiterter Ökonomiebegriff). Бойс стремится преодолеть неравенство, которое для него заключается в различии между творческим, художественным – и нетворческим, отчужденным трудом. Когда Бойс говорит, что каждый человек – художник, он пытается мобилизовать те аспекты человеческого капитала, которые остаются невостребованными, поскольку не работают в стандартных рыночных условиях, и тем самым прийти к всеобщему равенству. Бойс подчеркивает, что уже Дюшан видел и утверждал равноценность обычного труда и искусства, но не смог сделать из этого открытия необходимые выводы[72]. Однако в ходе дискуссий, происходивших после лекций, оказалось, что попытка Бойса преодолеть социальное и экономическое неравенство, упразднив разницу между художественной и нехудожественной деятельностью, недостаточно эффективна. Причина проста: по Бойсу, всякий человек является творцом, поскольку природа наделила каждого и каждую изначальным человеческим капиталом – способностью творить. Значит, творчество остается зависимым от природы, и мы возвращаемся к неравному распределению природного дара. Кроме того, человек имеет возможность реализовать свои творческие способности, но природа также одаряет нас неравномерно способностью к реализации наших способностей[73]. К концу этих долгих обсуждений Бойс признаётся, что не знает, что делать с человеческой ленью и нежеланием творить. Иными словами, одно лишь понятие человеческого капитала – как капиталистическое, так и социалистическое – не дает нам возможности установить всеобщее равенство и освободить нас от зависимости от неравномерного распределения природной одаренности.
Поэтому Альтхамер в поиске надежной основы для всеобщего равенства обращается не к будущему, а к прошлому. В попытке создать синкретическую, социалистически-капиталистическую утопию он возвращается к старым синкретическим религиозным учениям, соединившим в себе католичество, теософию и буддизм. Пусть все человеческие тела различны и в разной степени одарены, бессмертные души равны. Бессмертие равняется бессмертию, бессмертное существо равно всем прочим бессмертным существам. Христианская концепция всеобщего равенства, заключающегося в равной близости к Богу, основывалась на вере в бессмертие человеческой души – в равном бессмертии всех душ всех людей. Альтхамер в своих интервью и работах постоянно возвращается к этой вере – даже если бессмертие души понимается независимo от всех христианских обещаний спасения. В одной из бесед с Артуром Жмиевским Альтхамер говорит: «Меня всё время преследует ощущение вневременности и бессмертия. Я не боюсь смерти. <…> Я чувствую себя бессмертным. В контексте современного мира это безумие, но я говорю о том, что я думаю и что ощущаю»[74]. В некоторых других интервью Альтхамер также обсуждает возможность отделения души от тела и обмена телами. Он рассказывает, как мечтает, чтобы его душа могла вселяться в разные тела[75]. Возможность сменить собственное тело на искусственно созданное, но такое же смертное и изменчивое тело – это тема, которая регулярно возникает в его творчестве. Собственно, первая его крупная работа – дипломный проект для окончания Художественной академии в Варшаве, где он учился, – представляла собой создание искусственного двойника его собственного тела – двойника, который был выставлен вместе с видео, в котором сам художник убегал и исчезал вдали[76].
Можно сказать, для Альтхамерa бессмертнaя душa – это меновaя стоимость тела: всеобщий эквивалент, позволяющий обменивать одно тело на другое. Иными словами, душа здесь выступает как золото, как валюта. Валюта, разумеется, бессмертна, ведь она полностью абстрактна. Согласно марксистской теории товарного фетишизма, цена предмета не заключается в самом предмете и не зависит от собственных «природных» характеристик предмета: меновая стоимость полностью искусственна. Она не естественная часть предмета, а приложение к нему, поэтому любой предмет может стать товаром, то есть быть заменен другим предметом той же стоимости.
Сегодня, после смерти Бога и заката традиционной европейской метафизики, одна из задач искусства (вместе с экономикой и технологиями) – это создать равенство всех людей: искусственное равенство, основанное на универсальной меновой стоимости человеческих тел. В конце XIX века русский философ Николай Федоров, который не верил в бессмертие души, но хотел всеобщего равенства, выдвинул доктрину, предлагавшую заменить все прошлые и нынешние смертные человеческие тела новыми, искусственно созданными бессмертными телами и посредством техники и искусства политическим и художественным способом восполнить неравномерность распределения природных даров (по совпадению, его проект тоже назывался «общее дело», то есть «Common Task»)[77]. Альтхамера, однако, интересует не бессмертие индивидуального тела, а возможность заменить одно тело на другое, а также стабильность меновой стоимости, которая делает такую замену возможной. Именно здесь становится важным «золотой стандарт». «Золотое человечество» – воплощение и живая гарантия стабильности меновой стоимости людей вне зависимости от каких-либо финансовых или экологических кризисов.
Становится очевидным, что Альтхамер демонстрирует свое «золотое человечество» ныне живущему смертному человечеству не столько как прошлое или будущее, сколько как вечность, в которой прошлое и будущее совпадают. «Золотое
