Максим Калашников - Мировая революция-2.0
Кроме того, умные знают, что империи и национальные государства иногда бывают одним и тем же. Правда, никак не в вышеназванных случаях.
Противопоставить Европе натиску мировой революции-2.0 абсолютно нечего. Разве что воспоминания о былом величии, о давно остывшей пассионарности и толерантные сказки. Да бытовую устроенность, доставшуюся от предков. Нет больше ни викингов, ни отчаянно храбрых конкистадоров, ни шуцманов СС, ни великих инженеров с предпринимателями. Таких, как Изамбар Брюнель или Феликс Турнашон. Ушли в мир теней Васко да Гама и Генрих Мореплаватель, сэр Френсис Дрейк и Бисмарк.
Остались только старые камни и чистые мостовые. Впрочем, это тоже не навсегда. Пока муэдзины не возопят над ее крышами…
Важность «говорильни»
Есть тут еще один момент, читатель. Он — в том, что никто не может сейчас противопоставить философии глобалов ни одного прекрасного и мужественного образа будущего. Никакой философии победы. Никаких идей, исполненных жизни и воли к великому Завтра.
Не считать же таковыми обычную исламскую муть, консервирующую реалии седьмого века и архаику. Или какое-нибудь «анастасийство» — с голым задом на природу, к дикарскому состоянию.
Речь идет о философии и фантазии, друзья. Об умении строить новые миры. Придумывать их — и воплощать.
Русские проиграли именно из-за этого. В СССР — как я ни люблю его за сокрытые в нем потенциальные возможности — это было невозможно сделать. Сначала тебя могли просто расстрелять или сгноить в лагере за твои мысли. Потом — объявить сумасшедшим.
Вы никогда не задумывались над тем, почему становятся реальными сумасшедшие научно-технические или цивилизационные прорывы? Ну, вроде создания атомного оружия/ энергетики, самолета или танков, например? Для этого мало иметь ученых с инженерами. Для этого недостаточно располагать всеми техническими компонентами, каковые достаточно сложить в новую комбинацию, как это было, к примеру, в случае с танком или аэропланом. Нужно еще иметь смелую мысль и пламенную фантазию, для этого надо обладать независимым мышлением и отсутствием трепета перед «авторитетами». Нужно быть уверенным в том, что возможно все, что сказку можно сделать былью, что воображение управляет миром. И что толпа ослов-обывателей, вечно твердящая «Невозможно!» — всего лишь стадо леммингов, с коими можно не считаться. Нужно сперва вообразить принципиально новую технику, какой в начале ХХ столетия были и самолет, и танк. Нужно сначала ПРЕДСТАВИТЬ себе небывалую машину или систему, отбросив прочь стереотипы, и лишь потом — ее научно-инженерно разработать. А для этого требуется раскованный, сильный и независимый ум, плюющий на мнения и академиков, и обывателей.
Вот почему Жюль Верн и Герберт Уэллс — создатели новой реальности в своих книгах — выступают архитекторами-творцами нынешнего мира никак не меньшими, чем Резерфорд, Тесла, Оппенгеймер, Королев или фон Браун. Ибо Верн и Уэллс, равно как и последовавшие за ними титаны научной фантастики, внушили миллионам людей ХХ века веру в возможность творить невозможное, неслыханное, никогда не существовавшее ранее. Танки, самолеты, ядерная энергия, космическая техника, лазеры и компьютеры — все это было создано людьми с раскованным воображением, поверившим в немыслимое и безумное, безудержными фантазерами.
Почему мы верим в то, что в Третьем рейхе создавались летающие тарелки-дисколеты? Почему в 1941 году президент США Рузвельт и премьер Англии Черчилль верили, что Гитлер начал проект по разработке урановой бомбы? Потому что немцы тех времен выступили как безумцы, опрокидывающие все представления о невозможном, как воплотители самых смелых фантазий, верящие в мистическую энергию вриля, в Святой Грааль, в арийство, Шамбалу и космические полеты. Гитлер, делающий ставку на невиданное ранее оружие, на абсолютно новую на тот момент энергию — в это верили. Можно сказать, безумное новаторство Гитлера в войне, экономике и социальной инженерии подтолкнуло США к созданию атомного оружия, заставило и американцев сделать ставку на совершенно сумасшедшее (с точки зрения «нормального человека» тех лет) научно-технические фантазии. Сподвигло на создание того, чего ранее не существовало в принципе. Гитлер, который захватывал чужие аэродромы безумными воздушными десантами (тогда — воплощенной фантастикой), укрепленные форты — брал десантами с планеров, а на Лондон обрушил самолето-снаряды и первые в мире баллистические ракеты, и заставил весь прочий мир поверить в возможность немыслимого. Невольно сообщив ему толчок в развитии неимоверной силы, закончившийся высадкой на Луне, орбитальными станциями, миром электроники, реактивной авиации и АЭС.
Только буйная фантазия писателя Черчилля сделала возможным появление танков в Первую мировую. Ибо профессионалы-генералы эту идею считали чистым шарлатанством. Нужно было сначала поверить в возможность постройки стальной крепости на гусеницах, передвигающейся по полю боя. Да, танк был изображен еще в книге Альбера Робида «Электрический мир» 1883 года, но только воображение государственного мужа (Черчилля) сделала его реальностью.
Мне говорят, что гуманитарии — это отстой, а вот технари — сила. Чушь собачья! Технари, физики, математики без гуманитариев — калеки. Равно как и гуманитарии без технарей. На нас, гуманитариях, лежит особая миссия: мы воображаем новые реальности и показываем их остальным. Философы, писатели-фантасты, футурологи, художники и кинорежиссеры — отнюдь не меньшие творцы прогресса, чем ученые-естественники, чем конструкторы и инженеры. Ибо сначала в 1926 году появляется «Гиперболоид инженера Гарина» Алексея Толстого, а в 1962 году — первый реальный лазер. Сперва атомная бомба возникает в романе Уэллса «Освобожденный мир» 1912 года — и только в 1945 году она обретает научно-техническую плоть. При том, что основоположник ядерной физики, сам гений Резерфорд, до конца жизни считал ядерную энергию утопией! Сначала появляются образы будущего в книгах и фильмах — а потом и реальное будущее. Причем фантазии эти создаются без оглядки на мнение леммингов.
Такова ценность фантазии и независимого, суверенного мышления. И потому, читатель, в успешном государстве философы и футурологи, писатели и художники (в старом понимании этого слова) — не менее важный компонент, чем ученые и технари. Свобода интеллектуального творчества не менее важна, чем промышленные и технологические возможности. Страна, где власть одержима мифами и великими идеями, где эта власть умеет дерзко фантазировать и не боится творить самостоятельно, без оглядки на «лучшие мировые образцы» и на остальных, и совершает эпохальные прорывы. Причем, читатель, не только в науке-технике, но и в политике, и в мировой конкуренции, и в социальной организации.
И именно это предопределяет крах таких квази-государств, как РФ или Украина. Ибо что ждет в них любого, кто предложит совершить нечто неслыханное и невиданное, некую прорывную новацию? Отторжение со стороны чиновников и магнатов бизнеса (такого нет на Западе, и нам это не нужно). Обвинения в лженауке и шарлатанстве. Припоминание Петрика. И массовое издевательство со стороны дуркующей, мерзко хихикающей и все поливающей дерьмом, но удручающе бесплодной умственно интернет-толпы.
Но тут мы несколько забежали вперед. Вернемся пока к истории и покажем, почему погиб Советский Союз.
А погиб он как раз из-за отсутствия фантазии, от неумения думать самостоятельно и от неверия в собственные силы. Вернее, не только из-за этого, но отнюдь не в последнюю очередь — из-за интеллектуальной немощи. И модель этой гибели так же верна для крушения остальной цивилизации. Наша катастрофа стала прологом к нынешним событиям.
В Советском Союзе был великолепный пример маразма системы. Молодой футуролог Игорь Бестужев (будущий Бестужев-Лада) принес в редакцию одного из журналов в начале 60-х свой план победы СССР в холодной войне, образ такой победы. Что он получил? «Приятные» беседы в КГБ и преследования. И стал злым антисоветчиком. А ведь он только хотел сделать то, что на Западе давно делали, рисуя свои образы победы над нами.
Тупая советская бюрократия превратила умного человека во врага, но сама никакого плана победы не создала.
Можно напомнить, как в начале 70-х великого писателя Ивана Ефремова, подарившего миру пленительные образы коммунистического будущего («Туманность Андромеды») просто уничтожали, унижали обысками. На него писали тысячи кляуз. Мол, в его романах нет КПСС, паспортов или прописки.
Для советских бюрократов и официальных политиков вся эта «болтовня» и «фантазии» казались чем-то ерундовым, пустым, неважным. Гораздо важнее казалось число боеголовок, дивизий, миллионов тонн выплавленной стали или произведенного цемента. Вся философия сводилась к мертвящей, вызывавшей зевоту, безнадежно казенной риторике. Все это известно чем кончилось.
