Виктор Кожемяко - Время борьбы
Лично о себе вы рассказали немало. О мыслях своих, чувствах. Особенно в острые, критические, переломные моменты.
Возникает образ человека мужественного, но и ранимого.
Вновь вспоминаете пленум Московского горкома партии, куда вас привезли «прямо с больничной койки и в хорошем партийном стиле топтали несколько часов».
Вы подчеркиваете: «Я не выношу обстановки публичного наскока. Когда бьют с разных сторон, все вместе».
Вот эпизод, связанный со Съездом народных депутатов.
«В тот вечер, 9 декабря, после очередного заседания я вернулся на дачу не поздно. Увидел глаза жены и детей. Рванул в баню. Заперся. Лег на спину. Закрыл глаза. Мысли, честно говоря, всякие. Нехорошо. Очень нехорошо.
Вытащил меня из этого жуткого состояния Александр Васильевич Коржаков. Сумел как-то открыть дверь в баню. Уговорил вернуться в дом. Ну, в общем, помог по-человечески».
Подобные «жуткие состояния» переносить тяжело, что говорить. Но умеете ли вы проникнуться чувством другого человека, если он оказывается в аналогичном состоянии? Можете ли быть терпимым?
Такие мои вопросы не случайны. Вы сами подсказали их своим обстоятельным рассказом об отношениях с разными соратниками.
Интересная деталь. Подбирается кандидат на должность спикера парламента. И на что же вы обращаете внимание прежде всего? «Тогда Хасбулатов казался умным, интеллигентным человеком. И тихим. Главное – тихим».
Значит, это главное...
Подбирается другая кандидатура – председателя Конституционного суда. «Валерий Дмитриевич был одним из членов Конституционной комиссии. Причем – самым незаметным. Самым скромным... Тоже тихий, порядочный интеллигент».
Тихие, послушные, покладистые по первому впечатлению, они на поверку оказались и независимыми, и твердыми.
Но... примечательный у вас на это взгляд. Вот ваш комментарий к одной из напряженных бесед с Председателем Верховного Совета: «Каждый хотел быть лидером (то есть и вы, и он. – В. К.). Меня к этому обязывает, так сказать, служебное положение. А у него, как, мне кажется, это какая-то природная страсть».
Выходит, у вас такой страсти нет? Просто служебное положение вынудило? Да полно, вся книга по существу – это рассказ о борьбе за власть. Хотели вы того или не хотели, но картина получилась однозначная. Властный лидер, склонный к единоличному диктату, не терпит рядом с собой самостоятельных людей. А в случае противостояния, сопротивления может крепко и прицельно бить. Без колебаний.
Характерной показалась мне и история увольнения Егора Яковлева с должности главы телевидения «Останкино». Вроде, как вы оговорились, готовы были «работать с независимым, сильным, талантливым человеком, тем более на таком посту». Ан не вышло. И с ним не вышло. А уж Яковлев-то, будучи главным редактором «Московских новостей», так старался проложить вам дорогу к власти!
И вот – ваши слова: «Единственное, за что себя ругаю, что не нашел времени, а главное, сил, чтобы встретиться с Егором Яковлевым и нормально, по-человечески с ним поговорить».
Написать книгу время и силы у вас нашлись.
Хотя ведь очень нелегкое это дело! Тем более вы и сами, выступая на презентации, признали, что журналистский опыт у вас небольшой. Однако взялись-таки.
В телекомментарии к той презентации прозвучало, что ваша практика написания книг по горячим следам острейших политических событий по-своему уникальна. В мире ведущие политические деятели обычно приступают к мемуарам уже после ухода на отдых.
Впрочем, схожие прецеденты отечественного образца вспоминаю. Книгу Собчака, например. Или книгу, которая вышла вскоре после августа 1991 года и авторами которой значились тогдашний генпрокурор Степанков и его заместитель Лисов. По какому-то совпадению издание ее осуществила тоже редакция журнала «Огонек». Как и обеих ваших книг.
Чтобы читатели знали, насколько можно доверять всем свидетельствам и оценкам, содержащимся в книге, как вашим собственным, сообщу, а в издательствах это хорошо знают, что нынче руководители государственного масштаба далеко не всё, что произносится и печатается от их имени, пишут собственной рукой. Это раньше...
Ну, русские цари в большинстве своем книг не писали и не издавали. Разве что Екатерина Великая. Под псевдонимами.
Был еще Великий князь Константин Константинович. Этот писал и стихи талантливые, и романсы, и пьесы и подписывал К. Р.
Был Ленин. Так после него целое хранилище рукописей собрали, странно было бы заподозрить, что хоть одну свою речь или служебную записку он писал не сам.
Сталин? Безусловно все напечатанное за его подписью было написано им лично.
Вот Хрущев... Он, конечно, многие речи произносил экспромтом, а мемуары свои, став пенсионером, наговаривал на диктофон.
Вы в своей книге употребляете словечко из лексикона американской администрации: «спичрайтер», то есть «писатель речей».
«Я сразу попросил соединить меня с Илюшиным. Ночью к работе подключился Шахрай, спичрайтеры. Над моей короткой речью, кроме меня, трудились еще четыре человека».
«Мне помогали спичрайтеры Людмила Пихоя и Александр Ильин, мой первый помощник Виктор Илюшин, Сергей Шахрай и член президентского совета Юрий Батурин».
Я уже хотел было завершить свои вопросы и просьбы, да попался на глаза номер «Комсомольской правды» от 23 апреля, который я в тот день пропустил. А там – материал о вашей, Борис Николаевич, новой квартире. В новом, так называемом «президентском доме».
Нынче тема привилегий, с которыми вы когда-то активно боролись, вами прочно забыта. Почему – абсолютно ясно. Вашего окружения и всей новой номенклатуры привилегии неизмеримо переросли те, что были раньше. Причем полностью их даже не узнаешь и не учтешь. Где ваш показательный трамвай и районная поликлиника? А новый дом, суперпрестижный и суперкомфортабельный, – вот он, на улице Осенней, в московском районе Крылатское.
Супруга ваша объясняла в интервью той же «Комсомолке», будто необходимость переезда вызвана тем, что по соседству с вами на улице Александра Невского поселился какой-то подозрительный коммерсант. Безопасность ваша оказалась под сомнением. Был еще аргумент, что президенту не хватает просторного зала, дабы у себя дома принимать гостей на государственном уровне.
Что ж, может быть (хотя вон чешский президент Вацлав Гавел, насколько знаю, до сих пор живет в обычной городской квартире). Допустим, вам нужен государственный зал. А семьям двух ваших дочерей, которые получили по 128-метровой квартире в этом же доме?
Такие же элитные квартиры получили и лица из вашего близкого окружения – Александр Коржаков, а также Черномырдин, Ерин, Грачев, Гайдар, Шахрай, Лужков, Барсуков.
А вот назван в «Комсомольской правде» еще Валентин Юмашев: «журналист, редактирующий книги, выходящие из-под пера президента». И он оказался в числе самых приближенных, наиболее облагодетельствованных персон? Я помню фамилию этого огоньковца еще со времен первой вашей книги – «Исповедь на заданную тему». Стало быть, можно ждать дальнейшего продолжения начатой библиотечки?
* * *Как и следовало ожидать, никакого ответа от Ельцина автор этого публичного письма, напечатанного в «Правде», не дождался. А лицо ельцинской и затем путинской власти в самом главном со временем не улучшилось.
Тайные стрельцы
Прошло уже 14 лет после тех роковых, трагических дней октября 1993-го. Однако многое о них так и остается неизвестным. Неужто останется неизвестным навсегда?
В небе предутреннем кровьюзабрезжила высь —Танки на площадь ревущейордой ворвались.
Дальнейшее мы вроде знаем. Видели и слышали если не воочию, то по телевизору.
Огонь, плеснувший из орудийных стволов.
Грохот канонады.
Снова огонь и снова грохот пушечных залпов, методично бьющих по белоснежному зданию, которое на глазах становится черным.
А за его стенами – смерть людей, чья вина лишь в том, что они сохранили верность Основному Закону страны...
Кто же убил их? Кто сидел в танках и вел прицельную стрельбу по законному парламенту, по зданию, где находилось около 10 тысяч человек? Что чувствовали тогда те стрельцы и что чувствуют они сейчас?
Вот этого мы не знаем.
Ни одна газета, даже военная «Красная звезда», не поместила портретов тех, кто собственноручно стрелял в печально знаменитый дом на Краснопресненской набережной. А ведь, казалось бы, герои! Как формулировалось в официальных сообщениях, подавили вооруженный мятеж. Наверное, и награды получили. Какие? Указы тоже не опубликованы. Не появилось в прессе и очерков об этих людях или интервью с ними. Полное молчание. Тайна вокруг.
Был, впрочем, один момент гласности. Газета «Согласие» (скрывшийся под измененным названием «День») напечатала фамилии офицеров Кантемировской дивизии, составивших, как было сказано, добровольческие экипажи, стрелявшие из танков по Дому Советов. Однако насколько точны и полны эти сведения? Ведь оппозиционным газетам списки из Минобороны, да еще такого рода, не предоставляют.
