Константин Пензев - Князья Рос: Арийская кровь
Иордан описывает гуннов схожим с Марцеллином образом: «Может быть, они побеждали их не столько войной, сколько внушая величайший ужас своим страшным видом; они обращали их [аланов] в бегство, потому что их [гуннов] образ пугал своей чернотой, походя не налицо, а, если можно так сказать, на безобразный комок с дырами вместо глаз. Их свирепая наружность выдает жестокость их духа: они зверствуют даже над потомством своим с первого дня рождения. Детям мужского пола они рассекают щеки железом, чтобы, раньше чем воспринять питание молоком, попробовали они испытание раной. Поэтому они стареют безбородыми, а в юношестве лишены красоты, так как лицо, изборожденное железом, из-за рубцов теряет своевременное украшение волосами» (Иордан. О происхождении и деяниях гетов. / Пер. Е. Ч. Скржинской. Спб., Алетейя, 1997).
И в этом описании нельзя найти ничего такого, что могло бы натолкнуть на мысль о принадлежности гуннов к монголоидной расе7. На каком основании историки причисляют известия Марцеллина и Иордана к фактам, подтверждающим эту принадлежность, для меня остается совершеннейшей загадкой.
По этому же поводу недоумевал и Д. И. Иловайский: «Теперь, когда начинаешь пристально всматриваться в сочиненную французом Дегинем и поддержанную немцами туранскую теорию гуннов, то удивляешься даже, как могла эта теория столь долгое время господствовать в науке при своих шатких основаниях» (Иловайский Д. И. Начало Руси («Разыскания о начале Руси. Вместо введения в русскую историю»). М.: Олимп; ACT, 2002.).
Анекдотично, но факт: в XIX веке многие историки, как русские, так и зарубежные, с полной серьезностью утверждали, что гунны не могут быть славянами, поскольку славянам не свойственны грубость и жестокость.
Тот факт, что среди племен, выступавших в союзе с гуннами, были и славяне, не подлежит никакому сомнению. Это следует и из сообщений того же Иордана (см. Приложение 5) и Приска Паннийского (Приложение 8, см.: Приск Панийский. «Сказания Приска Панийского» / Г. С. Дестунис. СПб., Императорская Академия Наук, 1860).
Прокопий Кесарийский (между 490 и 507 — после 562), описывая славян в середине VI века, сообщает: «Образ жизни у них, как у массагетов, грубый, без всяких удобств, вечно они покрыты грязью, но по существу они не плохие и совсем не злобные, но во всей чистоте сохраняют гуннские нравы» (Прокопий Кесарийский. Война с готами. О постройках / Пер. С. П. Кондратьева. М.: Арктос. 1996; http://www.vostlit.info/).
Здесь следует напомнить слова Рубрука: «Язык русских, поляков, чехов (boemorum) и славян один и тот же с языком вандалов, отряд которых всех вместе был с гуннами, а теперь по большей части с татарами, которых Бог поднял из более отдаленных стран…» (Гильом де Рубрук. «Путешествие в восточные страны» / Пер. А. И. Малеина. М., 1957).
Повторим также слова из «Деяний архиепископов гамбургской церкви» Адама Бременского: «Схолия 116. Даны-варвары именуют Руссию Острогардом, из-за того что она расположена на востоке и, как орошаемый сад, изобилует всяческим добром. Ее также называют Хунгардом, так как изначально там жили хунны» (Цит. по: Из ранней истории шведского государства. М., 1999; Латино-язычные источники по истории Древней Руси. Германия IX — первая половина XII вв. М.-Л., 1989).
Интересно, что если Симокатта сообщает о верованиях тюрков: «Тюрки превыше всего чтут огонь, почитают воздух и воду, поют гимны земле, поклоняются же единственно тому, кто создал небо и землю, и называют его богом», то Прокопий Кесарийский о верованиях славян сообщает следующее: «Они считают, что один только бог, творец молнии (выделено мной. — К.П.), является владыкой над всеми, и ему приносят в жертву быков и совершают другие священные обряды. Судьбы они не знают и вообще не признают, что она по отношению к людям имеет какую-либо силу, и когда им вот-вот грозит смерть, охваченным ли болезнью, или на войне попавшим в опасное положение, то они дают обещание, если спасутся, тотчас же принести богу жертву за свою душу; избегнув смерти, они приносят в жертву то, что обещали, и думают, что спасение ими куплено ценой этой жертвы. Они почитают реки, и нимф, и всякие другие божества, приносят жертвы всем им и при помощи этих жертв производят и гадания» (Прокопий Кесарийский. Война с готами. О постройках / Пер. С. П. Кондратьева. М., Арктос, 1996; http://vostlit.info/).
А вот что сообщает о гуннах Мовсес Каланкатуаци (см. Приложение 4) в VII веке8: «Преданный сатане, народ этот, охваченный заблуждением древопоклонения (выделено мной. — К.П.), по северной (выделено мной. — К.П.) холодной глупости своей вздорные и ложные верования, скверные языческие обряды свои считал выше [других]. Если громогласное огненное сверкание молнии, обжигающее эфир, поражало человека или другое животное, то они считали, что это жертва, посвященная богу Куару, и служили ему. И еще почитаемому ими идолу какому-то, огромному и безобразному богу Тангри-хану, которого персы называют Аспандиат, приносили в жертву коней на кострах» (Мовсес Каланкатуаци. История страны Алуанк / Пер. Г. Смбатяна. Ереван: Матенадаран, 1984).
Но поклонение деревьям, в частности, священным рощам, свойственно лесным народам, а не степным. Упоминание о Тангри-хане позволяет отнести описываемых Мовсесом Каланкатуаци гуннов к тюркам, но это упоминание встречается в тексте всего лишь один раз, а далее речь идет только об Аспандиате.
В общем, следует признать, что в приведенном описании армянского автора присутствует целая смесь языческих верований. Здесь мы имеем дело или с собранием различных народов, или с некоторой некомпетентностью Мовсеса Каланкатуаци относительно различных направлений язычества. Для христианского автора этот недостаток вполне объясним.
Тем не менее есть некоторые нюансы. Переводчик Мовсеса Каланкатуаци применяет этноним «гунны». Но так ли он звучит в оригинальном тексте? Согласно А. П. Новосельцеву данный этноним звучит «хоны» (см.: А. П. Новосельцев. Хазарское государство и его роль в истории Восточной Европы и Кавказа; http://www.tuad.nsk.ru/~history), утверждать о том, что это, безусловно, гунны, следует с определенными оговорками.
Кроме того, в приведенной Мовсесом Каланкатуаци картине языческих нравов «хонов» (Приложение 4) есть вполне конкретное описание «тризны» — военных игр во славу усопшего вождя. «Тризна» — исконный славянский обычай, и само это слово славянское, вовсе не заимствованное. Брокгауз и Ефрон об этимологии данной лексемы сообщают: «В древних памятниках церковнославянского языка «тризна» употребляется в смысле: битва, состязательное поприще, тризновати — сражаться, тризньник — сражающийся, борец, в рукописных беседах Иоанна Лествичника оно значит: подвиг, в новгородском словаре XV в. «тризна» переведено «страдальство», «подвиг». По-чешски тризнити — бить, тризновати — бить, но и насмехаться (наше: трунить); в глоссах к галленскому словарю «тризна» — синоним похорон и жертвоприношений умершим; по-словацки тризнитися — веселиться, тризнити — вести речь, беседу. В древне-литовском triesti — ристать, triesina — скачка, ристание».
Почему в словацком языке «тризнитися» еще обозначает «веселиться» так же понятно, поскольку выше я уже говорил, что у славян был обычай веселиться на похоронах, потому что покойный ушел из мира скорби и печали, т. е. «отмучился».
Любопытно, что обычаи, подобные «тризне», существовали также у гиляков (нивхов), народа Российской Федерации (5,1 тыс. чел., 2002 г.), коренного населения низовий реки Амур в Хабаровском крае (2,4 тыс. чел.) и острова Сахалин (2,4 тыс. чел.). Здесь у нас есть чрезвычайно интересный момент истории, и о нем мы будем говорить ниже. Сейчас же следует сказать, что нивхи не есть чисто тунгусский народ, а есть результат смешения байкальского и айнского компонентов. Они образуют локальный расовый комплекс — амуро-сахалинский антропологический тип. Но и это еще не все — нивхский язык занимает изолированное положение по отношению к языкам других народов Амура.
Тот, кто хоть сколько-то интересуется историей, должен при слове «айны» несколько насторожиться.
Айны живут еще и в Японии, на Хоккайдо, (20 тыс. человек, 1992 г.), и изначально айны вовсе не были монголоиды, а генеалогические связи айнского языка не установлены, во всяком случае, так обычно утверждается в справочной литературе, и я догадываюсь, почему они не установлены и никогда установлены не будут.
Так вот. У нивхов «в дни медвежьего праздника, устраиваемого в виде поминок по умершим, происходят бега на собаках, фехтование, борьба и всякие другие игры, точно так же во время летних и весенних поминок по утопленникам и задранным медведями» (Брокгауз и Ефрон см. «Тризна»).
Следует также отметить, что в подробном описании Геродотом погребальных обрядов северопричерноморских скифов упоминание о тризне отсутствует — потому что у этих скифов ее попросту не существовало, а иначе бы столь яркий обычай Геродот обязательно описал. А вот у фракийцев «тризна» являлась частью погребального обряда. И здесь следует слова Геродота процитировать ещё раз: «Погребальные обряды богатых фракийцев вот какие. Тело покойника выставляют на три дня. При этом закалывают жертвенных животных всякого рода и после погребальных воплей устраивают тризну. Затем тело сжигают или иным способом предают земле и, насыпав курган, устраивают различные состязания. Высшие награды назначаются за единоборство, смотря по важности [состязания]. Это погребальные обычаи фракийцев» (Геродот. История в девяти томах. М.: Ладомир, ACT, 1999).
