Ростислав Ищенко - Крах Украины. Демонтаж недо-государства
…Конечно, в условиях раскола страны этого недостаточно чтобы власть удержать, но если согласиться отпустить враждебные области, то в своей части можно добиться достаточно быстрой стабилизации. Пока еще «регионалам» безбожно везет. Но ничто не вечно под луной…
Глава 19. Внешняя политика: вариант прорыва из изоляции
Не будет преувеличением сказать, что уже к концу первого года первой президентской каденции В. Януковича Украина вновь оказалась в состоянии международной политической и дипломатической изоляции, примерно в таком же, в каком была в конце правления Ющенко. Даже более глубоком.
Следует иметь в виду, что к 2009-у году нежелательным гостем, как на Западе, так и на Востоке (в частности, в России) стал лично Ющенко. При этом Украина, как государство оставалась, хоть и объектом (а не субъектом) международной политики, но достаточно значимым. И Ю. Тимошенко (Премьер-министр того времени), и В. Янукович (лидер оппозиции) были активными участниками многочисленных встреч и консультаций, проходивших, как в Москве, так и в Брюсселе, а также столицах ведущих государств ЕС. Даже активность Вашингтона на украинском направлении, резко к тому времени снизившаяся, не была все же сведена на нет.
С другой стороны, к концу 2010 — началу 2011 года общение не только с украинским Президентом, но и с Премьером и другими официальными лицами стало все больше ограничиваться нормами только протокольной вежливости. Подавляющее большинство программ и подготовленных к подписанию документов оказались замороженными и в Москве, и в Брюсселе, а США практически перестали принимать активное участие в украинской политике, полостью передоверив эту «работу» Евросоюзу.
Невозможно не заметить, что в период 2011 2013 годов состояние изоляции усиливалось, а сама она становилась плотнее. И в Москве, и в Брюсселе, политики все меньше считали себя связанными нормами дипломатической (протокольной) вежливости и даже формальная (под телекамеры) часть встреч украинских руководителей со своими коллегами все чаще и все больше выглядела как выволочка нерадивого ученика строгим учителем. С представителями украинкой власти прекратили вести переговоры, ограничиваясь лишь повторением условий ультиматумов, которые Украина должна принять без обсуждений, если хочет, чтобы ее проблемы хотя бы обсуждались Брюсселем и Москвой, соответственно.
Не вызывает сомнений, что данное, катастрофическое состояние восприятия Украины на международной арене и отношения к ней, вызвано, в первую очередь, неадекватным внешнеполитическим курсом, избранным руководством страны, во главе с Президентом, который частично по закону, а в большей степени фактически, определяет внешнюю политику страны.
Внешняя политика Януковича вылилась в попытку вернуться к реализации теории многовекторности эпохи Кучмы. Ничего плохого собственно в многовекторной внешней политике нет. Даже наоборот, попытка балансировать между интересами сверхдержав является наиболее внятной стратегией для государств второго и третьего порядков, позволяя им претендовать хоть и на ограниченную, но субъектность в мировой политике. Следует, однако, учитывать, что политика — есть искусство возможного и реализация определенных политических схем возможна лишь в определенные моменты времени (пока открыто соответствующее окно возможностей).
Для Украины окно возможностей, позволяющей проводить многовекторную внешнюю политику закрылось в 1999–2000 гг. в начале второй президентской каденции Леонида Кучмы. Связано это было с началом государственного ренессанса в постъельцинской России, с одной стороны, и уже ясно обозначившимся надрывом США, с другой стороны. Попытка установления мировой гегемонии Вашингтона, опирающейся на военную мощь и «дипломатию доллара» к этому моменту уже провалилась, но США еще не желали признать поражение, они все еще были объективно сильнейшей военной державой, превосходящей по мощи вооруженных сил весь остальной мир вместе взятый. США все еще пытались последним сверхусилием выиграть «холодный мир» так же, как они выиграли «холодную войну».
В этих условиях столкновение интересов России и США в третьих странах стало неизбежным. Особый интерес, с точки зрения интересов Вашингтона, представляла постсоветская периферия («ближнее зарубежье» по российской терминологии). До начала 2000-х «ближнее зарубежье» по умолчанию признавалось сферой не исключительного, но преимущественного российского влияния, обеспечивая ослабевшей Москве буфер, отделяющий ее от расширившегося, вопреки обещаниям, НАТО. Однако в начале 2000-х Россия постепенно начала активизироваться, превращая свое формальное влияние в «ближнем зарубежье», во все более отчетливое доминирование. Отсюда, вытеснение России из СНГ должно было унизить Москву, показать ее неспособность противостоять интересам США даже на своих собственных границах, а также окружить Россию «санитарным кордоном» новых американских союзников (а на деле сателлитов) из бывших союзных республик, с явно недружественными русофобскими режимами. Подобные режимы должны были навсегда перевести Россию в разряд третьестепенных региональных держав, связав ей руки бессмысленной борьбой с противоестественной русофобией соседей, направив на эту борьбу ее ресурсы, вычеркнув, таким образом, Россию из глобальной игры.
Период американского наступления на Россию на постсоветском пространстве начинается и заканчивается в Грузии. Бархатный проамериканский переворот 2003 года, названный «революцией роз» дал старт цепи «цветных революций» в СНГ, реализованных по одному сценарию, на американские деньги и под американским руководством. Закончился этот период пятидневной августовской войной 2008 года (или «Войной 08.08.08»), в ходе которой проамериканский грузинский режим потерпел унизительное поражение, а грузинская армия перестала существовать. На самом деле это унизительное поражение потерпел не только и даже не столько Тбилиси, сколько Вашингтон, который не сумел ни защитить своего союзника, ни обеспечить ему способность самостоятельно противостоять России на Кавказе. При этом надо понимать, что вооруженные силы, задействованные в конфликте Москвой и Тбилиси, были сопоставимыми. Россия, безусловно, имела превосходство, но оно не было абсолютным и подавляющим, таким, которое могло бы объяснить исчезновение с поля боя грузинской армии в считаные часы.
Отказ России от введения войск в Тбилиси и свержения Саакашвили стал еще одной пощечиной Вашингтону. Весь мир видел, что Москва могла это сделать, но не захотела. Причем этому есть совершенно практическое объяснение — установление в это время пророссийского режима в Тбилиси было невозможно. В стране не было соответствующих организованных политических сил. А власть, держащаяся на российских штыках, потребовала бы неоправданно большого расхода ресурсов (военных, экономических, финансовых, дипломатических, политических). При этом все равно радикальным русофобам была бы обеспечена общественная (внутри страны) и международная поддержка, как «законной власти оккупированной страны».
А так Саакашвили, которого разгромили, но не стали добивать, до конца своей каденции оказался связанным конфликтом с внутренней оппозицией и перестал быть серьезным фактором политической игры в Закавказье. В то же время часть грузинской оппозиции, учитывая проамериканизм Саакашвили, вынуждена была хотя бы частично (из необходимости предоставить на суд общества хоть какую-то альтернативу самоубийственному курсу президента) сориентироваться не столько на Россию, сколько на необходимость улучшить с ней отношения, перейти от дикой русофобии к взвешенному прагматизму.
В результате, политика США на постсоветском пространстве провалилась. Попытки сдать Саакашвили, заменив его якобы новым, но не менее проамериканским Иванишвили, ни к чему не ведут, поскольку все постсоветские элиты видели — в прямом военном противостоянии с Россией США вынуждены были сдать своего самого преданного клиента. Этот факт не могут не учитывать при планировании дальнейшей политической игры ни в одной из постсоветских столиц. Россия отстояла свое право на постсоветское пространство, как сферу своего влияния.
Однако из событий 2003–2008 годов, в Москве сделали свой вывод. И вывод этот, в первую очередь, гласил, что так называемая многовекторность постсоветских режимов не может гарантировать России необходимый уровень их лояльности. Даже совместные экономические проекты, даже преференции за счет российского бюджета, даже полная зависимость от российского рынка, не удерживают русофобские, так называемые евроатлантические, силы от проведения антироссийской политики, в тех случаях, когда им удается прийти к власти. А их приход к власти становится неизбежен в тот момент, когда Брюссель и Вашингтон оказываются в состоянии сконцентрировать достаточное количество ресурсов для нового наступления на постсоветском пространстве. Альтернативой добровольной сдачи власти постсоветским «оранжевым» является только гражданская война, поскольку «оранжевые» к кровопролитию готовы, и остановить их может только превосходящая сила, готовая не задумываясь лить их кровь.
