церемониальную, чем функциональную роль в управлении большим государством. Его предшественники – Калвин Кулидж и Уоррен Гардинг – тоже были политиками слабыми. И во внутренних, и во внешних делах они участвовали неохотно и поверхностно, чем сильно отличались от трех предыдущих президентов, правивших в прогрессивную эпоху. Принцип тотального невмешательства в экономику страны стал краеугольным камнем политической философии «ревущих двадцатых». Крах на фондовой бирже, массовое банкротство банков, безработица заставили американцев обратиться к правительству страны как к гаранту стабильности. Однако все решения и действия президента Гувера были хаотичными, неэффективными, а в некоторых случаях и контрпродуктивными. Политическое безволие главы государства обернулось для США трагедией. В попытке разрешить кризис он собрал в Вашингтоне крупных капиталистов и обратился к ним с просьбой не увольнять рабочих и не снижать заработную плату. Пользы от таких увещеваний вышло немного, ведь произведенные на фабриках товары перестали продаваться, и никакими разговорами исправить сложившееся положение дел не получалось. Потерпев неудачу, Герберт Гувер немедленно нашел козлов отпущения – ими стали не жадные банкиры и хищные финансисты, а беззащитные мексиканцы, с утра до вечера гнувшие спины на американских полях. Правительство развернуло широкомасштабную кампанию по депортации проживавших в США мексиканцев. В итоге почти 2 миллиона человек отправили в Мексику, причем многие из них являлись американскими гражданами. Иными словами, в стране провели колоссальную этническую чистку. Таким образом президент Гувер намеревался решить вопрос с безработицей среди сельского населения. Затем он ввел тарифы на импортные товары. Это решение обернулось настоящей катастрофой, вбившей последний гвоздь в гроб американской экономики. Иностранные государства немедленно дали симметричный ответ, и мировая торговля рухнула, а ведь американских товаров продавалось за рубеж больше, чем ввозилось в страну импортных. Все предпринятые президентом США меры были исключительно популистскими, политическими и глупыми. Его интересовало, как заглушить недовольство народа сегодня, и мало волновало, что же будет с экономикой завтра. Герберт Гувер, подобно многим другим представителям национальной элиты, имел чуть ли не слепую веру в фундаментальную правильность существовавшей капиталистической системы, а потому вмешательство в нее считал своего рода богохульством. Однако под гнетом обстоятельств, когда ситуация уже вышла из-под контроля, президент Гувер стал предпринимать некоторые меры по вливанию средств в экономику, открыв несколько федеральных программ, – но все это было слишком мало и слишком поздно. В стране бушевал огромный пожар, он же пытался тушить его детской лейкой. Белый дом категорически отказывался платить людям пособия по бедности или по безработице, которые в значительной мере могли бы облегчить положение немалой части населения. Прямые вливания финансовых средств в экономику страны стали бы наиболее эффективными, так как они миновали бюрократический аппарат и адресно помогали бы наиболее нуждающимся. Между тем правящая элита США категорически отказывалась идти на такой шаг по идеологическим соображениям, считая оказание социальной помощи неимущим гражданам чистым коммунизмом. Если начать платить такие пособия, считали они, то люди к ним привыкнут и никогда больше не будут работать, чем подорвут основы государства. К тому же президент Гувер являлся одним из самых ярых сторонников золотого стандарта, что не позволяло увеличить денежную массу в стране. Федеральная резервная система была независимой, но ее руководство не работало в политическом вакууме, а внимательно следило за ходом политической и экономической мысли в государстве. Столь ярая поддержка золотого стандарта президентом сыграла большую роль в том, что ФРС не дала Соединенным Штатам денег, которые были так им нужны. Логика Гувера в этом вопросе была предельно ясной: американские деньги должны быть крепкими, государственный бюджет не может иметь дефицита, а потому разбрасываться деньгами на разного рода вмешательства нельзя. То была логика прижимистого, крайне консервативного фермера, коим по сути своей Герберт Гувер и являлся. Справедливости ради следует сказать, что на тот момент никто не знал, как правильно поступить в сложившихся обстоятельствах. Экономической науки как таковой еще не существовало, и пойти за советом было не к кому. Ирония заключается в том, что Великая депрессия как раз стала толчком для развития экономической науки как отдельной дисциплины. По мере ухудшения ситуации авторитет президента Гувера падал. Его непопулярности способствовал и тот факт, что он начал избегать появлений на публике или заявлений в прессе – казалось, что в Соединенных Штатах президента нет. Гувера считали циничным, бессердечным и крайне ненужным человеком, занимавшим, однако, высшую избирательную должность в государстве. Несмотря на плохую репутацию, он намеревался принять участие в президентских выборах, но летом 1932 года, незадолго до выборов, произошла невиданная в истории страны политическая катастрофа, поставившая на его карьере окончательный крест.
Президент Гувер
Ветераны Первой мировой войны решили напомнить правительству о своем существовании и потребовать от него денег. Традиция выплачивать бывшим солдатам, ушедшим защищать родину, премию – бонус – за потерянное на войне время и упущенные возможности существовала в Америке еще с конца XVIII века. Такую же премию на законодательном уровне пообещали и ветеранам Первой мировой, обозначив при этом одно условие – выплатить деньги должны были в 1945 году. Летом 1932 года десятки тысяч бывших солдат, а вместе с ними их семьи, оказавшиеся в разгар Великой депрессии на улице, решили, что им нечего терять – и отправились в Вашингтон с требованием заплатить им премию немедленно, a не в 1945 году. Абсолютно неожиданно столица США подверглась вторжению отчаявшихся граждан, имевших крайне радикальные намерения. В осаде очутился расположенный в центре города правительственный квартал. Всего в нескольких километрах от Капитолийского холма, за рекой Анакостией, ветераны построили огромный лагерь – самый большой «гувервилль» в США. В трущобах этих царила военная дисциплина, хотя их обитатели оказались на самом дне американского общества. Следуя канонам военной тактики, протестующие, помимо основной базы, начали создавать форпосты на центральных улицах города. Вашингтонская элита была потрясена – ни пройти, ни проехать по улицам города, не столкнувшись с бездомными, обозленными людьми, они не могли. Семнадцатого июня сенат рассмотрел вопрос о премиях и отклонил немедленную выплату средств, после чего политики бежали из города, дабы не отвечать за содеянное. Ветераны пришли в отчаяние. Часть из них, разуверившись в возможности добиться справедливости, покинула город, но большинство осталось – этим людям некуда было идти. В «гувервилле» на берегу Анакостии у них имелись бумажная крыша над головой и надежное плечо товарищей по несчастью. Рядом с Белым домом, конгрессом и правительством поселились десятки тысяч радикально настроенных вчерашних солдат, доведенных до полного отчаяния действиями американского правительства. Каждый день шли манифестации, демонстрации и пикеты. Тем временем тысячи, десятки тысяч людей
