Константин Пензев - Князья Рос: Арийская кровь
Попробуйте организовать по-другому. Не получится.
Посему, когда я читаю книгу «История народа хунну» весьма уважаемого мной Льва Николаевича Гумилева, я иногда глубоко задумываюсь над некоторыми его рассуждениями о социально-экономическом устройстве хуннской «империи».
Где же находилась столица хуннского шаньюя?
Непонятно.
Далее. Куда приезжали хунны-кочевники обменивать продукцию животноводства на земледельческую и ремесленную?
Шаньюй в первую очередь должен был установить контроль над торговыми и ремесленными центрами. Л. Н. Гумилев сообщает: «Большие подати платили богатые земледельческие районы оазисов Восточного Туркестана (И. Бичурин (Иакинф). Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена. T. II. С. 170.). Оттуда же, по-видимому, хунны получали железное оружие, так как его изготовлением славились тангуты, обитавшие около озера Лобнор, в княжествах Жокянь и Лэулань (Шань-шань)» («История народа хунну». М.: ACT, 2004).
Однако упоминаний о доходах хуннов от торговли у Л. Н. Гумилева нет. А ведь именно эти доходы регулярны и. не требуют организации постоянных военных кампаний с риском для жизни. Короче говоря, «кочевые империи», как их рисуют многие историки, предстают перед читателем довольно странными организациями.
Между тем, у тех же «кочевых» моголов столица была. Называлась она Каракорум, упоминание о ней имеется во многих источниках.
Марко Поло сообщает: «Город Каракорон (Каракорум) в округе три мили, им первым овладели татары, когда вышли из своей страны».
Заметьте, первым делом татары организовали себе столицу, захватив, следует полагать, достаточно крупный торговый центр. Они его не строили сызнова, а воспользовались уже имеющимся. А положение торговых центров обусловлено географией торговых путей. Вообще для государства народ представляет собой только источник податей и рекрутов, и кочевой народ в этом смысле представляет собой известное неудобство. Поэтому, для успешного функционирования «кочевой империи», аппарату ее управления следует в первую очередь установить контроль над торговыми путями и центрами.
Какие-то рассуждения о военных набегах как источниках систематического получения средств выглядят несколько утопически. Война — это риск для жизни, и на военные мероприятия решаются в случае крайней необходимости.
Итак, где же располагалась столица «державы хуннов»? Стоит признать, что хуннское государство не представляло собой чего-то необычного, какого-то специфического «кочевого» образования. Во время правления Лао-шань-шаньюя некий евнух Юе, прибывший к нему в составе посольства из Китая, перешел на его сторону. «Юе научил шаньюевых приближенных завести книги, чтобы по числу обложить податью народ, скот и имущество» (И. Бичурин(Иакинф). Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена. T. I. С. 58.).
Ну и, наконец, мы получаем важнейшую информацию: «…они (хунну. — К.П.) получили то, к чему стремились: по договору 152 г. были открыты пограничные рынки для свободного обмена и, сверх того, шаньюю была отправлена в жены китайская царевна с большой данью. 152 год был кульминационным пунктом хуннского могущества» (Л. Н. Гумилев. История народа хунну. М.: ACT, 2004).
Бог с ней, с китайской царевной, открытые рынки — вот что главное. Здесь мы отвечаем на вопрос заданный выше, — куда приезжали хунны-кочевники обменивать продукцию животноводства на земледельческую и ремесленную? С 152 года — в пограничные районы Китая.
О какой же «империи» хуннов тут можно говорить? Здесь мы элементарным образом имеем дело не с самостоятельным государством, а, фактически, с животноводческими провинциями Китая, во всем зависящими от него. Такой же животноводческой провинцией была для древней Руси Половецкая степь.
Кстати, было бы неплохо разъяснить следующую фразу из «Исторических записок» Сыма Цаня: «В настоящее время [сюннуский] шаньюй вернулся на старый путь, он думает о покое алтарей духов земли и злаков, заботится о получении выгод его народом и сблизился с нами» (Сыма Цянь. Исторические записки / Пер. Р. В. Вяткина и В. С. Таскина. Т. 2. М.: Восточная литература, 1975).
Не правда ли, странные алтари у хуннов, если принять на веру то положение, что хунны — кочевники? При чем тут, собственно, духи земли и главное, злаков? Как-то все это не соотносится с представлениями о кочевниках.
Где же находились собственно хуннские земли?
Л. Н. Гумилев на этот вопрос отвечает следующим образом: «…собственно хуннские земли в Иньшане…»(«История народа хунну». М.: ACT, 2004).
В Цяньханьшу, гл. 946 говорится: «Известно, что по северной границе до Ляо-дун лежит хребет под названием Инь-шань, простирающийся от востока к западу более чем на 1000 ли. Сии горы привольны лесом и травою, изобилуют птицею и зверем. Модэ Шаньюй, утвердившись в сих горах, заготовлял луки и стрелы и отсюда производил набеги. Это был зверинец его. Уже при Хяо Ву-ди выступили войска за границу, отразили хуннов от сих мест и прогнали их за Шо-мо на север; основали укрепленную пограничную линию и открыли по ней караулы и дороги; сбили внешнюю стену и снабдили ее гарнизонами для охранения. После сего уже увидели на границе некоторое спокойствие. От Шо-мо на север земли ровные, лесов и травы мало, но более глубокие пески. Когда хунны предпринимают произвести набеги, то мало имеют скрытных мест для убежища. От укрепленной границы на юг лежат глубокие горные долины, трудные для прохода. Пограничные старики говорят, что хунны, после потери хребта Инь-шань, не могут без слез пройти его» (Н. Я. Бичурин [Иакинф]. Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена. М.-Л.: АН СССР, Институт этнографии им. Миклухо-Маклая, 1950).
Обратимся к справочным данным. «Иньшань, горы на севере Китая, во Внутренней Монголии, к северу и северо-востоку от излучины реки Хуанхэ. Состоят из ряда хребтов, расположенных кулисообразно (Ланшань, Шэй-тэн-Ула, Улашань, Дациншань) и разделенных долинами. Общая протяженность около 650 км. Высота до 2187 м. Северные склоны хребтов обычно пологи, южные — крутые и обрывистые… В пригребневых частях на южных склонах — горные степи, по ущельям сохранились сосняки и березовые рощи, по долинам рек — заросли лавро-листного тополя, в нижних частях северных склонов — полупустыни» (БЭКМ).
Данный пейзаж, мягко говоря, не совсем похож на бескрайние степные просторы, по которым кочуют племена скотоводов. Конечно, и на горных пастбищах пасут скот, но все-таки…
В «Сю Ю Цзи» («Описание путешествия на запад даосского монаха Чань Чуня» / Пер. П.И. Кафарова. Серия альманахов «Арабески истории». Вып. 2. «Пустыня Тартари») дается следующее описание Иньшани: «В 8-й луне 27-го числа мы прибыли к северной стороне Иньшани… Здесь страна весьма жаркая; винограду множество. На другой день мы отправились на запад, подле реки, и проехали два городка; повсюду были жители; в это время пшеница на полях только что созрела; все поля орошаются водою источников и оттого получают яровое; ибо дожди здесь редки».
Комментатор текста почему-то считает Иньшань Тянь-шанем (!), он пишет: «Серебряные горы, вероятно, нынешний Тянь-шань, Небесные горы». Однако это не столько «не вероятно», сколько невероятно. Чань Чунь выехал в гости к Чингис-хану из приморской провинции Шаньдун и далее Иньшаня он ничего не знает «за Иньшанью я не знаю названий мест». Далее Чань Чунь пишет: «Пришел я из-за Иньшань, за 10 000 с лишком ли…» Напомню, что «ли» это 576 метров, и если Чань Чунь проехал за Тянь-Шань еще 5760 км, то куда он ездил, в конце концов? В Киев? Кроме того, Иньшань это Иньшань, он и при хуннах так китайцами назывался и утверждать, что бедный старик что-то напутал, мы не будем. Чань Чунь и в 72 года сохранял превосходную ясность мысли.
Обратимся за разъяснением к Н. Я. Бичурину: «Инь-шань, древнее (! — К.П.) кит. название гор, которые начинаются в 240 ли от Уратского знамени на северо-запад под монгольским названием Гачжар-ола и тянутся на восток за Гуй-хуа-чен — в обширных отраслях под разными местными названиями. Монголы не имеют общего названия сей совокупности гор» (Н. Я. Бичурин [Иакинф]. Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена. М.-Л.: АН СССР, Институт этнографии им. Миклухо-Маклая, 1950).
Утверждать, что Чань Чунь перепутал Иньшань с Тянь-Шанем, все равно, что утверждать, что византийские историки путали Кавказ с Гималаями. А между прочим, вопрос этот принципиальный. Если говорить прямо, то в комментариях к «Сю Ю Цзи» довольно много сомнительных утверждений.
Однако оставим хозяйственную деятельность хунну, здесь нас больше всего интересует этногеография, а именно — не населяли ли окрестности Иньшаня еще какие-нибудь племена.
