Журнал Русская жизнь - Добродетели (ноябрь 2008)
И я поехал на Колыму. Был командирован для оказания помощи вновь организующемуся советскому хозяйству, говоря языком документов. Жена уперлась: «Всех денег не заработаешь! Оставайся в Москве». Уговорил я свою Зою, поехали мы.
Колыма-2
300 километров от Магадана. Вечная мерзлота. Двести километров на Запад - шахтерский городок. Еду возят самолетами, жрать людям нечего, а если и бывает, то не на что: золотые получаются помидоры, брильянтовые огурцы, мясо и птица - из области фантастики. Неплохой простор для работы, да?
Знаете, кто живет в Магаданской области? Докладываю: бывшие зэки, оставленные на поселении, бывшая вохра и военнослужащие. Я, слава Богу, умел с ними разговаривать - все-таки лагерное прошлое сказывалось. Всякое бывало. Иду как-то мимо теплицы и слышу: «Что ты мне указываешь? Ты кто такая? Забыла как в м…де моей ковырялась?» Захожу, спрашиваю в чем сыр-бор. А это зэчка бывшая со своей охранницей бывшей лагерной поссорилась, с вохровкой. При Сталине одна сидела, другая сторожила, а теперь обе в колхозе у меня работают.
Ну я, слава Богу, умел с ними разговаривать. Попадались ведь среди них и политические. Был у меня скотником, к примеру, бывший штурман дальней авиации. Подходит он ко мне как-то после совещания и говорит: «А знаете ли вы, председатель, вашу мать, что я вам могу сейчас лекцию по диалектическому материализму прочитать?» А я ему - вашу лекцию я послушаю на досуге, а в судьбе вашей не виноват, и пойдемте-ка работать. С тех пор он меня зауважал как-то. И с ножами на меня кидались, и под дулом я сидел, бывало. Люди-то разные.
Всякое бывало. Меня люди любили - я за три года превратил свое хозяйство из дотационного в рентабельное, зарплату людям платил, разрешал рабочим самим нанимать себе подмогу. Старатели ко мне просились - надоело золото мыть, давай мы у тебя на земле поработаем! Шахтеры наши, соседи, хотя бы кушать стали по-человечески.
И вот тут-то случилась закавыка. Регион дотационный? А как же, вечная мерзлота! Отчетность по целой области смотрят - батюшки, да у вас тут вон как хорошо все. Бац, и срезают нам дотацию. Можете себе представить, какую злобу на меня соседние хозяйства затаили - подкузьмил, мол, сука московская! На меня даже уголовное дело завели - за незаконное строительство котельной.
Съездил я в Москву на несколько месяцев, думал, ну к черту эти интриги. Одно предложение - мраморные лестницы, другое - мраморные лестницы. Скоро опять заскучал по Северу и вернулся, на то же место. За время, пока меня не было, совхоз мой свалился обратно в яму, к моему приезду план был недовыполнен. Пришлось срочно рукава засучивать и за работу браться. И вот тут, друзья, началось такое, по сравнению с чем все это зэчье с ножами - просто цветочки. Потому что самые беспредельщики - они тогда сверху сидели.
Для начала меня чуть не сделали региональным председателем комиссии по госприему объектов народного хозяйства. Я посмотрел, а они птичник сдают бракованный, а если дело вскроется - верная тюрьма. Я отказался. Тогда на меня навесили приписку. Я не знаю, какими вы помните брежневские годы, а тогда боролись с приписками по-сталински, прямо скажем. Боролись так: свыше 50 рублей - заводилось уголовное дело, свыше 100 000 - ставили к стенке. К тому моменту двух замечательных аграриев, председателей колхозов Белоконя и Худенко, одного замучили в тюрьме (инвалида войны на протезе), другого довели до слепоты и оставили умирать без пенсии. В первой половине года ко мне приехал первый секретарь Магаданского обкома КПСС Мальков. Помню, вышли мы его встречать, стоим у доски почета, а он вместо «здрасте» пальцем так ковырнул по-хозяйски, где было написано в две строчки «…Такой-то такой-то / Герой Соцтруда…» и говорит - что же у тебя безграмотные все такие, запятую некому поставить? Я тогда озлился, а надо было прочувствовать, что вот она, опала настоящая подошла.
За первую половину 1980 года ко мне приехало 15 проверок. Городской ОБХСС, областной ОБХСС. Сначала искали эту самую сотню, когда не получилось - искали уже хотя бы полтинник. Чтобы хоть как засадить. В какой-то момент сердце не выдержало, и я слег в больницу с инфарктом. Как только вышел - мне несут копию моей трудовой. А там увольнение по статье. Как так? А вот так. За финансовые нарушения.
Поехал я со всех бед к областному прокурору Винокурову. Говорю - что мне делать-то? Он говорит - собирайся и уезжай в Москву, иначе тебя убьют. Я в областной КГБ, лейтенант, как сейчас помню, Орлов - как так, что можно сделать. Он смотрит на меня и говорит: «Юрий Александрович, уезжайте отсюда немедленно». И, видно, оба что-то знали, чего мне не говорили, - облпрокурора просто убили скоро. Мы бежали, как семья Лота, - если бы оглянулись, превратились бы в соляные столбы.
Тунеядец
Это сейчас все равно - потерял трудовую, заводишь новую. А я, представьте, уже в годах, возвращаюсь со статьей и без трудовой. Куда меня теперь возьмут, в министерство? Ко мне в эту квартиру, где мы разговариваем, аж до 1990 года милиция приходила, проверяла как тунеядца. Меня, кормившего половину Маганданской области и дававшего работу сотням людей? Это при том, что по новой трудовой я уже работал начальником зообазы на Центрнаучфильме; спасибо, взяли меня по специальности, добрые люди.
Это, наверное, личное что-то было. Кто меня травил, мне примерно понятно, а вот другое не могу взять в толк. Я на пенсию вышел только восемь лет назад, когда мне было уже без пяти минут семьдесят. Из-за увольнения этого поганого я не добрал до стажа, и мне даже базовой пенсии теперь не положено. Вроде Брежнев помер давно, другие времена, другая власть, все другое - но сколько я ни ходил в собес, сколько ни пытался доказать, что я заработал чуть больше тех грошей, которые мне платят, ничего никого не убеждает. И я ведь после своей пересылки и зоны не убивать пошел и грабить, а страну снабжать и людям работу давать. Я партбилет у станка получил и людей кормил всю жизнь, чтобы она со мной вот так.
Я каждое свое слово документами подтвердить могу - если это, конечно, хоть кого-то интересует.
Записал Алексей Крижевский
* ГРАЖДАНСТВО *
Евгения Долгинова
Мальчики и матери
Чадолюбие
I.
Татьяна с сыном ушли ловить рыбу, объяснил молодой человек. Спрашиваю: «Вы кем ей будете?» - «Сожителем!» - гордо ответил Володя. Он надел сапоги, и мы пошли за Татьяной через большой, с аккуратными постройками, двор крупного фермера Карсакбаева, - чистый, выстланный свежим сеном двор. Володя хвалил пруд, устроенный на задворках, и хозяина, который пускает ловить рыбу; приветливо улыбались работницы с граблями, золотилось сено, меня задержала баба Катя - старая казашка с высоким сооружением на голове, сложенным из оренбургских платков: вы кто да откуда, - поселок Южный стоит на отшибе, и о каждом приезжем принято любопытствовать.
Вернулся Володя: «Не пойду, сказала! Сами уговаривайте». Я прошла по узкой плотине, поздоровалась с детьми, - чуть дальше сидела на камне женщина смутного возраста в детской вязаной шапке с помпоном. Сидела, ссутулившись, угрюмо смотрела в воду. В красном ведре плескались два ратана.
«Я устала очень, - глухо сказала она, не повернув головы. - Меня в районной газете каким-то маньяком выставили. Зачем, я не понимаю, я не верю никому». Я заныла про две тысячи километров между Москвой и Магнитогорском и что не все журналисты сволочи. «Вы поймите, - повторила Татьяна, - я очень устала».
Вздохнула, поднялась и начала сворачивать удочку.
II.
«Не знаю, как вам добраться. Двадцать хижин на отшибе и плохая дорога», - сказал районный прокурор Катков. Оказалось не двадцать, а все семьдесят, но в поселок Южный действительно не ходит рейсовый транспорт, только школьный автобус. Дорога - грунтовка. Как же вы до райцентра добираетесь? - спрашиваю жителей. Пешком до совхоза, а там маршрутки. - Но до совхоза двенадцать километров?! - Да пешком, пешком, - или за сто пятьдесят рублей подвезут. Это если они есть, сто пятьдесят. На Южный нет даже указателя, и мы с водителем поначалу пропустили поворот и проехали по прямой лишних пятьдесят километров.
16 августа в Южном произошла двойная трагедия: 17-летний Витя Ч. изнасиловал (или пытался изнасиловать, - как ни странно, до сих пор нет четкого представления) 7-летнего соседа Сережу, в тот же вечер Татьяна, мать Сережи, подожгла дом, в котором сгорела 47-летняя Роза, мать Вити и еще четверых детей, которых, слава Богу, в тот момент дома не было. Подожгла, подперев дверь поленом, убедившись, что Роза находится в доме. Заголовки уральских СМИ пестрят словами «вендетта» и «суд Линча», идет следствие, Витя в СИЗО. Татьяна - подозреваемая в умышленном убийстве, ей грозит от 6 до 15. Пять дней она отсидела в ИВС, потом отпустили под подписку о невыезде, как мать ребенка-инвалида, ранее не привлекавшуюся, не состоящую, имеющую положительные характеристики.
